Александр Тюрин

Уроки географии

Непонимание России, географических, природно-климатических, геополитических факторов нашей цивилизации – главный корень русофобии, основа черных мифов о нашей стране. Это ведет к антигосударственной, русофобской индоктринации, неверной оценке прошедшего и неправильному планированию будущего.

1. Мы живем внутри географии

Наша страна пережила две геополитические катастрофы за один 20 век, притом значительная доля вины на тех, кто не видел ее цивилизационной особенности и ценности, и выступили вольно или невольно в роли пособников врага. В первую очередь, надо признать, что нет никакой универсальной схемы с передовыми и отсталыми формациями, или предустановленными передовыми и отсталыми нациями, или историческими и неисторическими народами, которые представлены в западных доктринах, а есть большие пространственно-временные организмы, цивилизации, определяемые конкретными условиями среды, места и времени.

Всякая историческая сущность начинается с географии. Различие цивилизаций было предопределено уже природно-​климатическими и прочими географическими особенностями того или иного региона планеты, где они возникли. У географии ведущая роль в жизни цивилизаций, она определяет их начальные и граничные условия.

Первые цивилизации появились в бассейнах больших незамерзающих рек, разливающих плодородный ил на окрестных полях – Нила, Ефрата, Инда, Ганга, Янзцы. Несколько урожаев в год и транспортная связанность. Эффективное производящее хозяйство, дающее излишки для создания госаппарата, религии, философии, астрономии, математики, литературы, архитектуры, кораблестроения. В некоторых областях, например, философии, эти цивилизации достигли такого уровня, что далее были только перепевы. В европах, тем временем, аборигены еще крошили друг другу черепа каменными топорами в рамках присваивающего хозяйства.

Что интересно, «передовой» Запад отставал от некоторых из этих первых  (Китая, к примеру) вплоть до Нового времени. Компас и секстант-цяньсинбань, многомачтовые корабли с водонепроницаемыми переборками и астрономические навигационные таблицы, порох, ракеты, доменные печи и применение кокса, чугунное литье, производство стали прямым получением из чугуна, бумага, печать, в т.ч. с подвижным шрифтом, фарфор, плантационные с/х культуры (хлопок, сахарный тростник, чай, кофе) – все это появилось там на 500-1000 и более лет раньше, чем на Западе. Кстати, цель у западной колонизации периода великих географических открытий – зацапать богатства того самого Востока, в первую очередьКитая и Индии (мы все помним, как назвали обитателей Нового света конкистадоры – Indios) или создать там плантации с дармовой рабочей силой – рабами, и наконец заиметь то, что имеет богатый Восток.

Римская империя погибла в климатический пессимум, когда с холодными зимами пришли неурожаи и переселения народов, пришел феодализм, который не есть более передовая общественно-экономическая формация, как говорят доктринеры, а деградация, распад больших рынков, натуральное хозяйство, коммендация, когда слабые отдают себя под власть сильных, чтобы как-то выживать, ну и жесткий территориальный контроль мелких паханов (феодалов-рыцарей).  Последствия этого цивилизационного краха Европе удалось преодолеть только 1000 – 1200 лет спустя, вместе с колониальными захватами.

Климатический оптимум IX-XII вв. сместил сроки замерзания рек Русской равнины и открыл балтийско-черноморский и балтийско-каспийский пути для более продолжительной навигации. Что стало началом русского государства, которое можно назвать Русь Речная. (Ныне ледяная Гренландия, как и Шпицберген-Грумант, тогда представали зелеными островами.) Это совпало и с тем, что сарацины прервали торговое общение недоразвитой феодальной Европы с развитой нефеодальной Византией через Средиземное море, в котором одним из важнейших экспортных европейских товаров являлись рабы. (Анри Пиренн. Империя Карла Великого и арабский халифат. Конец античного мира. М., 2011.) Что, естественно, увеличило интерес к водным путям, ведущим в Византию и проходящим через территорию Русской равнины - в том числе у варварских сообществ на побережьях Балтийского моря.

Почти 1200 лет назад на самый восточный берег Балтики, являющийся ближайшей точкой доступа в систему рек Русской равнины – вступила группа лиц, которая оказалась способна дать начало русскому государству и стала правящим домом Земли русской на последующие 750 лет.

А монгольские нашествия начались с многолетней засухи в степях, и монголы пошли, загребая с собой или уничтожая племена и народности по всей полосе евроазиатских степей, заканчивающихся в Паннонии. Применяя инженерные достижения высокоразвитой китайской цивилизации – мощные осадные орудия, пороховые бомбы, качественную оружейную сталь, понтонные мосты и др. В результате на Руси было аннигилировано множество городов, на сто лет прекратилось каменное строительство, черноземы на 300 лет стали Дешт-и-кипчак – местом кочевий, страна была отрезана от мореплавания на Черном море. А на Балтийском, воспользовавшись нашим разорением от степняков и феодальным дроблением, стали господствовать немцы-ганзейцы, снимавшие большую часть прибыли с морской торговли русскими товарами. И сделалось оно из Варяжского моря германским Остзее - собственно, отсутствие нашего собственного судоходства и стало причиной столь длительной паузы в появлении Петербурга. (Новгород никогда не был членом Ганзейского союза, ибо там состояли исключительно немецкие города.) Страна наша оказалась, по сути, в континентальной изоляции, в медвежьем углу, на неплодородных почвах, с коротким сельскохозяйственным сезоном - вдвое меньшим, чем в Западной Европе, с длинными зимами и замерзающими на полгода речными путями, со скованными льдами северными морями, редким населением, и сильно отстала в ряде материальных факторов от хищных западных соседей, хотя, безусловно, и приспосабливалась к тяжелой внешней среде, и развивалась даже в этих условиях, и территориально росла направлением на холодный северо-восток. Кстати, первые антирусские санкции относятся к 1229 году – послание папы Григория IX к готландским, шведским и любекским иерархам с запретом поставлять что-либо русским – в голодный год, между прочим, а первая блокада устья Невы к 1445 - ливонским орденом, тоже в голодный год. Кочевые набеги будут мешать новому освоению потерянных пространств на юге еще почти 600 лет – заметим, что одному кочевнику для прокормления нужно порядка 100 гектаров, а одному земледельцу полгектара-гектар.

Уничтожение европейскими завоевателями развитого интенсивного с/хозяйства доколумбовой Америки, в частности Мексики, массовые убийства и принудительный труд в копях и энкомьендах привели не только к гибели там 90% коренного населения – оно сократилось там с 75 млн. чел (почти столько же, сколько и в Европа) до 9 млн. за последующие 150 лет, но и колоссальному притоку на европейские рынки южноамериканского серебра, с рудников Потоси и Сакатекаса. (Zeiten und Menschen. Paderborn: Schoeningh, 2011) А малая выносливость коренных американцев во время принудительных работ натолкнула европейских колонизаторов на мысль о завозе дармовой рабочей силы из Африки.

Италия, затем Швейцария, Нидерланды поднялись за счет своего географического положения на торговых путях, что вели из богатого Восточного Средиземноморья, где находилась Византия, которой Запад дико завидовал, в бассейн Рейна. Тем же путем пройдут богатства, разграбленной в 1204 Византии и начнется Ренессанс. Потом колониальные богатства из испанских колоний потекут, в значительной степени, по тому же пути в Европу, в том числе южноамериканское серебро.

Плантационное хозяйство европейцев в Вест-Индии потребовало огромное количество выносливой рабской силы, привело и к обезлюживанию Африки, и к возрождению «белого» рабства. А «революция цен», вызванная притоком американских драгметаллов в Западную Европу, вызвала «второе издание крепостничества» к востоку от Эльбы. Паны, магнаты и бароны гнали зерно и прочее сырье из своих имений и фольварков на рынок в обмен на предметы роскоши, им нужны были новые земли и новые крепостные. Половина голландского торгового флота – крупнейшей морской державы того времени – работало на Балтике. Немцы, поляки, шведы вели свой Дранг нах Остен на русские земли, самым печальным эпизодом которого стала Смута начала 17 века, стоившая жизни половине населения московской Руси. Было и еще одно последствие европейской колонизации в Америке. После разрушения интенсивного сельского хозяйства индейских цивилизаций  увеличилось количество кислорода в атмосфере планеты и это еще более понизило среднюю температуру в Малый ледниковый период. Который еще в 14 веке вызвал неурожаи и эпидемии чумы, а в начале 17 века привел в России к гибели посевов на протяжении четырех лет - в июне ездили на санях, -  и наступлению того самого Смутного времени.  Из которого Русь вышла разоренной, разграбленной и бедной. Единственный способ содержать войско, а оно нужно большое, до 200 тысяч на 6 млн. населения в середине 17 в. – прикрепление значительной части крестьян к поместьям воинов. Притом и значительное число помещиков в этой бедной Руси сами пашут землю – особенно на опасном пограничье, где имелись в немалом числе деревни, населенные детьми боярскими с общими полями, выпасами и сенокосами.

Старинные русские земли достались полякам, снова взявшим торговый днепровский Смоленск, и шведам, захватившим уже все Приневье и Приладожье, полностью отрезав Россию от Балтики. Русские и православные карелы с ижорой бегут из оккупированных земель от «цивилизованных европейцев», и русское правительство платит шведам за каждого убежавшего. Шведы богатеют на русских товарах, которые перепродают в Европу. Шведские оружейники как раз совершили военную революцию, введя скорострельную легкую пушку, стреляющую картечью и сопровождающую пехоту в атаках. Шведы вводят эффективную воинскую повинность и систему обеспечения indelta – «поселенные войска», хотя главной системой обеспечения осталось мародерство. Швеция – ужас центральной Европы в Тридцатилетнюю войну; ее войска, выходя со своих балтийских баз, разоряют по 600-800 немецких деревень. Германия теряет от трети до половины населения и дробится на десятки мелких государств, что сыграет огромную роль в ее исторической судьбе (догоняющее развитие, объединение через милитаризацию, «железом и кровью»). А Швеция становится великой державой 17 века, в ее руках устья всех рек на Балтике, лучшая в Европе металлургия, благодаря железорудным месторождениям и гидроэнергии.  Богатая колониальная Голландия много инвестирует в шведских собратьев-протестантов. Швеция даже обзаводится заморскими колониями и начинает вести работорговлю.

В это время великодержавная Швеция создает и мощную пропагандистскую машину, которая производит национал-романтические мифы, в частности о прежнем владении русской землей. (Другая ее придумка - множество древних шведских королей.) Известен год, издание и автор, сочинивший этот миф – по-нашему Петр Петрей, он же Пер Персон де Эрлезунда, в «Истории о великом княжестве Московском» («Regni muschovitici sciographia»), опубликованной в 1614–1615. «…От того кажется ближе к правде, что варяги вышли из Швеции». Заодно Петрей объявил, что Рюрик мог изначально прозываться Erich, Frederich или Rodrich (все эти имена, кстати, в шведском именослове являются заимствованными). Однако опубликованный двумя годами ранее трактат того же Петрея «Краткая и благодетельная хроника обо всех свеярикских и гетских конунгах», фантастически прославляющий деяния шведских конунгов, в том числе повествующий о завоевании ими чуть ли не всей Азии, ни слова не говорит о шведском происхождении Рюриковичей, а лишь скупо сообщает о приходе Рюрика, Синеуса и Трувора из Пруссии. Потом из highly likely шведского мифотворца российские западники состряпают норманнскую теорию.

Историческая граница русской цивилизации (которую я бы назвал Северной, учитывая исключительное ее распространение по просторам северной Евразии) проходит по изотерме января -8° и большая часть её территории уже около 500 лет находится за изотермой января -20°. Русская цивилизация долгое время как бы убегала от Западной. А Западная в античное время не могла преодолеть границу изотермы января 0°, лишь в зрелое средневековье пересекла январскую изотерму -4°, и только в Новое время, с индустриализацией, железными дорогами и накоплением огромных средств от эксплуатации колоний стала забираться в пределы изотермы января -8°. Но если не брать моря, а лишь сушу, то русская цивилизация – самая растущая, самая путешествующая, совсем не слабая. Увеличение её ареала и населения почти в сотню раз за 400 лет, причем там, куда веками никакие другие цивилизации и не пробовали забираться, если не считать грабительских набегов. Наша цивилизация - своего рода машина по освоению пространств Северной Евразии.  За 60 лет мы прошли расстояние от Урала до Тихого океана – и зимой в минус 40° тоже шли, потому что дорога тверже. (А англосаксы по куда более короткому и климатически-приятному пути с Атлантического побережья Америки до Тихого, начав в то же время, прошли только двести лет спустя.) В середине 17 в. на самую большую в мире страну, распростершуюся от Днепра до Тихого океана, приходится всего 100 дьяков и 1000 подьячих. Ее единство держится не бюрократией, не бизнесом и рынком, не удобством транспортных путей – они тяжелые (волоки), сезонные (зимники) и очень долгие. И не войском – от центра страны до ее края пару-тройку лет ему странствовать. А русской идеей, русской верой, которая шире, чем то, что понимается под религиозным культом. Не выдумки Бердяева про «тоталитарное московское царство», а способность постоять и умереть «за други своя», идея необходимого участия всех сословий в государственной работе, исходящая из географических особенностей нашей страны. Так, к примеру, «Уложение о службе» 1556 года четко ставило любое владение землей в зависимость от государственной службы. Территориальному расширению, конечно, способствовали низкая биологическая продуктивность почв, требующая новых земель, и общинная низовая самоорганизация, эффективная в суровых условиях выживания, и сильное государство, должное обеспечить всеобщие условия безопасности, и православная мораль. Она обеспечила вхождение в наше государство многих племен и народностей без тех масштабных мерзостей, что демонстрировала история Запада с ее многочисленными геноцидами.

Типовой русский город, которых немало строили на фронтире с конца 16 века – это прямоугольник со сторонами 200 – 300 метров, который защищен срубами, заполненными землей (тарасы), в этой стене несколько глухих и несколько проезжих башен. Всё деревянное – каменный кремль еще не скоро и не везде, и то если имеется доступный строительный камень поблизости, который тоже был дефицитом. Здесь съезжая изба с выборными от городских людей, приказная и воеводская изба, дом церковного причта, несколько десятков дворов служилых людей, детей боярских, стрельцов. Остальные служилые в слободах уже за городской стеной, которые защищены стоялым острогом из плотно поставленных бревен с горизонтальными скрепами. Город окружают земляной вал и ров, частик (заостренные колья), надолбы, поваленные крест-накрест деревья, для защиты от разнообразных врагов. Далее пригородные и отъезжие поля, где городские жители, в т.ч. служилые, выращивают себе пропитание. Между городами-крепостями валы, засеки, срубно-земляные фортификации, острожки.

И не надо думать, что граница с Диким полем была много хуже, чем границы на востоке, севере, западе. Нашествия и набеги шли отовсюду. Даже там, где и людей почти не было, шведо-финнами в 1590 вырезан полностью самый северный в мире монастырь, Трифоно-печенгский. Русское северное Поморье было залито кровью в Смуту, когда шведы нанимали банды черкасов и поляков для резни и грабежа.

Единственным вариантом развития для Руси является быстрый территориальный рост. Путь на восток, на север, здесь добыча пушнины – единственной нашей валюты. И путь на юг, где идет отчаянное освоение Дикого поля, его черноземов – новые и новые засечные черты, оборонительные линии, крепости; Приговор о станичной и сторожевой службе 1571 года создает пограничную службу с глубиной действия до 400 верст, с далеко выставленными в степь постами-сторóжами и патрулями-станицами, покрывавшими сотни верст,«с коня не сседая». Служилые люди становятся первым населением русского фронтира; они и воины, и пограничники, и крестьяне, и торговцы, и ремесленники – всё в одном флаконе.Освоение Дикого поля дает результат, неурожай и голод уже не могут охватить всю территорию Русского царства – к концу 17 в. освоенная степь уже дает миллион пудов зерна в закрома родины и там проживает 1,8 млн. чел.

У Руси появляется некий жирок, с которым Петр начинает свою модернизацию.

Ак. Л. Милов так характеризует исторические условия нашей цивилизации: «Мобилизационно-кризисный режим выживаемости общества с минимальным объемом совокупного прибавочного продукта».  Государство и община должны обеспечивать всеобщие условия безопасности и выживания, больше некому.

2. Межцивилизационные контакты бывают разными

В Англии нет ни одного пункта, удаленного от незамерзающего моря более чем на 70 километров, и вся элита этой страны выросла из хищных торгово- пиратских сообществ, занимающихся присвоением чужого: средств производства и рабочих сил, ресурсов, результатов чужого труда. Собственно, вся ее история с 16 века – это охота на чужое. Начиная с грабежа испанских кораблей, перевозящих сокровища колоний (рейды «Золотой Лани» королевского пирата Дрейка покрыли все долги английской короны и создали устойчивый фунт стерлингов). Как замечает Фернан Бродель, капитал вырастает из высокоприбыльной дальней торговли (добавим пиратства, работорговли), которая дает до 700-1000% прибыли. Как гриб. И дальше этот гриб прорастает во все и подчиняет своему метаболизму, своему росту. Бродель, один из основоположников мир-системного анализа, считал, что экспансия капитализма была б невозможна без использования соответствующей машины насилия, когда он "идентифицирует себя с государством, когда сам становится государством". Экономическое и внеэкономическое принуждение слиты и неразделимы. Только тогда капитал становится способным к "территориальному завоеванию мира и созданию всесильного и по-настоящему глобального капиталистического мира-экономики". Более того, Бродель утверждал, что капитализм является антитезой рыночной экономике, зоной «противорынка», где господствует право сильного. Отнюдь не свободная конкуренция, снижающая норму прибыли, а монополии и олигополии - цель капитала. Собственно, с использования, а иногда и создания государственного аппарата принуждения, и начинался настоящий капитализм. Как всё многообразие химических элементов появляется из роста атомной массы, так и все аспекты западной цивилизации, начиная от плантационного рабства и работорговли, грабежа колоний, уничтожения сотен племен и народностей, которые снижали прибыльность активов, и, кончая корпоратократией, новомодными ЛГБТ и трансгендерством, появляются из потребностей роста капитала. Капитал является источником власти и подчинения, смыслов, целеполагания.

Представьте себе общество, в котором существует некая группа лиц, что заставляет работать на себя 10% населения, и примерно такое же количество населения потреблять то, что произведено. А спустя двести лет примерно такая же группа лиц заставляет работать на себя 90% населения и примерно такое же количество населения потреблять то, что произведено. Еще двести лет спустя примерно такая же группа лиц заставляет работать на себя 90% населения почти на территории всего земного шара. Западный капитал, пересекая океаны, вторгается в традиционные социумы, ведущее натуральное и мелкотоварное хозяйство, разрушает их внутренний рынок, привычную систему хозяйства и товарообмен, истребляет племена и народности, которые снижают стоимость новых активов. Что немаловажно, за туземным населением не признавалось никакой субъектности, никаких прав на земли; их обитатели фактически считались частью животного мира. Если на этих землях находились какие-то государства, то все туземцы объявлялись собственностью местного «тирана»-правителя. Затем «тиран» уничтожался, а его собственность становилась собственностью колонизаторов. (Забавно, что это колониальный расистский принцип действует до сих. Для Запада нет никакого русского народа с его национальными интересами, есть только «путинская армия», «путинская экономика», «путинские спортсмены», «путинский балет» и т.д.)

Западная цивилизация (с 16 века это, фактически, машина накопления капитала) начинает играть роль центра капиталистического мира-экономики (КМЭ) и методично поглощать другие цивилизации и культуры. Колонизационные процессы - суть Нового времени.  Отсюда наши смуты, реформы, гвардейские перевороты, привилегированная дворянская корпорация, заимствованные идеологии и доктрины, антигосударственные течения, масонство, декабризм, снова реформы, волны террора, революции и т.д. Это всё проблемы контактного характера.

К концу 17 в. Россия напоминала огромного динозавра с медленным метаболизмом, вокруг которого снует много теплокровных хищников с большими челюстями. Для начала надо было победить Швецию, ведущую военную и промышленную державу, балтийского тигра. Победить, чтобы предотвратить прямую колонизацию России Западом, вернуться на Балтику – к мировым торговым путям. На юге выйти в мировой океан было сложнее, для начала надо преодолеть и освоить Дикое поле. Там быстротой и натиском не возьмешь.

Для нового витка борьбы нужна новая мобилизация. У России слабый капитал – на таких пространствах с низкой плотностью населения и низкой интенсивностью хозяйственных взаимодействий он не может быть сильным. Медленно оборачиваются деньги, оборотные средства, медленно идет накопление капитала. Товары идут долгими месяцами, где-то можно проехать только зимой, по зимникам, где-то в начале лета, по воде, пока не обмелело. В демографическом центре страны пустовато с залежами полезных ископаемых. У России перед началом реформ Петра низкий выход прибавочного продукта, ничтожная промышленность, в том числе и потому что мало кто хочет работать на заводах, нет туда перетока людей из с/х сектора; и несколько предприятий, затеянных нашими и голландскими предпринимателями, загибались именно поэтому. Нет пролетариата, нищего экс-крестьянина, согнанного с земли-кормилицы и готового работать за любые гроши у первого попавшегося предпринимателя, чтобы не угодить под плети или на виселицу - как в Англии. В Черноземье накануне петровских реформ поденная плата наемного работника составляла 20 кг зерна, в московском регионе – 10 кг. Никакой тут завод никому не нужен. Тут вспомнят, что Петр начал приписывать крестьян к заводам и мобилизовывать на стройки. Но иного варианта не было. Это было мобилизация в интересах всего государства.

А на Западе шла трудовая мобилизация в интересах капитала, за счет недавнего крестьянского населения. И еще какая, в несравнимо больших масштабах. Фактически насильственное прикрепление к шахтам, заводам и фабрикам. К плантациям и копям в колониях.

Совокупность английских законодательных актов на протяжении трех столетий сводилась к тому, что пролетаризированный труженик, то есть согнанный с земли крестьянин, фактически, является рабом капитала, не имеющим даже права выбора и обязанным наняться на любых условиях в кратчайшие сроки. В случае, если трудящиеся пытались искать более подходящего нанимателя, им угрожали обвинения в бродяжничестве с наказаниями в виде различных истязаний, длительное бичевание, заключение в исправительный или работный дом, где их ожидала порка и труд от зари до зари, а за украденный хлеб или курицу - казнь.

Акт Генриха VIII «о нищих», изданный в 1530-1531, предусматривал, что нищего за сбор милостыни в другой сотне (мелкая территориальная единица) раздевали, приковывали к заднему краю телеги и били на протяжении всего пути через то торговое селение (market town) или какое-нибудь другое место, где производилась экзекуция, "до тех пор, пока тело его (паупера) не будет всё покрыто кровью". После этого окровавленный нищий давал клятву в том, что немедленно возвратится на то место, где родился или проживал до своего наказания в течении последних трех лет, и "там примется за работу, какая ему приличествует". Если нищий не мог или не хотел вернуться к предписанному месту жительства, то наказание повторялось снова и снова.

Писавший в 70-х годах XVI в. У. Гаррисон, ссылаясь на подсчеты итальянского врача Кардана, служившего при дворе Эдуарда VI, сообщил колоссальную цифру воров (то есть согнанных с кормилицы-земли и обреченных на нищенство крестьян), которых казнили при Генрихе VIII: до 72 тысяч. И это в стране с населением, едва ли достигающим тогда 2,5 млн. чел. То есть, 7% мужского взрослого населения казнено. При Елизавете еще больше, 90 тыс. (W. Harrison. The description of England prefixed to the Holinshed's Chronicles, vol.I, 1807, p.186.)

В статуте "о бродягах и упорных нищих" от 1598 к таковым отнесены рабочие, "способные к труду, но праздно шатающиеся и отказывающиеся работать за ту разумную плату, которая им установлена в их местности..." "Каждый такой бродяга должен быть обнажен до середины тела и выше и публично высечен, пока его и или ее тело не будет окровавлено". Затем высеченного высылают в тот приход, откуда он родом. Если неизвестно, где он родился или проживал ранее, то его отправляли в исправительный дом (house of correction), где прежде всего секли; "лениво" работающего держали исключительно на хлебе и воде, приковывали к рабочему месту. Если бродяга снова убегал с того места жительства, к которому он был прикреплен, то его должны были присудить к смерти ("as in case of felony")(Tanner. Tudor Constitutional Documents, 1922, p. 443-444; 485-487)

Согласно английскому закону «о поселении/оседлости» от 1662 г. (действовавшему до начала XIX в.), любой представитель простонародья – а это 90% населения – мог быть подвергнут аресту, наказанию в виде порки и изгнанию из любого прихода, кроме того, где он родился.

И вот оказывается, что "родина свободы" является страной кнута, виселицы, прикреплении и порабощения, в том числе детского: дети, получив бирку с номером на шею, работают в шахтах, таскают вагонетки в узких штреках, где взрослому рабочему не разогнуться. Даниэль Дефо (автор "Робинзона" и огромного числа морализаторских трудов) встречал детей "едва достигших четырех лет, которые могли содержать себя своим трудом".  Так что безмерные похвалы либеральных авторов в честь ранней отмены английского крепостничества сильно натянуты. Нет в Англии свободы передвижения, ограбленного пролетаризованного крестьянина прикрепляют, да только не к земле, которой у него уже нет, а к капиталистам по месту жительства. Вплоть до пожизненных контрактов в шахтах Шотландии.

Высокорентабельной и дармовой рабочей силой для западного капитала становятся африканцы, притом на каждого доставленного на плантации приходится 3-4 африканцев, погибших при отлове и транспортировке (в начале 18 века англичане добились и монопольного права поставки рабов в испанские и португальские колонии в Америке). Для Африки это означало минус 60-80 млн. населения. Дармовая рабочая сила, как я уже писал выше, включает и белых рабов, которые ценятся дешевле черных, потому что быстрее умирают. "Правительство высылало туда (Вест-Индию) осужденных, а позже - пленников гражданских войн. Эти несчастные, а также молодежь, похищенная частными предпринимателями для продажи в рабство на Барбадосе или в Виргинии, зарабатывали себе свободу, если жили достаточно долго..." Торговали белыми рабами прямо на улицах портовых городов. (Тревельян Дж.М. История Англии от Чосера до королевы Виктории. Смоленск, 2001)

В Ирландии (где численность населения была почти такая же, как тогда и в Англии) всё еще жестче, там шли plantations, конфискации земель коренного населения в пользу колонистов-англосаксов, причем с невероятной жестокостью. Согласно Акту малого парламента от 27 сентября 1653 к 1 мая 1654 года ирландцы-католики должны были выселиться поголовно за реку Шеннон, в западное неплодородное графство Коннаут. Кто из ирландцев, к указанной дате, останется по эту сторону Шеннона, будет казнен, как "шпион и враг".  "Гражданская опись", произведенная английским правительством в 1654 свидетельствует: "Массы бедняков кишат во всех частях этой страны, некоторые нередко питались кониной и травой, другие умирали от голода на больших дорогах; много раз бедные дети, которые теряли родителей или были брошены родителями, оставались на произвол судьбы, некоторые из них становились добычей волков и других хищных животных и птиц". В ходе кромвелевского покорения Ирландии полмиллиона ирландцев убито, 100 тыс. продано в рабство. К концу 17 века 80% земли у ирландцев конфисковано. (Афанасьев Г.Е. Судьбы Ирландии. В кн:Записки Новороссийского университета. Т.46. Одесса, 1888)

"Треть ирландской арендной платы тратится в Англии, что вместе с прибылями, пенсиями и прочим составляет добрую половину доходов королевства, всё - чистая прибыль для Англии. Эта арендная плата выжимается из крови, жизненно важных органов, одежды и жилищ арендаторов, которые живут хуже, чем английские нищие", - читаем у Джонатана Свифта в статье "Краткое обозрение государства ирландского".  Земля у ирландцев отнята; всё, что им позволено это, арендованные клочки – чтобы заплатить за аренду уходит почти весь доход, плюс та же барщина, т.е. отработочная рента до 80 дней в год. «На каждые пять акров земли, сдающейся в аренду, выступает 20 претендентов». Лендлорд может в любой момент согнать арендатора и захватить все его имущество, от коровы до собранного картофеля. Прокормиться на таком участке, да и то не полную часть года можно картофелем, но и у него болезни. Это не тот «культурный Запад», который рисовали российские западники от Карамзина до Ленина. Ирландский арендатор хотел бы оказаться на месте русского крепостного. Если нормальный помещик-​крепостник хочет, чтобы его крестьянин жил и работал дальше, то для английского лендлорда главное содрать побольше; если этот арендатор сдохнет, на его место тут же найдется другой.

В относительно плодородной стране Ирландии голод с тысячами смертей стал привычным явлением задолго до знаменитого картофельного голода 1840-х. В "Письмах суконщика" Джонатан Свифт писал, что "все дороги, улицы и двери домов осаждаются нищими женщинами, за которыми следует 5-6 детей, прося и моля прохожего о милостыне", в "Скромном предложении" об ирландцах, которые "продают себя на Барбадос", чтобы рабством спастись от голодной смерти. А его современник, лорд-наместник Ирландии, докладывал в Лондон, что в городских рвах лежат трупы людей, рот которых покрыт зеленью от травы, которой они пытались утолить свой голод в последние минуты жизни. 

Согласно мальтузианским воззрениям, воцарившимся в то время в британском правящем классе, ирландцев просто слишком много на острове, потому они нищие и голодные. И парламентские комиссии, и респектабельные публицисты писали, что Ирландия перенаселена и ее население надо сократить – ну, примерно вдвое, на 4 миллиона человек. И они сделали это.

В самые жуткие годы голода 1840-х (вскоре после принятия «хлебных законов», разрешавших свободный импорт в Британию дешевого хлеба), лендлорды вывозят из Ирландии мясной скот и продовольствие в нарастающих количествах, и сгоняют еще миллион человек с земли. Разоренные ирландские арендаторы вымрут без всякой помощи от правительства. (Curtis Liz. Nothing But the Same Old Story (The Roots of Anti-Irish Racism), London, 1985.)

Только после захвата в 1757 и разграбления самой богатой части Индии - Бенгалии (в 1769-1770 от голода там умирает 10 млн чел, треть населения) в Англии начинается промышленный переворот, в английскую индустрию начинается прилив капитала, приходят необходимые инвестиции и кредиты, позволяющие внедрять новую технику, открываются рынки, позволяющие сбывать большие партии массовых однотипных товаров. Лишь тогда возникают технологии машинного производства, создаются прядильная машина и механический ткацкий станок, начинает внедряться паровая машина.

"Равнины Индии белеют костями ткачей" - сообщает британский генерал-губернатор Бентинк в 1834, через 77 лет после начала английского господства в этой стране -  политики разорения индийских ремесел и превращения Индостана в аграрно-сырьевой придаток Англии. Колонизаторами вводятся запреты производить и экспортировать разные виды тканей, обложение оставшихся видов высокими пошлинами, обязанность сдавать продукцию Ост-Индской компании по ценам, многократно заниженным от рыночных; ну а английские фабричные ткани ввозятся беспошлинно.  Разоренные индийские ткачи бежали заниматься сельским трудом, но там их ждали огромные налоги и разрушившиеся общественные системы ирригации и мелиорации, на поддержание которых колонизаторам было наплевать. Вспышки массового голода на обширных пространствах Индии были постоянными спутниками британского правления в этой стране. Так в 1876-1900 гг. его жертвами стали 26 млн. чел. (Снесарев А.Е. Индия как главный фактор в среднеазиатском вопросе. СПб.,1906)

На начало 20 века средняя продолжительность жизни индуса составляла 23 года, почти в два раза меньше, чем в метрополии. Хотя на момент прихода англичан в Индию в середине 18 века, продолжительность жизни жителей империи Моголов (35 лет) и Англии (34) почти не отличалась.

В Китае население сократилось за 40 лет после опиумных войн, проведенных британскими наркодиллерами, почти на 50 млн. чел. - таков результат свободного ввоза дешевого бенгальского опиума, грабежей, контрибуций, захвата его внешней торговли и таможен англичанами, разложения государства и наступившего хаоса.

Несколько десятилетий в период после наполеоновских войн машинное производство убивало мастерские ручных ткачей и в Англии (их доходы упали в шесть раз с 1795 до 1834). Историк Э. Хобсбаум оценивает число умерших от голода за это время в Англии в полмиллиона человек.(Хобсбаум Э. Век революции. Европа 1789-1848. Ростов-на-Дону, 1999, с.68)

В 1834 (вскоре после формальной отмены рабства в английских колониях) была отменена выдача пособий беднякам, не находящимся в работных домах. Теперь все неимущие обязаны были пройти через каторгу работного дома.

Русский крестьянин имел свое хозяйство, свой надел и свой дом. Английский пролетарий жил вповалку с такими же как он, и работал в тесном «трудовом коллективе». Свобода выбора? «Свободные» трудящиеся Великобритании могли выбрать между поркой, виселицей, голодной смертью и работой по 15-16 часов на жадного дядю.

В колониях переселенческого типа туземное население англичанами просто истреблялось, словно вредные животные, или изгонялось в зоны вымирания. Прямое истребление длилось до начала 20 века, а изъятие детей коренного населения из семей в приюты, где им вымарывали всю традицию, от обычаев до языка, и где далеко не все выживали, до конца 20 века…

Итак, с одной стороны, русская цивилизация, порожденная континентальным климатом и просторами северной Евразии, пробивается к мировому океану, к океаническим транспортным путям. С другой – западная морская цивилизация, ведомая циклами накопления капитала и находящаяся на пике колониальной экспансии, пытается через нее проникнуть в евразийский хартленд.

3. Заимствования гожие и негожие

Царю Петру, чтобы Россия не стала очередной добычей западной колонизации пришлось пойти на множество заимствований. И «окно в Европу» при нем все-таки было мембраной.  Его торгово-промышленную политику можно назвать вариантом меркантилизма, и если русские овладевали какой-то техникой или каким-то производством, то ввоз конкретного товара прекращался.Петр руководствовался при создании регулярного государства философией механицизма, идущей от Декарта. И происходящей от точной механики, особенно часовой, и оптики, в том числе для навигационной астрономии – необходимых для дальних плаваний.

И возникали один за одним крупные производства, Невьянский, Уктусский, Алапаевский, Екатеринбургский железоделательные заводы. С 1712 на Урале появляются медеплавильные заводы. В 1718 в России было уже выплавлено более 650 тыс. пудов чугуна и несколько тысяч пудов меди – на два порядка больше, чем за 20 лет до того. А на далеких Нерчинских заводах началась выплавка свинца и серебра. 13% выплавки приходилось на казенные заводы, 87% на частные, значительная часть которых возникали как казенные. 43% основанных в конце XVII и первой четверти XVIII в. заводов были созданы на казенные средства. В итоге, Россия быстро догнала Швецию по выплавке металлов. Месторождения, что железных, что медных руд находили, как правило, рудознатцы из крестьян. Пушки лили тоже преимущественно русские мастера.

К 1725 в России было 221 промышленное предприятие, из них 86 в области металлургии и металлообработки, производства оружия. Из них сорок крупных. Причем до начала деятельности Петра существовало лишь 10% этих предприятий.

Обратной стороной было то, что Петр произвел резкое упрощение социальной структуры, отказавшись от цветущей сложности прежнего государства. Фактически превратив одну из социальных групп, – воинов, несущих военную службу за поместный оклад – в привилегированный управляющий слой, обладающих всей полнотой экономической, полицейской, фискальной, политической власти на местах. Да, при нем они платили за это пожизненной службой и обязанностью учиться тому, что полезно для службы. Однако после него началась эмансипация высшей части служилого сословия, шаг за шагом, и задолго до приснопамятного манифеста 1762 г. и жалованной грамоты 1785 г., дворянство шло по тем же колеям, что и польская шляхта за 200 лет до того, даже наименование оно получило – шляхетство. Вначале сокращение срока службы, потом полное освобождение от службы (крестьяне будут кормить тебя по-прежнему, а ты можешь валяться на диване или шастать по масонским собраниям), от обязанностей, от ответственности. Вместе с успешными гвардейскими переворотами дворянская власть уже превратилась во власть государственную – Россия все более напоминала польскую шляхетскую республику во главе с монархом, послушно откликающимся на запросы дворянства; то, что Ключевский называл дворяновластием. Соответственно с эмансипацией дворянства падало политическое и социальное значение других сословий, их экономические возможности. Хуже всего, что это сопровождалось культурным разрывом, даже языковым. Дворянство, по сути, превращалось в вестернизированную корпорацию в подчиненной ей незападной стране, отчуждалось от нее. Его праздность сопровождась быстрым впитыванием модных западных веяний – сегодня мы называем их «повестками» – которые приходили в Россию как эпидемии. У русского образованного класса не было никакого иммунитета от них: масонство, либерализм, консерватизм, гегельянство, позитивизм, марксизм и так далее, в том числе западные национал-романтические мифы, готицизм, норманнизм.

Достоевский определяет: «Тут главное, давнишний, старинный, старческий и исторический уже испуг наш перед дерзкой мыслью о возможности русской самостоятельности...»  Впитывали даже западные романтические мифы – русские верили, что если у нас не было рыцарей, то у нас не выработалось чувство достоинства – и это пишут вроде умные люди как Бердяев. Хотя все ясно, если глянуть на рыцарские замки в долине Рейна – стоят каждые пару километров на холме, чтобы контролировать территорию с окрестными деревнями и более всего водный путь, и обязательно с пыточным подвалом для проштрафившихся крестьян и соперников. По сути, рыцари - главари ОПГ, осуществляющих выжимание ренты из подвластных людей, земель и путей.

Условия существования России (в зоне холодного континентального климата и регулярных вражеских нашествий, что из хищной Европы, что из евразийских степей), когда почти весь прибавочный продукт уходил на обеспечение обороны и выживания, привели к позднему появлению у нас гуманитарных наук, да и секуляризованного знания. Этим хорошо попользовались западные «партнеры».

То, что для Запада было эмпирическими полученными формулами (работает, приносит доход в конкретных условиях) у нас становилось священным. Русские, как дотоле малописьменный народ, верили красивым словам, элегантным словесным формулам, не понимая их эмпирического проиcхождения, не видя за ними чьих-то материальных интересов – этакий вариант магического сознания.

Западный либерализм – идеология освобождения там третьего сословия, которая сводилась к основному пункту: «не мешайте делать деньги» (laissezfaire), ставшая идеологией диктатуры крупного капитала. Она облачала в красивый идеологический флер экспансию англосаксонских государств, а затем и коллективного Запада, разрушение ими слабых социумов, захват производительных сил и присвоение прибавочного продукта по всему миру. То, что помогало экспансии Запада и западного капитализма, у нас воспринималась как идеология всеобщего счастья, которому мешает наше отсталое темное государство. Мы заимствовали вместе с западными теориями и политической философией и западный взгляд на нас самих – «рабы рабов», как писали Вольтер и Маркс. Мы охотно воспринимали и черные мифы о нас, получая от этого мазохистское удовольствие. Мы смотрели на себя недобрыми глазами наших цивилизационных конкурентов, видели себя в их кривых зеркалах.  Оппозиция и власть у нас соперничали в подражательстве, интеллектуальной зависимости от Запада. И власти, и оппозиция пытались соответствовать тому, что Запад хотел от нас. Это приводило к катастрофическим «реформам» и страшным внутренним конфликтам с многомиллионными жертвами.

Разнообразные теории прогресса, которые приходили к нам с Запада требовали уничтожения «отсталого» и «реакционного», то есть того, что мешает победному шествию капитала. Все пришло к тому, что «реакционера», мешающего переходу к светлому будущему, можно убить, также просто как западные коллеги наших прогрессоров уничтожали «отсталых» дикарей, к числу которых относились и вполне белые ирландцы во время английской революции и вандейцы во время французской революции. И те, и другие как бы не люди.

Декабристы, как известно, все красавцы и поэты. Только никто не освободил своих крестьян с землицей как предлагалась по закону о вольных хлебопашцах от 1803. То, что они собирались сделать, тоже относилось к накоплению капитала. По конституции декабриста Н. Муравьева крестьянину давали 2 десятины, в два c лишним раза меньше того среднего земельного надела, что он имел при крепостничестве – если не хватает земли для прокормления, иди, крестьянин, батрачить или плати за аренду земли. Заодно планировался распад страны – та самая конституция нарезала Россию на 15 полусуверенных держав. Польша и часть юго-западных земель отсутствовали в списке этих держав вовсе. Между прочим, абсолютно тождественные силы, такие же парамасонские офицеры, победив в Латинской Америке при освобождении от власти испанской монархии, создали массу банановых республик с парламентами и партиями, в которых сидели плантаторы и латифундисты, и клиенты западных корпораций, с застойной нищетой кабальных арендаторов-пеонов, с регулярными интервенциями янки и зависимой слабой экономикой.

И реформа 1861 года прошла под влиянием если не английских, то прусских образцов, в значительной степени по декабристским канонам, – с уменьшением до 40% (в среднем 20%) земельных наделов, которых до того имели экс-крепостные крестьяне – так называемыми «отрезками», и выкупными платежами еще на два поколения.

Самое интересное, что без этой реформы было бы лучше. Крепостное право в первой половине 19 века, в царствования Николая II уходило де-факто вместе с тем, как разорившиеся поместья закладывались в государственные (иного варианта не было) кредитные институты. Две трети населенных имений были уже в залоге у государственных кредитных учреждений. По словам Ключевского: «Постепенно сами собой дворянские имения, обременяясь неоплатными долгами, переходили в руки государства. Если бы мы предположили вероятность дальнейшего существования крепостного права еще на два-три поколения, то и без законного акта, отменившего крепостную зависимость, дворянские имения все стали бы государственной собственностью. Так экономическое положение дворянского хозяйства подготовило уничтожение крепостного права, еще в большей степени подготовленное необходимостью нравственною».(Ключевский В. О. Сочинения. Курс русской истории. — М., 1988. Лекция LXXXVI.)То есть, и без такой реформы крепостные вскоре обрели все гражданские права, имели бы больше земли и никакой кабалы выкупных платежей.

К разорению помещичьи имения подталкивались аграрной перенаселенностью в центральных районах страны и падающей рентабельностью. С/х нуждалось в укрупнении и рыночной специализации хозяйств. Хозяева имений нуждались в более малочисленной и сезонной рабочей силе. Перед батраком у помещика не было никаких социальных обязательств, в отличие от крепостных, что предписывалось законом (который, к примеру, определял не более 40 дней на барщине и продовольственную помощь крестьянам в неурожайные годы).  Попутно шло и быстрое исчезновение вотчинных фабрик (указ 1834 требовал от таких фабрикантов давать работникам два месяца «отпуска» на работу на собственных наделах.) Напротив, происходил быстрый рост промышленности на вольном найме, в том числе у фабрикантов крестьянского сословия, не только государственных крестьян, но и крепостных, как Гарегин и Ямоловский. Вся крупнооптовая ярмарочная торговля держалась на крестьянах, которые ворочали и миллионными суммами (как заметил еще русофоб де Кюстин). В 1827 было выработано 16,4 тыс. пуд пряжи у частников и 25 тыс. на казенной Александровской мануфактуре, а в 1850 – 1105 тыс. пуд (это стержень 1-го техноуклада).  В 1827 вышел очередной указ о невозвращении крестьян, ушедших от помещиков в Новороссию, а там преобладали хозяйства, обрабатываемый сельскохозяйственным пролетариатом. В том же году указ о переходе в казну имений, где менее 4,5 дес. на душу (вспомним, сколько декабрист Н. Муравьев хотел дать на душу.) С 1847-1848 крепостные могли покупать имения, продаваемые за долги, и они действительно делали это, и общины, и лица. (Маркс К. Об освобождении крестьян в России // В кн.: Соч., т. 12. С. 692–701.) Большая часть крепостных крестьян Нечерноземья находилась почти весь год на отхожих промыслах, работая, как правило, артелями, что было выгоднее для работника, чем индивидуальный найм.  У государственного крестьянства (численность которого превышала численность крепостных), министерство госимуществ провело большой набор преобразований – было введено правильное самоуправление, значительно увеличены размеры земельных наделов, в том числе с помощью хорошо профинансированных переселений на свободные земли на степном юге и в Западной Сибири, заведены школы.

За время правления Николая I (некоторые любят его обрисовывать, как образцового ретрограда) число промышленных акционерных компаний увеличилось с 3 до 110, а общая сумма акционерных капиталов с 5 млн. до 240 млн. руб. С 1825 по 1860 гг. число промышленных предприятий увеличилось с 4,2 тыс. до 15,3 тыс.

О технологическом росте свидетельствуют подводные лодки и ледоколы Шильдера, электроход и телеграф Якоби, пароходы Александровского завода и Охтинской верфи (первый рейс нашего парохода «Нева» вокруг Европы в 1830 и первая переброска наших войск пароходами в 1832-1833, кстати, в турецкие проливы, для спасения султана от Мехмеда Али), мины Якоби, Нобеля и построенные скоростным методом паровые канонерки Путилова, которых убоялся британский флот на Балтике.

Другое дело, что частный капитал шел преимущественно в легкую промышленность. Для больших инфраструктурных проектов и тяжмаша частный капитал был долгое время слабоват.

Такова была проблема, порожденная географией, связанная с огромными расстояниями, сезонностью транспортных путей, малой плотностью хозяйствующего населения, низкой товарностью сельского хозяйства и большим разбросом залежей полезных ископаемых по территории страны. В демографическом центре России не было тогда найдено еще ни железной руды, ни угля – главнейших ресурсов первого и второго техноукладов.  Оттого медленно шел оборот и накопление капиталов.

Не было у нашего частного капитала таких источников быстрых накоплений, которые имела Англия от грабежа колоний, торговых монополий, установленных с колониальными и зависимыми странами, плантационного рабства, наркоторговли.

Железная руда добывалась на Урале. Но там нет высококалорийного и дешевого каменного угля. Производство чугуна и железа производилось с дорогим и низкокалорийным древесным углем. Далее шла доставка уральского металла потребителям и экспортерам, в Петербург и Москву многие месяцы по речкам и рекам, иногда в две навигации. Потому что на 4-5 месяцев реки замерзали, а летом мелели.  Залежи каменного угля на Донбассе (недавнем Диком поле) были уже известны, но разработка сдерживалась отсутствием железных дорог.

И надо было связать добычу каменного угля с металлургическими производствами и рудными месторождениями. У нас не как в Англии, где всё рядом, и руда, и уголь, и незамерзающие порты, через которые можно всегда завести дополнительные объемы сырья.

Железные дороги были страшно необходимы для ускорения оборота капиталов и интенсификации всех хозяйственных взаимодействий, но для них страшно не хватало средств.  Государство же делало всё от него зависящее для создания транспортной инфраструктуры. Железная дорога Москва-Петербург была крупнейшей в мире двухпутной дорогой на момент постройки. И трасса ее была очень сложной – потребовалось построить 184 ж.-д. моста. Плюс были те проблемы, которые Западная Европа особо и не знала - к примеру, очистка путей от снега на протяжении полугода. 

А государство еще строило шоссе - дороги с искусственным покрытием, при Николае I до 258 верст в год (в его царствование построена половина всех шоссейных дорог, созданных до 1917).

А еще водные пути – например, соединение Волги и Белого моря произошло при нем, через Мариинскую систему и Северо-Двинскую водную системы. Также были соединены западо-двинский и днепровский бассейны. И капитально усовершенствована водная система, соединяющая Волгу и Балтику – Вышневолоцкая.

В 1869 железнодорожная линия Курск — Харьков — Таганрог — Ростов-на-Дону наконец связала центр страны с Азовско-Черноморским бассейном. В 1884 донбасский уголь соединен ж-д. с криворожской рудой – там прошла казенная 1-ая Екатерининская, получившая ответвления на черноморские порты. Затем пришел черед великой Сибирской магистрали – опять казенной, крупнейшей в мире и сложнейшей по решению технических проблем.

И лишь с постройкой сети российских железных дорог – что заняло около полувека - удалось соединить разбросанные на огромной территории добывающие и обрабатывающие предприятия в единые производственные цепочки и народнохозяйственные комплексы.

Схожие проблемы были с пароходостроением – сезонное замерзание рек c длительным выводом судов из эксплуатации, необходимая большая прочность корпуса в связи с ледоставом, необходимое сочетание большой мощности с малой осадкой, нехватка высококалорийного каменного угля. Однако в 1840-е пароходы уже ходили по Волге, Каме, Днепру, Тоболу, Иртышу и Байкалу. Большое распространение получили и кабестаны с паровой машиной (для подтягивания речных судов). А в начале 20 века РИ станет обладать крупнейшим в мире речным флотом пароходов и теплоходов.

Через 150 лет после Петра золотой век империи закончится, на Западе мы столкнемся уже не с властителями-монархами, а с буржуазными нациями, с более высоким уровнем организации, пропаганды, масскультуры, фактически уже не с людьми, а с социальными машинами, поддерживающие свой гомеостаз и накопление национальных капиталов за счет жестокой эксплуатации «отсталых», то есть  менее хищных и защищенных социумов по всему миру.  Такие буржуазные нации сформировались и на западных окраинах РИ – поляки, финны. Это совпадает с приходом позитивизма как познавательной модели, опоры на эмпирику – годится всё, что дает результат и приносит доход. В биологии эквивалентом позитивизма стал дарвинизм, где уже в названии главного труда значится: «Происхождение видов путём естественного отбора, или Сохранение привилегированных рас в борьбе за жизнь». (Заметим, что паразиты нередко побеждают в борьбе видов.)

Важно: перевод кривой. У Дарвина races -- это именно виды животных и растений, общепринятая терминология того времени. Про людей в книге вообще ничего нет.

Основатель позитивизма Дж. Ст. Милль указывал на полезность жестокой эксплуатации населения колоний, именно по причине отсутствия у них позитивистского мышления. А другой позитивист Г. Спенсер, создатель социал-дарвинизма, пишет: "Когда мы описываем нищету человека, мы обычно в таком случае подразумеваем, что это страдание, постигшее "достойного человека", хотя скорее всего речь идет как раз о страданиях недостойного человека… И, скорее всего, они лишь ни на что не годные ничтожества, живущие за счет тех, кто, напротив, годен много для чего".

Крымская война стала первой войной индустриального времени. Две ведущие западные буржуазные нации напали на нас, обладая огромными колониальными империями, едва у них прошла военная модернизация – в Британии мушкет, который был на вооружении аж сто лет, сменился на казнозарядное нарезное оружие, а перевозки войск и снабжения стали осуществляться пароходами.  И эти пароходы перебрасывали солдат и снабжение на ТВД на крымском полуострове в десять раз быстрее, чем наши перевозки из центра страны по грунтовым дорогам. И эти враги имели поддержку всего Запада, в первую очередь со стороны Австрии, Пруссии, Швеции, которые нам также угрожали войной, отчего большую часть армии и всю гвардию мы держали на западной границе. Но при этом результат войны: 50 на 50. «Позорное поражение России» – выдумка либеральных агитаторов. Мы закончили войну взятием столицы азиатской части Турции – Арзерума. На Балтике, Белом море, Тихом океане у англо-французов не вышло ничего, никакой тебе анаконды с удушением. Более того, в ходе этой войны мы присоединили Приамурье и Приморье, чтобы не достались англичанам, и сразу по ее завершении довели до конца присоединение Кавказа.  Противником была занята только южная сторона Севастополя. И у него были бо́льшие потери, чем у русских. Собственно, результат войны и отразился в том, что мы заплатили ноль контрибуции. А, скажем, французы по итогам франко-прусской войны – 5 млрд. золотых франков. Уж не говорю о Брестском мире – не будем о грустном.

Однако русская публика очарована западными политическими институтами, не очень-то понимая обертками каких процессов те являются. Считая их основой западной мощи. И требует заимствований, в первую очередь, парламента. Только вот реальная история парламентаризма была далека от прекрасного образа. Процент «электората», охваченного процедурами голосования в первые несколько веков существования этой системы, был ничтожен. В венецианской, голландской и других торговых республиках выбираемые и выбирающие сводились к узкому кругу торгово-денежной знати в несколько сот человек, который пополнялся собственными отпрысками или кооптацией. (В русских Земских соборах того времени даже формально демократии было в сто раз больше.) В Англии лендлорд мог посылать в парламент – от принадлежащего ему мало обитаемого «гнилого местечка» – пару депутатов; достаточно было 5–7 «избирателей», соответствующих всем цензам. Или же продать депутатские места другому лендлорду. (На картине Джона Констебла 1829 года изображен пустой холм Старый Сарум, который тоже «посылал» депутатов в палату общин.) Увеличение процента голосующих в какой-нибудь капиталистической метрополии происходило в строгом соответствии с увеличением количества ограбляемых в её колониях и полуколониях. Всё определяли на самом деле «денежные мешки», которых никто никогда не выбирал, зато они получили способ действовать как бы от «имени народа». Истинный принцип голосования оказался таким: 1 голос = 1 доллар или другая крепкая валюта. И покупка голосов (и обеспечение некоторого благосостояния голосующих) должны же кем-то оплачиваться. К концу XIX в. на 40 млн. жителей метрополии Британской империи приходилось 400 млн. жителей колоний и примерно столько же жителей полуколоний и зависимых стран (примерно половина тогдашнего населения Земли).

Периоды формирования партийно-представительской системы и данного рынка политических услуг для капитала сопровождались преступлениями против человечности в огромных масштабах. Достаточно вспомнить истребление коренных жителей обоих Америк и Австралии; наркотики для Китая; голод для «неэффективных собственников» в Ирландии и Индии, пули для городского и сельского пролетариата в самой Европе; картечь и пулеметы, концлагеря и резерваты, конфискации и убивающий принудительный труд для народов Африки. В одном только Конго за первые тридцать лет колониального бельгийского правления население сократилось вдвое – зато Бельгия стала страной парламента, банков, кредиторов и инвесторов. 19 век был веком, когда партийно-представительская система убила по всему миру многие миллионы людей. А в 20 веке она убьет еще больше, через две развязанные ей мировые войны. Кстати, и партийно-представительский орган в РИ, в общем появившийся не так уж поздно – едва железнодорожная сеть связала страну, обеспечив и подсчеты голосов, и созыв депутатов в приемлемые сроки – в 1917 дал нам «ответственное» Временное правительство, которое в 6 месяцев развалило страну…

После проведения по западным образцам реформы 1861 дворяне выкупные деньги прокутили в Париже и Ницце (200 млн. руб. за 6 лет). Земельные отрезки, выкупные платежи и рост крестьянского населения на 60% за полвека привели к огромному росту числа малоземельных, безземельных и просто бедных крестьян. Которых, однако, нельзя было по английскому примеру загнать на фабрики под угрозой виселицы и работного дома, потому что не было ни такого роста промышленного капитала, ни такой системы наказаний как в образцовой колониальной Англии. Спустя полвека после отмены крепостного права у нас всего 2,5 млн. промышленных рабочих на 160 млн. населения. И невозможно было отправить за океан в поселенческие колонии, какими, собственно, являлись США, Австралия, Канада, излишки аграрного населения, хотя бы по малой доступности незамерзающих портов. А ведь в некоторых европейских странах количество эмигрантов почти равнялось населению этой страны на начало массовой эмиграции. 

К концу 19 века наши западники захотели уже не прусского или английского развития капитализма, а американского. Казалось бы, есть сходство. Выше писал, что русские и англосаксы почти одновременно начали движение к Тихому океану, мы с Урала, а они с американского атлантического берега. Мы дошли до Тихого почти на два века раньше. Но при некоторой схожести разница была колоссальная, и по климату, и по транспортной доступности, по замерзанию водных путей, по плодородию почв.

В Сибири едва ли десять процентов земли годилась для земледелия, остальное холодная тайга, тундра, арктическая пустыня. Ни индейки, ни кукурузы, ни даже холодоустойчивой ржи тут не вырастишь. И еще немаловажный фактор – в США, Австралии, Канаде, Аргентине и т. д. земли коренного населения считались terranullius, ничьи, а сами туземцы не считались людьми. Их просто уничтожали, а их земли делились на квадратики и передавались европейским поселенцам или, к примеру, железнодорожным компаниям. У нас правительство, как минимум с 16 века, последовательно стремилось сохранять за туземными народами их исконные места обитания и традиционный образ жизни («действовать лаской, а не жесточью»), что соблюдалось и в петербургской империи. Конечно, случались всякие эксцессы во время мятежей и войн, но в целом русская власть означала сохранение земель за туземными обитателями. И это стало большой проблемой во второй половине 19 века, когда русское крестьянство задыхалось от малоземелья – в какой-нибудь Тульской губернии, где нет никаких блестящих условий для земледелия, тем не менее, 99,2% земли было выпахано; не оставалось места ни для выпасов скота (а скот это еще и основной источник удобрений тогда), ни для естественных лугов. Крестьянские поселенцы, скажем, в Башкирии или киргиз-кайсацких землях должны были арендовать землю у кочевых родов, полагаясь только на их корыстолюбие. Да кое-где не было и элементарной безопасности, в степи не прекращалась барымта – лихой набег с уводом скота и похищением женщин.

При Александре III идет постройка великой Сибирской железной дороги, полностью на государственные деньги, равной которой в мире ничего не было. За 14 лет, с 1891 по 1904 г., казной было проложено 9288 км основного пути Транссибирской магистрали. Ее подвижной состав включал 1200 паровозов и 26 тыс. вагонов. Попутно создан в1892 ее Особый комитет, который прилагал огромные усилия по организации и финансированию переселения крестьян в районы освоения рядом с Транссибом. Председатель Кабмина в 1887-95 Н. Бунге по сути возглавлял этот комитет; идеей Николая Христиановича был «государственный социализм», его усилиями было принято  законодательство о защите труда, произошло снижение финансовой нагрузки на крестьян и поощрение крестьянских переселений (положение «О добровольном переселении сельских обывателей и мещан на казенные земли» 1889),учрежден Крестьянский банк, работавший под ничтожные проценты и способствовавший покупке крестьянами почти 17 млн. дес. земли из 85 млн. дес., находящихся в обработке - притом, преимущественно, общинами и кооперативами, введенпокровительственный Таможенный тариф 1891 г. Заметим, что и на сибирских просторах крестьяне снова селятся и работают общинами, что дает плюсы для выживания их хозяйства в тяжелых климатических условиях. Огромные значения имеют для переселенцев и кооперативы, сбытовые, потребительские и т.д. – так Союзом сибирских маслодельческих артелей, объединившим 1410 кооперативных маслозаводов, сбывалось 90% масла, идущего на экспорт. Половину товарооборота Сибири контролировал Союз потребительских кооперативов - 'Закупсбыт'.

Компенсируя медленный рост частных капиталов. государство должно обеспечивать, как, собственно, было и раньше, транспортную связанность, строить железные дороги, выкупать в казну предприятия, производящие продукцию с долгим сроком окупаемости, например, Балтийский судостроительный завод, Обуховский сталелитейный, Невский литейно-механический, Охтинские верфи. Вообще, большинство высокотехнологичных предприятии было сосредоточено в Петербурге (здесь в конце 19 века 70% тяжелого машиностроения страны), притом, в основном, являлись госкомпаниями, казенными; помимо упомянутых – Адмиралтейские верфи, Арсенал, Ижорский завод, Александровский. (Существуют они почти все и сегодня, с той же формой собственности.) Похоже, что Россия имеет успех тогда, когда придерживается традиционного пути развития, где преобладают некапиталистические формы с участием государства.

Тот же Транссиб, созданный петербургскими бюрократами за счет казны, с учетом долгой его окупаемости, обеспечил единство страны и в ходе революционных потрясений, и гражданской войны; без него не было бы победы в Великой отечественной.

Тем не менее, жернова истории крутились, в 19 и начале 20 века Запад – центр мировой капиталистической системы - разрушил все огромные континентальные империи: китайскую, индийскую империю Моголов, османскую, австро-венгерскую, российскую. У Валлерстайна сказано: «Капитализм только и возможен как надгосударственная система, в которой существует более плотное 'ядро' и обращающиеся вокруг него периферии и полупериферии».   Капиталистическая мир-экономика (КМЭ) становится глобальной, разворачиваясь из западного ядра. И принцип ее работы всегда схож. Сперва Запад захватывает точки входа в ту или иную традиционный социум - военным путем или подкупом, подминает торговый обмен, вначале внешний, потом и внутренний, потом захватывает таможенную и фискальную систему, потом расщепляет этот социум, захватывая все его производительные силы и ресурсы. Такова модель для колоний и полуколоний. В отношениях с более сильными государствами, тем более, империями, модель более изощренная. Начинается с навязывания стране-жертве экономической зависимости – дешевое сырье и продукция низкого передела в обмен на промышленные западные товары по монопольно высоким ценам. Это ведет у нее к накоплению большого внешнего долга. Далее ввоз капитала, Запад инвестирует в страну-жертву, используя там дешевые ресурсы и дешевую рабочую силу и репатриируя прибыль. Попутно формируется ограниченная экономическая диверсификация страны-жертвы - зависимость от узкого круга экспортных товаров, уязвимость перед колебаниями мировых цен на них.

РИ становится примером страны-донора, полупериферии в капиталистической мир-экономике. Быстро шло формирование зависимости от иностранного финансового капитала (Русско-азиатский банк с французским капиталом, Петербургский международный коммерческий с немецким и т.д.). Особенно масштабно шло вторжение западного (французского, бельгийского, английского) капитала в производство сырья и продукции низкого и среднего передела, где формировались монополии (Продамет, Продуголь, Продвагон, Русская генеральная нефтяная корпорация «Ойль»), что мешало развитию отраслей. Золотой валютный стандарт, введенный Витте, способствовал быстрому оттоку прибыли на вложенный иностранцами капитал. 

Вместе с экономическим подчинением, шла постоянная работа Запада по обольщению элит и вербовке контрэлит. Все это вело к ослаблению государства, которое единственное могло противостоять переходу страны на роль периферии в КМЭ.  А ослабление государства означает проникновение агентов иностранного влияния в госаппарат и к понижению защиты экономики (под лозунгами свободного движения капиталов, свободно конвертируемой валюты, фритредерства.)  У Валлерстайна читаем: «Сила государственной машины в государствах центра является функцией от слабости других государственных машин (периферии). Следовательно, вмешательство иностранцев посредством войн, подрывных действий и дипломатии становится участью периферийных государств».

Попутно с формированием экономической и политической зависимости идет формирование зависимости мышления через прессу и образование. Фронда становится антигосударственничеством, антигосударственничество идеологией, которая примеряет разные шкурки и маски – масонство, либерализм, народничество, эсеры, марксизм. Оттуда прямая дорожка к подрывным действиям против своей страны. И Запад начинает активно подталкивать страну-жертву к разрушению, что включает финансирование и вооружение революционных, сепаратистских и террористических движений.  Цель - полное сокрушение государства и расчистка дороги - нет не социализму, а транснациональному капиталу.Далее внешний толчок и коллапс системы. (Восстановиться смогли только Китай и РИ - в значительной степени благодаря своей географии и традиции.)

Декабристы, помнится, «разбудили» (цитата из Ленина) ротшильдовского любимца Герцена, который уже хотел переехать со своей пропагандистской типографией в «английский город Одессу» и был пропагандистским рупором интервентов и сепаратистов. И каждая новая волна борцов-доктринеров боролась с тем, что содеяла предыдущая. К концу 1870-х, народническое движение, состоящее преимущественно из столичной интеллигенции, и работавшее на использование крестьянского недовольства вследствие либеральных реформ 1861 года, породила откровенно террористическую организацию «Народная воля». Она «закалила» (цитата из Ленина) агитацию Герцена вплоть до откровенного террора.  Интересным образом это совпало с появлением в США и Британии общественных организаций, финансируемых крупным капиталом и спонсировавших антиправительственную активность в России, с ужесточением англо-русского соперничества в Азии и с проявлением интереса США к русскому Дальнему Востоку. Японцев финансировали американские банкиры, а террористов – английские спецслужбы, нередко снабжавшие своих людей и британскими паспортами. С нападения Японии, вооруженной до зубов англосаксами, по сути, началась, первая гибридная война в истории человечества. Столичная либеральная интеллигенция тогда прекрасно соединилась с антирусскими националистами – финскими, латышскими, польскими и усиленно выращиваемыми украинскими – у всех была западническая ненависть к «отсталой, полуазиатской» России. Достаточно вспомнить парижскую и женевскую конференции оппозиционных партий, принявших решения о сокрушении государства – за ними стояли японский полковник Акаси и финский швед Конни Целлиакус, прокладка между вражескими спецслужбами и нашими революционерами.

Интересным образом, народники, а затем происшедшая от них террористическая партия эсеров, на 90% были выходцы из буржуазных семей юго-западного и западного края, в том числе из рядов крупной буржуазии, как братья Гоц, Степняк-Кравчинский, Брешко-Брешковская, Н. Чайковский, Гершуни, Швейцер и прочие. Другие представляли шляхту с ее русофобскими инстинктами - Засулич, Гриневицкий, А. Измайлович, в т.ч. варшавские уроженцы Каляев и Савинков. Также и дворянство  вполне себе родовитое: С. Перовская, В. Фигнер, М. Спиридонова. У социал-демократов, что большевиков, что меньшевиков, всё было аналогично. «Борьба за социализм» не мешала им преспокойно проводить съезды и чёсы по сбору денег в самых капиталистических самых грабительски-колониальных странах (с царской ссылки можно было убежать туда в два счета) – валюта на сокрушение России шла обильно, и от создателей ФРС США тоже. Притом от «героев-революционеров» не слышалось ни слова критики в адрес тех самых западных стран, которые геноцидили и грабили континент за континентом. «Герои-революционеры» боролись против «самодержавия», «русских помещиков и капиталистов» за деньги забугорных помещиков и капиталистов, Сити и Уолл-Стрита, английской короны, японского, австрийского и германского императоров. И никого этот парадокс не смущал. (Между прочим, изначальное значение слова «самодержавие» - независимость от внешних сил.) Сами капиталисты от этой кровавой борьбы никоим образом не страдали и, более того, давали деньги на нее. Собственно, Россию надлежало разрушить не за слишком развитый капитализм, а за слишком неразвитый – ведь согласно марксистской теории, сперва капиталистическая формация должна победить отсталые формации, а уже потом, пролетарии переделят собственность в свою пользу и наденут буржуазные котелки и штиблеты. И правительства «просвещенных стран» передавали десятки тысяч стволов террористам и сепаратистам в РИ, никоим образом не смущаясь того, что это предназначено для разрушения вполне им дружественной страны.

У прогрессивной российской общественности было принято дико страдать о судьбе западных наций, оказавшихся под «пятой царизма» и «полуазиатской России», особенно поляков и финнов – это была любимая тема от Герцена и Бакунина до философа В. Соловьева и Ульянова - и обелять террор сепаратистов. В то время как число поляков увеличилось за столетие под «царским гнетом» в пять раз и скоро Польша и Финляндия, окрепнув и отрастив клыки, примутся откусывать российские территории. А вот число ирландцев сократилось за то же время в два раза в «культурной Британии».

И количество каторжников и полицейских в цивилизованной Франции превосходило таковое в России, хотя население было 4 раза меньше, зато общественно-политических журналов у нас было больше. Смертность на французской каторге в тропической Гвиане достигала 20% в год и в 7 раз превышала смертность на сибирской каторге, которой пугали всю Европу.

Все общественные силы, которые могли противостоять террору и защитить государство были ошельмованы прогрессивной общественностью, как черносотенные и реакционные (хотя даже Ильич увидел в них «темный демократизм»). «Реакционеры» убили в тысячу раз меньше людей, чем люди со светлыми лицами, которых прославляют до сих пор.

Волна антигосударственного террора (поддержанная прессой, не только западной, но и российской) бьет по служилым людям, последним защитникам государства. От простых полицейских до государственных деятелей. Боголепов, вел. кн. Сергей Александрович, Владимир фон дер Лауниц, Бобриков, Плеве, Сипягин, Столыпин и т.д и т. Удары идут и по идейным государственникам, которых враги именуют «реакционерами». И наше образованное общество на стороне террористов и сепаратистов, их оправдывают, отмазывают, помогают бежать, глорифицируют, расчеловечивают их жертв, – в чем можно убедиться и сегодня в онлайн-энциклопедиях. 

Волна террора схлынула ровно тогда, когда Россия стала младшим «партнером» Антанты со всеми вытекающими последствиями, включая февральскую революцию и слом империи. Те из народников, которые дожили до первой мировой, выступали за строгую поддержку Антанты ценой любых жертв, а после октября оказались против большевиков, и более того, такие как Николай Чайковский пошли на службу к интервентам.

В 20 веке Россия два раза теряет большую часть промышленности и флота.  К 1913 году речной флот России по числу судов (5.556) занимает первое место в мире. На первом месте в мире мы тогда и по грузоподъемности речного флота - 14 млн. тонн. А к 1935 г. по рекам СССР ходило вдвое меньше судов, чем раньше: 2415.

Почти весь морской торговый флот таких крупных компаний как Санкт-Петербургское пароходное общество, Северное пароходное общество, Общество Восточного Русско-Азиатского пароходства, РОПИТ и уникальный общественно-государственный Добровольный флот – был утрачен в годы постреволюционной смуты. Что не потоплено, то уволокли англичане и прочие «союзники» – 326 грузовых судов. Подобное, кстати, повторится и в годы смуты 90-х, в одном только Питере исчезли Балтийское пароходство, «Красная Заря» (электротехника), завод им. Свердлова (станкостроение), Петрозавод, Скороход и т.д.

В 1917 году число основных боевых кораблей Империи достигло рекордных значений – 293.  А к 1941 году воевать выйдут всего боевых 126 кораблей. Из них все три линкора ВМФ СССР – царские корабли типа «Севастополь». Эти линкоры с паротурбинными СУ мощностью 42 тыс. л.с., орудиями 305 мм казенного Обуховского завода и скоростью 23-25 узлов узла, начали строиться в 1909 на казенных Адмиралтейской верфи и Балтийском заводе и в 1914 введены в состав флота. А у СССР с линкором «Советский Союз» не получилось совсем, несмотря на быстрый количественный рост промышленности в 1930-х; провал в компетенциях времен революции и разрухи в некоторых областях удалось заделать только уже после Второй мировой войны, когда СССР стал отчетливо напоминать РИ.

Население Петербурга (крупнейшего промышленного центра страны) составляло в 1916 г. – 2,4 млн чел., а в 1920 лишь 700 тыс, сократившись более чем в 3 раза. Уровень 1916 года по численности восстановлен только 17 лет спустя. Прекратилась работа городской электросети, канализации, вывоза отходов, водоснабжения, встало большинство предприятий. Расцвела уличная преступность, мародерство.  В то же время в городе образовалась новая бюрократическая прослойка из понаехавших отовсюду революционеров-интернационалистов, вселявшихся в квартиры сбежавших зажиточных петербуржцев. Этот поток представлял мелкобуржуазные слои в основном западных и юго-западных окраин разрушенной Российской империи, овладевшие марксистской фразеологией.

Количество промышленных рабочих к началу 1920-х сократилось с 2,5 млн. чел до 0,5 млн. чел (уровень середины 19 в.), бывший рабочий класс кинулся для прокорма в деревню, увеличив там аграрное перенаселение. Сельское хозяйство скатилось на уровень натурального и нетоварного. Золотой запас империи исчез в разных направлениях. Промышленное производство сократилось в 7 раз. Ничего особенного? А каких усилий и жертв стоило потом вернуться на уровень относительно развитого индустриально-аграрного общества?

Все революционные силы поддерживали финский национализм до 1917 и, конечно, ленинцы предоставили финским нацикам независимость, включая Выборг. Благодарные белофинны сразу пригласили к себе немецкие дивизии, расстреляли русское население Выборга, уничтожили сторонников дружбы с Россией (красных финнов). Потом полезли в российскую Карелию. Немалые гарнизоны русской армии в Финляндии были разложены полностью и ничего не предпринимали. Помощи красным финнам от ленинцев не было оказано практически никакой. После создания ленинцами независимой Финляндии положение Ленинграда стало стратегически опасным и уязвимым. Возникла критическая близость к немирным границам. Осталась оторванность от сырьевых и топливных баз, а также сельскохозяйственных районов СССР, притом громадное сосредоточение промышленности.

Ленин – радикальный западник, проведший полжизни за чтением газеток и брошюрок в западных библиотеках и во всех войнах строго занимавший сторону врагов России - наглядно показывает, что нельзя разрушать русское государство без разрушения русского народа. Раздает направо и налево российские земли, в голод и разруху сплавляет огромные средства за кордон (выплаты Германии, Польше, Турции, паровозное дело), разрезает русскую нацию на три этноса (интересно, что этнизацией занимались и европейские колонизаторы в Африке). Упорно делит Россию на национально-территориальные образования, где государствообразующий русский народ становится подчиненным (ничего подобного не происходит ни в одном развитом государстве). Проводит дерусификацию Новороссии и Малороссии (Ильич расхваливал галицийскую украинизацию еще во время проживания в Австро-Венгрии), сев. Кавказа, Туркестана, поощряя национализмы «малых наций». Впрямую оскорбляет государствообразующий русский народ («держиморды» и т.п.). Украинскую мову, придуманную предателем Грушевским, преподают в СССР экс-петлюровцы по австрийским учебникам с портретом найяснійшого пана цісаря Франца Иосифа; за отказ обучаться – в ЧК.  Представление о том, что русский является в союзе как бы социалистических наций существом низшей категории – это результат деятельности Ленина. Его бурная русофобская активность, кстати, вызывает осуждение Розы Люксембург (интеллектуально куда более развитой, чем Ильич) и удивление многих товарищей по партии. Ну и под конец своего правления Ленин возвращает западные фирмы в Россию для эксплуатации ее природных богатств на колониальной концессионной основе, включая Lena Goldfields (та самая английская фирма, что спровоцировала «ленский расстрел», занимавший центральное место в пропаганде эсдеков и эсеров), и прикармливает капиталистических акул вроде Арманда Хаммера. («Когда на одной из голливудский вечеринок Хаммера спросили, как стать миллионером, он ответил: «Это не так трудно, надо просто дождаться революции в России».)Большей дискредитации дела социализма трудно представить. Ильич делает всё необходимое для придания уязвимости своей стране, закладывая под ее будущее максимум взрывчатого вещества. Или она не была ему своей? Заметим, что ни Мао Цзедуну, ни Хо Ши Мину, ни Ким Ир Сену, ни Фиделю Кастро, ни одному левому лидеру, пришедшему к власти на волне национально-освободительной борьбы против западного колониализма, ничего подобного в голову не пришло в отношении своих наций. Марксизм вроде был у тех, и у других – а мировоззрение разное.

4. Никогда больше. Уроки межцивилизационного взаимодействия

И послереволюционная разруха, и разруха 90-х - последствия разрушения государства, вначале царского, потом советского. Это горькие уроки вестернизации и вхождения в «общечеловеческую цивилизацию» в роли туши для разделки.Через двадцать лет после предоставления независимости Финляндии, мы получили от нее блокаду Ленинграда, когда в городе погибло столько же русских людей, сколько вообще проживало в Финляндии на момент присоединения к РИ. Это еще не считая потерь наших войск, обороняющих Ленинград.

Чтобы не было сомнений в геноцидальном отношении финнов к русскому населению, процитирую  из приказа финского командующего Маннергейма от 8 июля 1941: №132/Koм.2/41. Касается: обращение с военнопленными и поведение на захваченных территориях. П. 4 Русское население брать в плен и направлять в концентрационные лагеря. Заметим, что даже память о финских преступлениях, совершенных в блокаду и в оккупированной российской Карелии, уже во времена Хрущева была выкорчевана для благополучного существования советско-финского торгового коридора на Запад.

Современные российские левые не понимают того, что произошло в 1930-е. А была борьба советских государственников против носителей русофобской антигосударственной идеологии. События 30-х – чистка антигосударственничества и антигосударственников, Результатом которой и было построение «социализма в одной отдельно взятой стране» - получилась сверхдержава, а не пучок ресурсов, брошенных ленинской гвардией в топку глобализма. Тут было и построение индустрии, максимально учитывающей географическое распределение ресурсов по стране, и одоление европейского зверя, пришедшего к нам в 1941, и создание ракетно-ядерного щита, чтобы отвадить зверя заокеанского, и возрождение русской традиции и распространение высокой русской культуры, созданной в предыдущие века, и следование национальным интересам.

Но после 1953 «ленинские нормы» стали возвращаться, и сердцевинкой у них опять были неуважение к русскому народу, непонимание цивилизационных особенностей России, вера в ведущую роль Запада, именуемого «общечеловеческой цивилизацией». Антигосударственная идеология снова процветает в государстве, и приведет затем к гибели и его. Опять происходит раздача русских земель, разрушение эффективных хозяйственных форм, остановка крупных инфраструктурных проектов в РСФСР, дискриминация русского населения в распределении материальных благ. Под крылышком республиканских компартий цветут русофобия и сепаратизм, тоже замаскированные под разоблачения «царизма» (притом у РСФСР нет своей компартии).  Декабристика вообще становится фигой в кармане, эйдельманы пишут как бы про ужасного царя «душителя свободы», а имеют в виду ЦК. Генсеки после Сталина радостно снабжают Запад дешевыми энергоресурсами, Арбатовы и Гвишиани планируют конвергенцию. Собственный технологический рост пресекается, вспомнить только судьбу ОГАС и компьютерных технологий.  После 1985 «ленинские нормы» приносят вторую русскую катастрофу за один 20 век. Стоило только врагу устроить падение цен на нефть, которую им радостно поставлял СССР, и из-за внутренней хрупкости пошел процесс распада государства, который оседлали откровенно безмозглые западники. Сокращение вдвое индустрии и площади обрабатываемых полей, уехавшее за кордон целое поколение научных работников, крест в демографии, когда рождаемость упала вдвое, а смертность скакнула, в том числе в разы от самоубийств, несчастных  случаев и алкоголя, бегство русских из многих регионов собственной страны, в том числе  ресурсодобывающих, 22 миллиона русских, вообще оставшихся за границей и подвергнувшихся там этноциду, деморализация общественной психологии и стирание русской национальной памяти, элитное социал-дарвинистское презрение к русскости и русскому миру, перекачивание средств от продажи энергоресурсов в западные банки, бегство российских войск из Восточной Европы. А Запад преодолевает кризис неолиберальной экономической политики за счет российских ресурсов и российского рынка, и превращает этнократические экс-советские республики в антироссийские плацдармы, удобно усевшиеся на российские экспортные пути. Разваливающийся СССР радостно объединяет Германию, и на дешевых российских нефти и газе та снова становится антироссийским монстром, желающим взять реванш за 1945 год. Россия делается сырьевым придатком Запада, и в глазах правящих в 90-е годы либералов никакой другой роли у нее нет, да и вообще скоро она будет не Россией, а набором новых банановых/картофельных республик, от Ингрии до Уралии…

Чтобы подобные трагедии не повторялись вновь, надо осознавать основы нашей цивилизации. Обмен с другими цивилизациями возможен, а подчинение, несамостоятельность – нет. Помнить, что код западной цивилизации – экспансия и грабеж, присвоение чужих ресурсов и чужого труда, перенос издержек своего развития на других – ничего не изменилось и сейчас. Их цель - расчленение и уничтожение российского государства и имперского русского народа. Наша цель - осваивать обширные и наделенные различными ресурсами пространства Евразии. Наши инструменты - государство, создающее всеобщие условия развития, в том числе за счет обеспечения транспортной связанности. Меритократия. Идеология служения государству. Низовая самоорганизация. Контроль за тем, чтобы важнейшие средства производства не уходили в частные руки, тем более в иностранные щупальца. Сочетание государственного, общественного и домашнего секторов в хозяйстве (последний будет, среди прочего, опираться на аддитивные технологии). Создание долговечных вещей. Географический и ценностный детерминизм.   На то, что мы сейчас движемся в верном направлении, указывает то огромное количество санкций, которые на нас наложил Запад, ничего подобного не было в истории.

15 октября 2025