Недобрый сказочник Bormor
- Сказки (1-100)
- Сказки (101-200)
- Сказки (201-238)
- Демиург Шамбамбукли и демиург Мазукта (1-100)
- Демиург Шамбамбукли и демиург Мазукта (101-159)
Демиург Шамбамбукли и демиург Мазукта (101-155)
Решил сюда же добавить сказки не непосредствнно про демиургов, но и про другое "божественное" для комплекта.
* 101 *
— С кем имею честь разговаривать? — сурово вопросил пророк.
— Со мной, — застенчиво ответил демиург Шамбамбукли.
— Имя и род занятий?
— Шамбамбукли, демиург. А что?
Пророк удовлетворенно кивнул.
— Так это Вы сотворили наш мир за семь дней?
— Ну, я... А откуда ты знаешь?!
Пророк достал из кармана книжечку, раскрыл на первой странице и принялся читать вслух:
— "Дневник Шамбамбукли, демиурга. Как я провёл лето. День первый. Сегодня сотворил небо и землю..."
— Отдай! — дернулся Шамбамбукли, но пророк ловко спрятал книжку за спину. — Тебе нельзя это читать! Там такие вещи написаны..!
Пророк отбежал на несколько шагов и злорадно хихикнул.
— Итак, вижу, что я попал по адресу. Вы — именно тот, кто создал небо, землю, всяких гадов морских и прочих, и утвердил день субботний. Верно?
— Ну да.
— Тогда это Вам!
Пророк протянул демиургу сложенный листок.
— Это что? — осторожно спросил Шамбамбукли.
— Петиция! — торжественно и грозно провозгласил пророк. — От нашего рабочего комитета.
— Чего?!
— Профсоюз постановил, что один субботний день — это вызывающе мало. Мы требуем два выходных в неделю. И восьмичасовой рабочий день!
* 102 *
— Пастух! — раздался голос с неба. — Эй, пастух! Отзовись!
— Чего надо?
— Встань, когда к тебе обращается демиург! Встань, и иди в землю, которую я тебе укажу, землю, текущую молоком и мёдом. А там от тебя произойдёт великий народ, народ царей, героев и пророков.
Пастух встал, наскоро упаковал вещи, взвалил на плечо мешок, а в руки взял дорожный посох, и отправился в путь.
— Пастух! Эй, пастух!
— Чего еще?
— Расслабься. Пошутил я. С первым апреля!
* 103 *
— Привет, — сказал демиург Шамбамбукли.
— А ты кто? — спросил человек.
— Я твой демиург.
Человек поднялся на ноги и оглядел приемную демиурга.
— Этого не может быть, — заявил он. — Почему я тут?
— Потому что ты умер, вероятно, — предположил Шамбамбукли.
— Невозможно, — помотал головой человек. — Я никак не мог сюда попасть.
— Почему? — удивился Шамбамбукли.
— Потому что при жизни я не верил в тебя. Атеисты не попадают в царствие небесное!
— Кто тебе это сказал?
— Священник, разумеется. Ему виднее.
— Странное утверждение, — пожал плечами Шамбамбукли. — По этой логике выходит, что если ты не веришь в дождь, то никогда не промокнешь?
— Значит, священник ошибался...
— Не обязательно, — заступился за священника Шамбамбукли. — Может, просто решил пошутить.
— Ну и куда мне теперь? — спросил человек. — В ад, я полагаю?
— Ад? — Шамбамбукли заинтересованно склонил голову набок. — А что это такое?
— Страшное место, — сообщил человек, — специально для грешников. Их там мучают. Стегают крапивой, щекочут перышком в носу и заставляют учить древние языки. Причем всё это — одновременно.
— Какой кошмар! — ужаснулся Шамбамбукли. — Но кто бы тебе это ни рассказал, он тоже пошутил. А ты и поверил.
— То есть, что же получается? — удивился человек. — Мне ничего не будет?
— За что?
— За то, что я не верил, будто наш мир создан демиургом! Весь этот огромный, непостижимый мир, во всём его многообразии, со всеми людьми и животными, с мириадами звезд, с каплями дождя, ночными светлячками и утренней росой — кем-то создан? Как это может быть?! То есть... я извиняюсь, конечно, но...
— Ничего страшного, — Шамбамбукли с улыбкой положил ладонь на плечо человеку. — Я и сам иногда не могу в это поверить.
* 104 *
— Человек! — воззвал демиург. — Ты что, ел яблоки, которые я тебе велел не трогать?
— Нет, — нагло заявил человек, — не ел.
Демиург печально оглядел разбросаные по поляне огрызки.
— А ты знаешь, что врать нехорошо?
— Откуда бы мне это знать? — деланно удивился человек. — Про "плодиться и размножаться" мне говорили, про яблок не есть — тоже, а "не врать" — не было такой заповеди! Думаешь, подловил, да?
— Ладно, — вздохнул демиург, — будем считать, что ничего не произошло. На первый раз прощаю.
— Прощаешь? — оживился человек. — Тогда у меня вопрос.
— Валяй.
— Будем считать, что я действительно съел плод Познания Добра и Зла.
— Будем.
— А потом я пошел проверять новое умение, изучил в подробностях весь мир — но нигде в мире не нашел ни добра, ни зла. И как это понимать?
— Так и понимай. Для мира не существует таких понятий, как добро и зло. Ему что, он пространство. Полностью нейтрален.
— А для кого же тогда существуют такие понятия? Для тебя?
— Не, я выше этого.
Человек задумался.
— Ну, раз ты выше, а в мире их нет... значит, они где-то между!
— Ага, — кивнул демиург. — А между мной и миром есть только ты. И только применительно к тебе можно говорить о добре или зле.
— Так это было Древо Познания Самого Себя?
— Типа того, — кивнул демиург. — Можешь приступать, познавай.
Человек погрузился в углубленное самокопание.
— Ну и как тебе? — спросил демиург через пару часов.
— Весь, как на ладони, — прошептал человек. — Голенький...
— Ага. И кстати, раз уж об этом зашла речь, ты бы прикрылся чем-нибудь, что ли.
* 105 *
— М-да, — произнес демиург Мазукта, брезгливо созерцая бескрайнюю пустыню. — Мягко говоря, не радует. Совсем не радует.
— Я же не знал, что так получится, — виновато потупился демиург Шамбамбукли.
— Ты мог выбрать другую формулировку, — сказал Мазукта. — Но нет, тебе захотелось пафоса — и вот результат!
Шамбамбукли вздохнул и отвёл глаза в сторону.
— А чего я сказал-то... — пробубнил он. — Ну, сухой здесь климат, а за почвой никто не следит. Я и попросил одно племя поддерживать порядок...
— Ну да, — кивнул Мазукта, — ты им сказал буквально следующее, цитирую: "Слушайте, вы — народ, избранный сажать кипарисы в пустыне", конец цитаты. Разве ж так можно к людям обращаться?
— А почему нет-то?
— Да потому что они из твоей речи запомнили только, что они — избранный народ. А зачем избранный, для чего избранный — предпочитают не вспоминать. Ну и толку-то? Даром что ходят задрав нос, а ни в пустыне не селятся, ни кипарисов не сажают.
* 106 *
— Что у тебя на этот раз? — спросил демиург Мазукта демиурга Шамбамбукли.
— Проблема, — вздохнул Шамбамбукли. — Как обычно.
— Если как обычно — значит, что-то связанное с людьми, — заключил Мазукта. — Дай угадаю... они тебя опять неправильно поняли?
Шамбамбукли удрученно кивнул.
— В точку.
— Рассказывай, — Мазукта уселся в кресло поудобнее, закинул ногу на ногу и поднёс к губам свежесотворенную сигару. — Я весь внимание.
— Да нечего, в сущности, рассказывать, — пожал плечами Шамбамбукли. — У меня было хорошее настроение, захотелось одному симпатичному человеку сделать подарок. Просто так, в знак своего расположения.
— Минуточку, — перебил Мазукта. — Покажи мне этого человека? Вон тот? Ага, вижу. Дальше, продолжай. Пришёл ты к нему с подарком, и что?
— Пришёл, — подтвердил Шамбамбукли. — Поздоровался. Предложил выбирать на свой вкус, всё что угодно. А он...
Шамбамбукли шмыгнул носом и отвернулся.
— А что он? — приподнял бровь Мазукта. — Говори уже, не томи. Что он выбрал?
— Ничего, — пробубнил Шамбамбукли. — От всего отказался, еще и меня обругал.
Мазукта приподнял обе брови. Шамбамбукли вздохнул.
— Я не шучу. Обругал. Обозвал нечистым и выгнал из своего дома.
— Ты можешь рассказать подробности? — спросил Мазукта. — Что конкретно ты ему предлагал, какими словами, и какова была реакция на каждое предложение?
— Я ему предлагал всё, что угодно,- повторил Шамбамбукли. — Начал со всех царств земных, чего уж мелочиться. Хочешь, говорю, все царства земные? А может, какие-нибудь сокровища, или там бессмертие, или прекраснейшую из женщин?
— А человек?
— А человек спросил, что он должен будет сделать за всё это великолепие.
— А ты?
— А я сказал, что ничего мне от него не надо, но если он считает себя воспитанным человеком, то может, конечно, поклониться и поблагодарить.
— Ну, всё понятно, — хмыкнул Мазукта и сунул сигару в пепельницу. — Иначе он и не мог отреагировать. Это же человек, не забывай.
— Ну и что?
— А то. В природе человеческой везде искать подвох. Раз ты предложил ему великие блага в обмен на один-единственный поклон, здесь явно что-то нечисто. Как он тебе, кстати, и сказал. Прекраснейшие женщины и царства земные за просто так не даются, не по-божески это. Следовательно, ты, в его понимании, не бог. А просто какой-то сомнительный проходимец.
— А как же быть? — огорчился Шамбамбукли. — Если уж мне так хочется сделать ему подарок?
— Ну-у... — Мазукта задумчиво почесал подбородок.- Способ, конечно, есть. Могу продемонстрировать. Пойдём-ка к этому человеку, сейчас я его одарю по самые уши.
— Эй! — встрепенулся Шамбамбукли. — Это же мой человек, а не твой! Он в тебя даже не верит!
— Сейчас поверит, — заверил Мазукта.
Подойдя к человеку, он рывком поднял его за шкирку, встряхнул и крикнул в самое ухо:
— Эй ты, смертный! Слушай и запоминай! Сейчас ты встанешь, по-быстрому соберёшь всё своё барахло и отправишься за тридевять земель к черту на рога, а там от тебя произойдет великий народ и поимеет два или даже три царства земных. При условии, что никто из вас никогда не станет есть капусты, варить вместе чечевицу и горох, или носить полосатые гетры. А в жертву мне каждый день приносите одного жареного барана, ну и еще что-нибудь вкусное, на ваше усмотрение. Всё уяснил? Можешь меня поблагодарить. И впредь благодари дважды в день, во веки веков. Свободен.
Мазукта отпустил человека, тот упал на колени и принялся быстро отбивать поклон за поклоном, обливаясь слезами счастья и бормоча: "Спасибо! Спасибо тебе, создатель!"
— Но это ведь я, а не ты его создатель! — воскликнул Шамбамбукли.
— Да ну, какая разница, — махнул рукой Мазукта.
* 107 *
— Мазукта, — предложил демиург Шамбамбукли, — а давай сделаем новый мир вместе? Чтобы был наш общий?
— Сделать-то, конечно, можно, — согласился демиург Мазукта. — Но вот чтобы он был общий — это я сильно сомневаюсь.
— Почему-у? — огорчился Шамбамбукли.
— Да вот так уж. Не бывает у мира двух хозяев. Ну, почти никогда. Потому что ничего хорошего из этого не получается.
Шамбамбукли задумался.
— Но ведь мы же друзья?
— Друзья.
— Тогда, я думаю, не должно быть никаких проблем. Что мы, один мир поделить не сможем?
— Ну, если ты так настаиваешь...
В руке у Мазукты появилась колода карт.
— Тянем по одной.
— А зачем?
— Чтобы мир поделить. Там на карточках всё написано; кому что выпадет, так оно и будет.
— Здорово! — обрадовался Шамбамбукли. — И никаких обид! Тяни первый, я тебе уступаю.
Мазукта взял верхнюю карту.
— Мне достался Хаос.
— А мне Порядок.
— Мне море.
— А мне суша.
— Мне красное.
— А мне зеленое.
Демиурги по очереди тянули карту за картой, распределяя сферы влияния в будущем мире.
— Я буду покровителем торговли и азартных игр.
— А я — ремесла и животноводства.
— Мне посвящены быки.
— А мне овцы.
— Я символизирую мужское начало.
— А я... а я тогда не играю.
* 108 *
Демиург Мазукта принимал у себя делегацию художников.
— Значит, так. Я сказал, а вы слышали. Никаких изображений человека чтоб больше не было! Убью на месте.
— Но почему? — осмелился спросить самый лохматый художник.
— Потому что! — отрезал Мазукта. — Я сотворил людей по своему образу и подобию, все права принадлежат мне.
— А животных рисовать можно?
— И животных нельзя. Их я еще раньше сотворил.
— А растения?
— И растения нельзя! А впрочем... — Мазукта на секунду задумался. — Можете рисовать сельдерей и капусту. И вареный лук, так уж и быть. Они мне никогда особо не нравились.
* 109 *
— Что?! — недоверчиво вытаращив глаза, демиург Мазукта уставился в газету. — Как же... Кто такое придумал?!
— Что там? — поинтересовался демиург Шамбамбукли. Мазукта грохнул перед ним на стол стопку разномастных журналов и ткнул пальцем в раскрытую страницу.
— Да ты сам глянь! Да как они посмели..?
Шамбамбукли пробежал глазами несколько фраз.
— Ну и что? Поминают твоё имя всуе, велика важность.
— Издеваешься? Ты погляди, как они его пишут! Моё имя!
— С дефисом.
— С дефисом!? Это дефис?!
— Ну... а что же еще?
— А тогда объясни мне, — прошипел Мазукта, грозно вскинув голову, — почему меня они пишут "Мазукта-", а тебя "Шамбамбукли+"?
* 110 *
— Ну и последняя на сегодня заповедь, — жизнерадостно провозгласил демиург Мазукта. — Никогда, ни в коем случае, не почесывайте левое ухо правой рукой. Узнаю — убью!
— Понятно, — кивнул Пророк, делая пометки на папирусе.
— Я не шучу! — повысил голос Мазукта.- Всё очень серьёзно. Почёсывание левого уха правой рукой наносит непоправимый ущерб мировой гармонии, за такое я буду карать беспощадно. Никакого снисхождения! Нарушители будут поражены семнадцатью противными болячками, из которых две — смертельные. Следующая инкарнация — в теле земляного червя, и поблажек никому не будет! Это ясно?
— Куда уж яснее, — буркнул Пророк, делая новые пометки.
— Отговорок я не приму, — продолжал Мазукта. — Можете чесаться левой рукой, или ногой, или чем хотите, об забор, об дверной косяк — главное, правую руку в этом не задействуйте. Чужое левое ухо своей правой чесать тоже нельзя. Будьте с этим предельно осторожны. Случайное прикосновение буду судить как предумышленное. Прикосновением называется приближение руки к уху на расстояние, не превышающее трёх сантиметров.
Пророк бросил на демиурга мрачный взгляд, но от комментариев воздержался.
Мазукта перевёл дух и продолжил:
— Почесывание левого уха любым предметом, зажатым в правой руке, будет расцениваться как злонамеренное глумление над моими законами и личное оскорбление. А как я наказываю за оскорбление меня любимого, ты сам знаешь.
— Знаю, — скривился Пророк.
— Ну тогда всё, — ласково улыбнулся Мазукта. — Ты на сегодня свободен. Жду завтра, в это же время.
Пророк собрал бумаги и направился к выходу.
— Ах да, чуть не забыл! — окликнул его Мазукта. — Незнание закона освобождает от ответственности.
— Что?! — круто развернулся на месте Пророк.
— Я сказал, незнание закона освобождает от ответственности, — раздраженно повторил Мазукта. — Целиком и полностью. Всё, теперь можешь идти.
Пророк задумчиво сдвинул брови, тяжело вздохнул и вышел.
— Ну и зачем ты это сказал? — спросил демиург Шамбамбукли. — Он же теперь никому ничего не расскажет. А что же тогда станет с мировой гармонией?
Мазукта в ответ снисходительно улыбнулся.
— Да ну, не дрейфь. Ничего с мировой гармонией не случится. Ты упустил из виду, что сам Пророк уже в курсе и не может теперь чесаться в своё удовольствие. А это значит, что в ближайшее время с новым законом будет ознакомлено максимально возможное количество людей. Хм... он еще и от себя, пожалуй, чего-нибудь добавит.
* 111 *
— Ну-с, — сказал демиург Мазукта и потер ладони, — сейчас мы будем вершить справедливый суд. Возвысим правых, покараем виноватых и воздадим каждому по совести.
— Это будет непросто, — осторожно заметил демиург Шамбамбукли.
— Да ну, брось! Чтобы мы — да не разобрались? Быть того не может.
Демиурги пригляделись к миру.
— Ну-у... — через некоторое время протянул Мазукта, — в общем и целом картина ясна... Эти нападают на тех, потому что те поссорились с вон теми, и другие помогают вот этим, потому что вон те... погоди, сейчас соображу.
— Эти не виноваты, — неуверенно произнес Шамбамбукли. — То есть, виноваты, конечно, но совсем не в том и не так, как те. Или как те, другие. Которые против вот этих.
— Минутку! — Мазукта поднял руку. — Так мы вконец запутаемся. Давай упростим модель.
Он быстро соорудил из воздуха большую шахматную доску и кучу разноцветных фигурок.
— Эти будут красные, те — зеленые, вон те — синие...
— Не забудь про тех и этих! — напомнил Шамбамбукли. — Они, может, и невелики, но тоже важны для полноты картины.
— Хорошо. Еще оранжевые, фиолетовые, серые, песочные и... и, скажем, полосатые.
Демиурги расставили фигурки на доске в соответствии с политической ситуацией.
— Итак, красные напали на зеленых...
— Это если верить фиолетовым, — уточнил Шамбамбукли. — Синие утверждают, что зеленые первыми начали.
— Допустим, допустим... — поджал губы Мазукта. — Итак, красные нападают на зеленых, чтобы защитить красную пешку, которая находится на территории зеленых...
— А зеленые бьют красных, чтобы защитить зеленые пешки, которые находятся там же.
— При этом синие нападают на зеленых с фланга...
— Потому что считают его своим собственным флангом.
— Нет, своим они считают фланг фиолетовых!
— А сами фиолетовые считают себя отчасти зеленоватыми.
— Но на самом деле они оранжевые, только перекрашенные.
— Нет, тут ты неправ. Оранжевые — это что-то среднее между желтыми и красными... Кстати, надо добавить на карту желтых.
— Зачем? Желтые нигде никак не выступают.
— Но они плетут тайные интриги против серых, а серые выступают на стороне фиолетовых!
— Только на словах! На самом деле они давно сговорились с зелеными против песочных и оранжевых.
— Но ведь песочные в союзе с зелеными!
— Официально — да. Но ни для кого не секрет, что они давно подкапываются под красных, пользуясь поддержкой серых на деньги полосатых, которые рассчитывают оттяпать часть от оранжевых и передать её синим, чтобы втянуть их в конфликт против желтых...
Демиурги переглянулись, синхронно перевели взгляд на доску, потом на мировую арену.
— Ну и кто тут прав, а кто виноват? — раздраженно вопросил Мазукта.
— Может, все? — предположил Шамбамбукли.
— Все правы или все виноваты?
— Либо то, либо другое.
Мазукта резким движением смёл с доски все фигурки.
— Предлагаю оставить их без вмешательства свыше. Пускай сами разбираются.
* 112 *
— Вот он, мой мир, о котором я тебе говорил — сказал демиург Мазукта, широким взмахом руки обводя пространство.
— Серьёзно? — усомнился демиург Шамбамбукли. — Это что, какая-то новая концепция? Я здесь ничего не вижу, одна серая муть. Где земля, где небо? Где тут вообще что?
— Это Хаос. И всё, что надо, в нём уже существует, — заверил Мазукта. — Но пока только в потенциале. Эту штуку еще надо запустить.
— А как ты её собираешься запускать?
— Очень просто.
Мазукта достал из внутреннего кармана пухлую книгу Бытия.
— Здесь я описал все основные законы и взаимодействия, которые должны быть в будущем мире. Хаос содержит в себе и небо, и землю, и прочие объекты, осталось только запустить механизм, который их вычленит, придаст нужный вид и вообще приведет в порядок. В этой книжке — алгоритм. Одна голая информация о том, как должен работать мир. А вон там, — Мазукта указал пальцем, — находится процессор для обработки этой информации. Пойдём, покажу.
Демиурги приблизились к процессору.
— Выглядит как обычный человек, — заметил Шамбамбукли.
— Потому что это он и есть, — ответил Мазукта, страница за страницей вкладывая в голову человека общее понятие о вселенной. — Вот проснётся, откроет глаза — и сразу упорядочит весь Хаос как надо. Это для нас с тобой здесь нет ничего, кроме серой мути, а у человека сознание ограничено. Он увидит то, чему я его научу. И таким образом, который я укажу.
— И как это поможет тебе построить мир? — не понял Шамбамбукли. — Пока что мне представляется только человек, ловящий глюки в тумане.
Мазукта вздохнул и возвел глаза к несуществующему небу.
— Шамбамбукли! Приглядись, пожалуйста. Этот человек создан по моему образу и подобию. Если у него сложится логичная картина мира — мир просто обязан будет реализоваться. У него не останется другого выбора. О! Он просыпается! Прячемся!
Человек открыл глаза, посмотрел на облака, на шумящие кроны деревьев, сел, подобрал с травы яблоко и захрустел им.
— Вот видишь, — шепнул Мазукта на ухо Шамбамбукли. — Я же говорил!
— Вижу, — Шамбамбукли пощупал земную твердь, постучал пальцем по хрустальному куполу небес и почесал за ухом ближайшего из трёх слонов. — Действительно, совершенно законченная картина мира. А ты не боишься, что данные могут случайно повредиться при передаче? Пройдёт сколько-то поколений, возникнет сбой, появится какая-нибудь теория о круглой планете...
— Брось, ерунда! — засмеялся Мазукта. — Подсознательно люди всегда будут уверены, что земля плоская, как блин.
— Ну а всё-таки? Вдруг часть людей всерьёз уверуют в то, что она — шар?
— Ничего страшного. Одни люди будут жить на круглой земле, другие на плоской. У одних время пойдёт быстрее, у других медленнее. Чьё-то солнце замрет в центре мироздания, а чьё-то поскачет в огненной колеснице. Несущественно, это ведь всего лишь вопрос восприятия. Будет у мира не одна грань, а множество. Пускай себе сосуществуют, Хаоса хватит на всех.
— Даже на самые дикие теории?
— Да.
— А если они все переругаются? Не захотят сосуществовать?
— Тогда мир будет снова ввергнут в Хаос, — ответил Мазукта. — Но не думаю, что до этого дойдёт. Люди же не настолько глупы, чтобы ссориться из-за иллюзий!
* 113 *
Демиурги Шамбамбукли и Мазукта наблюдали, как люди деловито строят Большой Как Бы Курбыц.
— Знаешь, — сказал Шамбамбукли, — я тут кое-что подсчитал, у меня не совсем сходится. Я боюсь, как бы этот Курбыц не наделал бед. Может, остановить людей, пока не поздно?
— Не надо, — остановил его движением ладони Мазукта. — Эксперимент еще не завершен. Я хочу проверить, что будет, если люди, которые сделаны по нашему образу и подобию, запустят Курбыц, который Как Бы Большой. Так я смогу узнать, стоит ли нам с тобой запускать Настоящий Большой Курбыц.
* 114 *
— У меня для тебя подарок, — сказал демиург Шамбамбукли человеку. — Жизнь я тебе дал, душу вложил, а теперь хочу дать счастье. Подставляй ладони.
Человек выставил руки вперёд и растопырил пальцы. Демиург просвистел короткий мотивчик, и откуда-то с неба опустилась маленькая птичка дивной красоты — тонкие лапки, пушистый хохолок, перышки словно из цветного тумана. Она сделала несколько кругов над головой человека и совсем было собралась сесть в подставленные ладони...
— Ага, поймал! — человек хищно взмахнул рукой и торжествующе засмеялся, потрясая в воздухе трепыхающейся добычей. — Подарок, ха! Я сам её поймал! Сам, сам, своими руками! Теперь это по-настоящему моё, собственное, счастье! Хо! Какой я ловкий!
Человек вприпрыжку побежал по траве прочь от демиурга. Его пальцы крепко и уверенно держали счастье за горло.
* 115 *
Демиург Мазукта прикинул в руке клюшку для гольфа, отложил, выбрал другую и на этот раз остался доволен.
— Только играем по-честному, — сурово предупредил он. — Без этих наших штучек, понятно? Попал — значит попал, промазал — значит промазал.
— Ясно, — кивнул демиург Шамбамбукли. — Договорились.
Он ударил первым. Мячик покатился и замер сантиметрах в двадцати от лунки. Шамбамбукли вздохнул и загнал его туда вторым ударом.
— Теперь ты.
Мазукта хмыкнул, прицелился и наподдал клюшкой. Мычик улетел далеко в сторону, спугнул кролика, кролик ударом задней лапы отфутболил мяч в реку, там его проглотила рыба, на рыбу тут же упал с небес орёл, подхватил и понёс в когтях. Над нужным местом рыба распахнула пасть, мячик выпал, отскочил от скалы, по изящной дуге прокатился по полю к лунке... и не попал.
* 116 *
— Что там происходит? — спросил демиург Шамбамбукли, прислушиваясь к постороннему шуму.
— Философы спорят, — небрежно откликнулся демиург Мазукта.
— Так громко? — удивился Шамбамбукли. — Что-то принципиальное?
— Нет-нет, — замахал руками Мазукта, — по основным положениям у них разногласий нет. Они не сошлись по поводу грамматики.
— Как так?
— Да вот так. Все согласились, что "бытие определяет сознание". Теперь выясняют, что здесь подлежащее, а что дополнение.
* 117 *
Человек зашёл в кабинет демиурга Шамбамбукли и устало опустился на стул.
— Уфф! — выдохнул он. — Ну и наворотил же ты на этот раз, создатель!
— Что? — встрепенулся Шамбамбукли. — Что ещё не так?
— Да посмотри сам, — человек протянул демиургу журнал своей жизни. — Видишь? Вот здесь, здесь и..., — он перевернул страницу, — вот здесь? Я совершил благие дела, а где воздаяние? Или вот, взгляни сюда — разве такое суровое наказание за такой мелкий проступок адекватно? По-моему, нет.
— По-моему, тоже, — согласился Шамбамбукли. — Да, чего-то я тут и правда...
— Смотрим дальше, — продолжил человек. — Вот мои жёны и любовницы, вот мои дети. Семеро мальчиков, одна девочка. А у моего соседа четыре девочки, а мальчиков вообще ни одного. Это, называется, "равномерное распределение"?
— Странно, должно было получиться примерно поровну, — удивился Шамбамбукли. — Я проверю...
— Да уж проверь. И с ростом тоже неувязка. Нет, до сорока всё было в порядке, а потом параметры, вместо того, чтобы расти, стали снижаться. Сила, здоровье, выносливость... А как стукнуло семьдесят, и интеллект стал по нулям. Как дальше жить? Кстати, слушай, семьдесят — это мало! Подними планку хотя бы до ста сорока, а то ведь народ начнёт толпами уходить — неинтересно становится после семидесяти-то.
— Ладно, я придумаю что-нибудь, — промямлил Шамбамбукли.
— Или вот, — сурово продолжил человек, — за две недели я в общей сложности четыреста раз перевёл разных — заметь, разных! — старух через дорогу. Должен был получить к своему имени почётную приставку "Переводчик Старух", а как меня на самом деле стали называть? Да ты не красней, отвечай!
— Да, неловко вышло, — смущенно отвернулся Шамбамбукли. — Извини.
— И это ещё не всё! — воскликнул человек. — Где обещанный нимб? Он мне положен по совокупности совершённых добрых дел! Где бонус за ловкость, к зарплате? В возрасте шести лет я целый месяц перед новым годом кушал овсяную кашу, чтобы получить пожарную машинку — где она? Почему этап обучения длился целых двенадцать долбаных лет? Почему, наконец, мой хомячок не хотел размножаться в неволе?
— Понял, понял! — замахал руками Шамбамбукли. — Я всё исправлю, честное слово! В самое ближайшее время.
— Вот, здесь полный список замеченных ошибок, — человек раскрыл журнал ближе к концу и ткнул пальцем. — Восемь страниц, с подробностями, как полагается. Что, где, когда, при каких обстоятельствах — в общем, разберёшься.
— Спасибо, — кивнул демиург. — Ты мне очень помог. Хочешь передохнуть?
— Да, дней сорок-пятьдесят, если можно.
— Хорошо, значит, жду тебя в конце следующего месяца, — Шамбамбукли сделал пометку в блокноте. — Переродишься девочкой, проверишь всё ещё раз, а потом надо будет ещё с котами разобраться, так что не затягивай. Обидно будет, если не уложимся в сроки релиза из-за каких-то глупых недоработок.
* 118 *
— А? Что? — испуганно дёрнулся человек. — Что происходит? Который час?
— Успокойся, — осадил его демиург Шамбамбукли. — Всё в порядке, это просто сон. Вещий сон, — добавил он значительно.
— А-а, понятно, — кивнул человек.
— Итак, слушай, — произнёс демиург. — Эта информация тебе очень скоро может пригодиться. Она касается твоей предстоящей поездки в командировку, расписания поездов, колебаний курса национальной валюты, международного терроризма и цен на картошку. Начнём с картошки. Когда ты завтра утром выйдешь из дому, чтобы...
— Стоп! — перебил его человек. — Больше ничего не говори. Не надо. Обойдёмся без спойлеров.
* 119 *
— У тебя совесть есть? — закричал на человека демиург Шамбамбукли. — Ты хоть отдаёшь себе отчёт в своих действиях? Посмотри, до чего планету довёл! Я же тебя просил о ней заботиться, а ты что творишь?
— Я не понял, чё за наезд? — набычился человек. — Что хочу, то и творю, моё право! Я же этот, как его, венец творения, ты меня сам так назвал.
— Чтобы быть венцом творения, — печально вздохнул Шамбамбукли, — одного названия недостаточно. Венец только тогда венец, когда он венчает царственную голову. А без царя в голове ты просто шляпа!
* 120 *
Демиурги Шамбамбукли и Мазукта сидели в придорожной корчме и пили молодое вино нового урожая.
— А п-правда, этот мир щуществует в нашем воображении? — заплетающимся языком спросил Шамбамбукли.
— П-правда, — размашисто кивнул Мазукта.
— Что, правда? — обрадовался Шамбамбукли.
— Угу.
— Значит, правда...
Шамбамбукли задумчиво опрокинул в себя ещё один стаканчик.
— Жначит, он всё-таки щуществует... Жамешательно. Шлушай, а вот Земля — она как, по-твоему, вертится? Или не вертится?
— Она не только вертится, — мрачно заметил Мазукта и икнул. — Она ишшо и раскачивается!
* 121 *
Демиурги Мазукта и Шамбамбукли сидели в чистилище и перебирали человеческие души. Они доставали их по одной из большой корзины и раскладывали по маленьким кучкам.
— Хороший урожай, — довольно заметил Мазукта. — Одна в одну!
— Ну, не совсем, — возразил Шамбамбукли, разглядывая очередную душу. — Смотри, мелкая какая.
Он метелкой отряхнул с души ордена и медали и бросил в одну из общих куч.
— Странно как-то, — пробормотал он, нахмурив брови. — Откуда у него столько?
— О чём ты? — не понял Мазукта.
— Да вот, интересно получается. Все люди, в общем, примерно одинаковые. Чуть похуже, чуть получше, но в целом разнятся не сильно. И живут они тоже примерно одинаково, кому-то чуть полегче, кому-то тяжелее, но не намного. А вот встречаются иногда великие люди с великой душой — и у них почему-то всегда проблема на проблеме! На каждом шагу они от жизни получают по лбу! А с другой стороны, всякая мелочь паршивая, которой вроде и не положено, получает от жизни все блага и забот не знает. Почему так?
— Ну ты и вопросы задаёшь! — засмеялся Мазукта. — Ты что же, думаешь, этот мир был создан ради великих людей? Ну да, есть в нём и гении, и святые, но ведь не они составляют основную массу населения! Они исключения из правил, а мир рассчитан на человека среднестатистического, каких подавляющее большинство. Всё для их удобства... ну или почти всё.
— Это как с правшами и левшами? — догадался Шамбамбукли.
— Да, примерно, — кивнул Мазукта. — Техника, инструменты, даже дверные ручки — всё приспособлено под правую руку, а левшам приходится приспосабливаться самим. Вот и святые — как те же левши. Они не вписываются в картину мира, им здесь неудобно.
— Понимаешь?
— Понимаю.
— Правила создаются для людей средних. Средний рост, средний вес, средний достаток. Взять, например, такую вещь, как обычная дверь. Большинство людей проходит в любые двери без проблем, максимум слегка пригибая голову. А человек большого роста (равно как и великой души) либо получает постоянно по лбу, либо приучается кланяться. А что до разных, как ты говоришь, мелких паршивцев, то они и вовсе гуляют где хотят, и под закрытую дверь, если надо, протиснутся, и в замочную скважину пролезут. А уж в обычные двери, которые для всех, они проходят шеренгой, да ещё иногда и на чужих плечах.
Мазукта почесал подбородок и продолжил:
— Рано или поздно любой гений или святой устаёт всё время биться головой о притолоку. Некоторые начинают кланяться автоматически, перед каждой дверью. Некоторые сдаются и опускаются на четвереньки — тогда на них с большой вероятностью кто-нибудь запрыгивает верхом. Это нормально, обычная борьба за существование. Такова жизнь.
— И что, для гениев никакой надежды?
— Есть надежда, — неохотно признал Мазукта. — Иногда такое случается. Изредка, может быть, раз в поколение, находится человек, который будет всю жизнь биться головой о косяк, пока не сломает его. И в эту дверь после него уже легче пройти другому гению.
* 122 *
— Это за что ж его так? — спросил демиург Шамбамбукли, сочувственно глядя на человека, толкающего в гору тяжелый камень.
— Кого? А, этого... — демиург Мазукта скривился и махнул рукой. — Да ни за что.
— Как "ни за что"?! Такое суровое наказание...
— Да никто его не наказывал! — огрызнулся Мазукта. — Делать мне больше нечего! Он сам напросился.
— Сам? — не поверил Шамбамбукли.
— Ну да. Крутился у меня под ногами, канючил, просил для него тоже какую-нибудь работку подыскать, может, инструменты за мной поносить, или мух газеткой отпугивать, ну хоть чем-то быть полезным... сам знаешь, как это раздражает.
— И за это ты его...
— Да не наказывал я его! — вскричал Мазукта. — Почему все считают, что я чуть что, сразу наказываю?
— Но ты ведь и правда...
— Нет, — отрезал Мазукта.
Проводив взглядом человеческую фигурку, почти достигшую вершины горы, он произнёс:
— Я ему сказал буквально следующее: "Хочешь поработать? Отлично, возьми вот этот камень и отнеси во-он на ту вершину. Когда закончишь, можешь быть свободен."
— А он?
— А он — вон, — указал кивком Мазукта.
Шамбамбукли посмотрел в ту сторону. Не дойдя двух шагов до вершины, человек воровато огляделся, никого не заметил и пинком скатил свой камень с горы.
— Ему что, так нравится процесс? — удивился Шамбамбукли.
— Ему не хочется терять работу, — объяснил Мазукта.
* 123 *
— Шамбамбукли, привет! Смотри, что я купил!
Демиург Мазукта вывалил на стол десятка полтора безвкусно-ярких коробочек. Демиург Шамбамбукли поднял одну и взвесил на ладони.
— Тяжёлая, — заметил он. — А что это такое, вообще?
— Вселенная быстрого приготовления, — охотно сообщил Мазукта. — Хочешь, возьми парочку, пригодятся, у меня их много.
Шамбамбукли вернул Вселенную в общую кучу.
— Нет, спасибо, мне не нужно. Кто вообще до такой глупости додумался?
Он пригляделся к цветастой обёртке.
— "Сделано..." А, ну понятно.
— Зря ты так, — обиженно произнёс Мазукта. — Вещь, между прочим, очень полезная. Приспичит тебе, допустим, создать новый мир, а под рукой, как назло, ни Тёмной Материи, ни Светлых Идей. И что делать будешь?
Шамбамбукли неопределённо пожал плечами.
— Ну вот, — победоносно ухмыльнулся Мазукта, — а если у тебя в кармане будет такой брикетик, то акт творения не составит никакого труда. Просто добавь воды и отбрось подальше, а оно ка-ак жахнет! И всё сразу готово.
Шамбамбукли снова покосился на обёртку.
— Угу, вижу. "Срок приготовления — три минуты".
— Вот именно. Это же круто, согласись?
— Да ну, — махнул рукой Шамбамбукли, — подумаешь, важность! Я, если надо, могу и за две минуты мир создать. И без всяких полуфабрикатов.
Мазукта уставился на друга недоверчиво.
— Нет, кажется, ты не шутишь... Значит, врёшь?
— Зачем бы мне врать? — удивился Шамбамбукли.
— Понятия не имею. Но одно я знаю точно, за две минуты ты никак не управишься. Да что там, ты за это время только и успеешь, что рот открыть, чтобы "Да будет свет!" сказать. С твоими-то темпами...
— Поспорим? — равнодушно предложил Шамбамбукли.
Мазукта опешил. И прежде чем ответить, долго думал, мучительно морща лоб.
— Не вижу, где тут подвох, — наконец признался он. — Поспорить, конечно, можно, но у тебя ведь никаких шансов выиграть?
— Хочешь проверить? — спросил Шамбамбукли.
— Хочу! — решился Мазукта. — Готов спорить, что за две минуты ты не то что мир, чашку чая не сотворишь!
— Чашку, может, и не сотворю, — согласился Шамбамбукли. — А мир — всегда пожалуйста. Так спорим? На щелбан?
— На два щелбана!
— Да хоть на сотню, — пожал плечами Шамбамбукли, — мне-то что, твоя голова, не моя.
Он встал, потянулся и направился в сторону мастерской.
— Подождёшь здесь? — спросил он через плечо. — Или хочешь посмотреть?
— Ни за что не пропущу такое зрелище! — ответил Мазукта.
В мастерской Шамбамбукли, не торопясь, расчистил место для новой вселенной, разложил инструменты, натянул рабочие перчатки...
— Время, потраченное на подготовку, я, так и быть, не стану учитывать, — хмыкнул Мазукта, многозначительно поправляя на запястье часы. — Скажи, когда приступишь.
— Уже начинаю, — сказал Шамбамбукли. — И буду тебе очень признателен, если ты не станешь мешать. Я, знаешь ли, работаю, это творческий процесс, он не терпит постороннего вмешательства.
— Ладно, ладно, молчу! — Мазукта демонстративно зажал рот ладонью.
Шамбамбукли закрыл глаза, сделал несколько долгих вдохов и выдохов, и, наконец, приступил к работе. Вопреки ожиданиям Мазукты — или, скорее, полностью согласно его ожиданиям, работал Шамбамбукли вдумчиво, не спеша, не упуская никаких деталей и не пренебрегая мелочами. Мазукта, сам не чуждый высокого искусства, поневоле залюбовался. Однако через полчаса вспомнил о споре и тихонько кашлянул.
— Шамбамбукли, вообще-то...
— Я же просил не мешать! — раздраженно отмахнулся Шамбамбукли. — Потом поговорим! Всё — потом!
Мазукта не стал спорить, устроился поудобнее и продолжил наблюдение за чужой работой. В конце концов, ему уже проигрыш не грозил, а посмотреть было на что. Шамбамбукли творил красиво, с любовью, аж завидки брали.
Наконец Шамбамбукли нанёс последний штрих, отложил в сторону инструменты и утёр пот со лба.
— Мне очень жаль тебя огорчать, — произнёс Мазукта, — но прошло никак не меньше недели.
— Правда? — изумился Шамбамбукли.
— Правда. Вообще-то, прошло около четырнадцати миллионов лет, но не будем мелочиться. В любом случае, это явно больше двух минут.
— Ты ошибаешься, — покачал головой Шамбамбукли. — Две минуты ещё не истекли.
— Ну, знаешь ли! — рассмеялся Мазукта. — Я, конечно, знаю, что во время творческого процесса иногда забываешь про течение времени, но всё-таки, всему же есть границы!
— Творческий процесс тут совершенно не при чём, — возразил Шамбамбукли. — Но факт есть факт: прошло всего несколько секунд с начала работы, и вот, можешь убедиться, всё уже готово.
Мазукта склонил голову набок и пристально изучил безмятежно-честное лицо друга.
— Похоже, ты действительно веришь в то, что сказал, — заметил он.
— Потому что это правда. Да ты на часы посмотри!
— Они стоят, — недовольно скривился Мазукта. — Ничего удивительного, их же четырнадцать миллионов лет не заводили. Совсем забыл.
Шамбамбукли устало вздохнул.
— Мазукта! Скажи мне, пожалуйста, сколько это — час?
— Час — это шестьдесят минут. Одна двадцать четвёртая часть суток.
— А сколько это — сутки?
— Сутки — это двадцать четыре часа... А-а, чёрт! — Мазукта хлопнул себя по лбу.
— Вот именно. Сутки — это промежуток времени от захода солнца и до следующего его захода. А солнце в этом мире ещё ни разу не садилось. Ты только сейчас заметил, что Земля всё это время была повёрнута к Солнцу одной стороной?
— С тебя два щелбана, — угрюмо проворчал Мазукта, подставляя лоб. — Бей, изверг.
— Охотно! Р-раз! — Шамбамбукли отвесил другу звонкий щелбан. — А это — два!
Он нежно щёлкнул землю в круглый бок, придавая ей вращательный момент.
И всё заверте...
* 124 *
— Ну хорошо, подСудимый — сказал демиург Шамбамбукли, пролистав Книгу Жизни человека. — С тобой всё понятно. Где-то грешил, где-то не очень, тут исправил, там усугубил... в общем и целом совершенно нормальная, вполне удовлетворительная жизнь. Поздравляю, можешь отдыхать.
— Спасибо, господи судья, — сказал человек.
— Объясни мне только один момент, — Шамбамбукли склонился над Книгой. — Большинство твоих прегрешений логически обоснованы, у тебя были какие-то причины поступать именно так. Но вот зачем ты побил этого несчастного старичка? Он ведь тебе ничего не сделал, даже слова плохого не сказал.
— Он искусствовед, — мрачно пробурчал человек.
— Что-что? — не понял Шамбамбукли.
— Искусствовед, — повторил человек. — Он. А я писатель. Был. Понимаешь?
— Нет, — признался Шамбамбукли.
Человек вздохнул.
— Писатель я был. А он — искусствовед. Специальный такой тип, который читает то, что я написал, а потом всем рассказывает, какие из этого можно сделать выводы.
— Постой-постой! — перебил Шамбамбукли. — Это что-то вроде "было заповедано: "не играй с огнём, можешь обжечься" — где под играми с огнём подразумевались обряды огнепоклонников, а огнепоклонниками в то время было принято называть вообще любых язычников, слово "можешь" в данном контексте следует рассматривать не как разрешение, а как повеление, и потому истинный смысл заповеди — "всех неверных — на костёр!", и именно так её надо понимать" — что-то вроде этого, да?
— Да, — кивнул человек.
— Всё ясно, — сказал Шамбамбукли и стукнул молоточком по столу. — Оправдан. Следующий!
* 125 *
— Создатель, — обратился человек к демиургу Шамбамбукли, — ты не поверишь, но я пришёл с претензией.
— Ну почему же, поверю, — поспешил успокоить демиург. — А в чём, собственно, дело?
— Меня поразила молния, — пожаловался человек.
— Насмерть? — уточнил Шамбамбукли.
— Ага, — человек кивнул. — Так вот, это было несправедливо!
— Не может быть!
— Я же говорил, что ты не поверишь... — вздохнул человек.
— Так, давай по порядку. Как с тобой такое приключилось и в чём заключается несправедливость?
— Я просто гулял на лугу, — сказал человек. — А тут вдруг дождь. Вернее даже, гроза. Мокнуть не хотелось, ну я и спрятался под деревом. А потом ничего не помню, только вспышку и удар, даже испугаться не успел... Вот, собственно, и всё.
— Ну и где же здесь несправедливость? — спросил Шамбамбукли.
— Почему это случилось именно со мной?! — выкрикнул человек. — Тысячи людей прячутся от дождя под деревьями, и им ничего за это не бывает. Почему ты покарал только меня? Да, я знаю, что поступил скверно, нарушил твою заповедь...
— Это не заповедь, — мягко перебил его Шамбамбукли. — Это был просто дружеский совет, не стоять под деревом во время грозы, а то молния ударит. О вашем же благе заботился, между прочим.
— Но молния-то ударила именно меня! Не кого-то другого, не всех, преступивших завет...
— Не завет, а совет, — снова поправил Шамбамбукли.
— Ну хорошо, не всех, кто пренебрёг твоим советом, даже не каждого второго, а выборочно, конкретно меня! Одного из всех! Чем я провинился перед тобой? Остальных-то ты пожалел, а меня...
— Мне и тебя жалко, — заверил человека демиург. — Но ты сам виноват, я тут не при чём. Я никого не караю.
— Ну да, "не при чём"! — не поверил человек. — Молния-то твоя.
— Да, моя, — с достоинством отозвался демиург. — Как и весь этот мир, кстати. Я его своими руками собирал, и прекрасно знаю, как в нём всё устроено. Вот и с вами поделился этой ценной информацией, чтобы вы тоже немного разбирались, что к чему. И не делали заведомых глупостей!
— Но так ведь поступают все! — возразил человек. — И ни с кем ничего страшного не происходит.
— Разумеется, — солидно кивнул Шамбамбукли. — Хорош бы я был, если бы не позаботился о нескольких уровнях защиты! Но иногда, знаешь, неприятности всё-таки случаются. Именно поэтому существует такая вещь, как правила техники безопасности.
— Чего?
— Того! Вот у тебя дома мясорубка была?
— Ну, была...
— Ты в неё пальцы совал?
— Да что я, псих, что ли?
— Ну почему же обязательно псих? Тысячи людей суют и ничего с ними не происходит. Хотя, по идее, так делать не следует.
— Ну и что?
— Ты думаешь, этот мир — менее сложная или менее опасная штука, чем мясорубка? В нём знаешь, сколько деталей?
Человек задумался.
— Не знаю. Много, наверное.
— Ты и не представляешь себе, насколько много! — доверительно сообщил Шамбамбукли. — У вас даже чисел таких нет. Мир... в общем, это довольно сложная штука.
Шамбамбукли потёр пальцами переносицу и продолжил немного смущённо:
— Это даже для меня довольно сложно. Я, во всяком случае, так и не смог сделать его абсолютно безопасным местом. Подозреваю, что подобное никому не под силу, всего ведь не предусмотришь. А ведь я, как любой создатель, несу ответственность за своё изделие. Вам, людям, всю жизнь им пользоваться, неловко будет, если кого-нибудь вдруг током шарахнет, или пальцы отрубит. Поэтому я и дал вам подробнейшее руководство по эксплуатации. Да ещё и постарался изложить его самым доступным языком, чтобы и дети поняли...
— Ага, — фыркнул человек, — читал я это твоё "руководство". Хороша детская сказочка! Там такие речевые обороты, что профессора по двадцать лет разбираются, что же ты, собственно, хотел сказать.
— Ну да, из меня литератор не очень хороший, — смущенно признал Шамбамбукли. — Я не гуманитарий, я, скорее, ремесленник. Но по крайней мере, основные правила пользования миром изложены чётко, без двусмысленностей. "Не играй с огнём, можешь обжечься", "не суй пальцы в розетку", "не буди спящую собаку", "не ешь всякую гадость" и так далее. Кто пренебрегает этими советами, должен отдавать себе отчёт, что он сильно рискует. Но я его честно предупредил о последствиях. Если в руководстве написано "не запивать селёдку молоком", а кто-то всё-таки запивает, то его, скорее всего, пронесёт. Хотя, возможно, и... ну да, пронесёт. Игры с огнём не всегда заканчиваются пожаром, но и пренебрегать такой возможностью не следует.
Человек задумался.
— То есть, ты сам никого не наказываешь? Это всё слепые силы природы?
— Ну, в общем и целом — да.
— А сам ты никогда не вмешиваешься в естественный ход событий?
— Очень редко, — заверил Шамбамбукли. — Осуществляю техническую поддержку, профилактический ремонт и так далее. Я же говорил, что отвечаю за своё изделие!
— А как же грядущий Конец Света? — не сдавался человек. — Когда пройдёт шесть тысяч лет, мир будет разрушен и человечество предстанет перед тобой на Страшном Суде — тогда ты тоже не собираешься никого казнить и миловать?
— Что за страсти ты говоришь? — удивился Шамбамбукли. — Зачем мне разрушать ваш мир? Ты хоть представляешь, сколько я в него труда вгрохал? Просто по истечении шести тысяч лет закончится гарантийный срок, и вся ответственность за судьбу мира ляжет на вас. Для кого-то это, конечно, настоящий Конец Света. Но я надеюсь, что вы к тому времени наконец усвоите нехитрую науку обращения с мирозданием, так что ничего страшного не произойдёт. Я не отбираю подарков назад. Этот мир — ваш, живите себе на здоровье.
— Погоди! Что значит "живите"?! Но ты же говорил, что праведные попадут в лучший мир, мир грядущий!
— А я и не отказываюсь от своих слов, — пожал плечами Шамбамбукли. — Однако никого волоком тащить не стану. Кто хочет — пусть переселяется, я не против. Знаешь, с каждым разом у меня миры получаются всё лучше и лучше. Будущий уже почти готов, и он, поверь мне, даже сейчас даст вашему сто очков вперёд! Совсем чуть-чуть осталось. Но, конечно, мне бы не хотелось туда пускать всяких невежд, которые и с прежней моделью обращались из рук вон плохо и так и не научились хотя бы элементарным правилам поведения в мире. Обидно будет, если они и следующий испортят. Так что, вполне возможно, действительно произойдёт некоторый отсев.
— И что будет с теми, кто его не пройдёт? — ехидно спросил человек.
Демиург Шамбамбукли широким жестом обвёл перед человеком границы вселенной.
— Как я уже сказал, я своих подарков назад не беру. Тем, кто не готов жить в новом, с иголочки, мире, придётся довольствоваться старым. И знаешь, если они и дальше будут пренебрегать советами изготовителя, их дом очень быстро может стать чертовски неуютным местом.
* 126 *
Демиург Мазукта рассмотрел с разных сторон новый мир, изготовленный демиургом Шамбамбукли, и насмешливо хмыкнул.
— И вот это ты хочешь послать на конкурс? — спросил он. — Эту... поделку?
— А что, нормальный мир, — вступился за своё детище Шамбамбукли. — Красивый, работает, всё как надо, всё на месте. По-моему, неплохо.
— Да я и не спорю, что неплохо, — отозвался Мазукта. — Может бы, даже хорошо. Но несовременно как-то. Сейчас так никто уже не творит. Примитивизм какой-то...
— А как сейчас творят? — поинтересовался уязвлённый Шамбамбукли.
— Ну-у... вот так, хотя бы, примерно.
Мазукта вытащил из кармана портмоне и показал фотографию.
— На, любуйся. Моё творение! Гран-При на Вселенском конкурсе Авангардного Творчества, между прочим!
Шамбамбукли пригляделся к снимку и брезгливо скривил лицо.
— Фу! Что это такое?
— Это Большой Толчок, — охотно пояснил Мазукта. — Я сотворил мир из Большого Толчка. Концептуально, не находишь?
Шамбамбукли повертел в руках изображение мира и вернул его Мазукте.
— Да уж, ты на мелочи не размениваешься, — задумчиво произнёс он. — Если что-то делаешь, то по-большому.
— По-крупному, — поправил Мазукта, пряча снимок в карман.
— А как же люди? — спросил Шамбамбукли. — Каково им там жить, а? В толчке, да ещё в Большом?
— Да плевать на них, при чём тут люди! — досадливо отмахнулся Мазукта. — Кого вообще интересует их мнение? Мы с тобой об искусстве говорим! О вечном, о возвышенном! Человеческие реалии не имеют к этому ни малейшего отношения.
* 127 *
— Нет, нет и ещё раз нет! — замахал руками демиург Шамбамбукли. — Я категорически против!
— Да что здесь такого? — удивился Пророк. — Я всего лишь хотел добавить несколько апокрифов...
— Не нужны никакие апокрифы! — решительно отрезал Шамбамбукли. — Я вам дал свою Книгу, там всё, что надо, уже есть, и дополнять тут нечего. Всё, разговор окончен.
— Но из Книги совершенно непонятно, как соотносятся огонь и электричство, и применимы ли законы одного к другому, — возразил Пророк. — А кроме того, людям интересно, что происходило с Первым Человеком на следующий день после того, как...
Шамбамбукли прервал Пророка гневным возгласом.
— То есть, ты хочешь сказать, моя Книга неполна?! Она, по-твоему, несовершенна?! Такая замечательная Книжка, я так старался, чтобы она была безупречной, а ты вдруг заявляешь...
— Всё-всё, я уже понял! — замахал руками Пророк. — Осознал, признаю свою ошибку. Действительно, Книга великолепная, бесподобная, просто-таки всем Книгам Книга. Ни добавить, ни убрать.
— Именно так, — согласно кивнул Шамбамбукли.
— Нет, действительно гениальное произведение. Такие выпуклые, запоминающиеся характеры, такие образные... эээ... образы! Полный восторг. Я преклоняюсь перед талантом автора.
— Ах, ну что ты... — засмущался Шамбамбукли.
— Я правда восхищён, — заверил Пророк и протянул демиургу только что отвергнутую тетрадку с рукописью. — Собственно, вот... как бы это выразить... осмелился немного... так сказать, под впечатлением...
— Это что такое? — подозрительно прищурился демиург.
— Фанфики, — с готовностью сообщил Пророк. — Творчество фанатов. По мотивам гениального произведения. Эээ... может, если уважаемому автору понравится, включим их в новое издание Книги? Подарочное, дополненное, а?
— Фанфики — это хорошо, — довольно улыбнулся Шамбамбукли. — Фанаты, говоришь, по мотивам? Молодцы, так держать. Это мы, конечно, в Книгу включим, почему бы и нет. С фанфиков и надо было начинать. А то выдумал какие-то апокрифы, срам один! Где и слово-то такое откопал?
* 128 *
— Я прожил долгую жизнь, — сказал человек демиургу. — И вот, наконец, умер и стою перед тобой, своим создателем. Теперь я, наконец, могу высказать всё наболевшее прямо тебе в лицо.
— Говори, — кивнул демиург.
— Твой мир жесток, — произнёс человек. — Да, я знаю, нам, простым смертным, не понять твоих грандиозных замыслов, и, в конце концов, всё, что ни творится — к лучшему, но это "лучшее" когда ещё настанет, а плохо нам уже сейчас.
— Продолжай, — кивнул демиург.
— В общем, я не имею ничего против благих целей, — сказал человек, — но вот способы их достижения мне не нравятся. Очень жёстко, по-моему.
— Одну минутку, — перебил демиург, — ты можешь привести конкретные примеры жестокости?
— Конечно, могу! — воскликнул человек. — Вот, например, войны. Тысячи и десятки тысяч людей гибнут в бессмысленной бойне, лишь для того, чтобы одна страна стала чуть беднее, а другая — намного беднее. Я понимаю, твой замысел был вознести одну над другой, но...
— Давай не будем сейчас про мой замысел, — снова перебил демиург. — Продолжай с примерами.
— Ну, война — это главное, — сказал человек. — Но есть и иная несправедливость в мире. Их много. Ни в чём не повинных людей бросают в тюрьмы, на улицах что ни день — кого-то убили или обокрали, в трущобах дети пухнут с голоду, и их старшие сёстры с тусклыми глазами продают себя за гроши, чтобы их прокормить. К власти пробиваются отпетые мерзавцы, преступники разъезжают в роскошных экипажах и швыряют миллионы на секундную прихоть, а достойные люди гниют заживо...
— Стоп! — Демиург резко поднял руку, обрывая этот монолог. — А скажи мне, пожалуйста, кто именно начинает войны, кто конкретно убивает, грабит и сажает в тюрьмы, кто совращает малолетних, бросает собственных детей, пропивает чужие деньги и творит прочие бесчинства? Кто?
— Люди, кто же ещё, — потупившись, сказал человек.
— Хорошенькое дело! Значит, ты, человек, приходишь ко мне, творцу мира и жалуешься на то, что вы, люди, плохо себя ведёте в моём мире? Где логика?
— Вразуми, — прошептал человек. — Накажи злодеев, пусть они раскаются. Наставь нас на путь истинный.
— Это я уже делал, — ответил демиург. — И за ручку вас вёл, и путь указывал, и по шее бил, когда надо. И вы называли себя моей паствой. А паства, это знаешь что?
— Стадо баранов, — вздохнул человек.
— Именно. Потому что у вас, как у баранов, не было никакого выбора, только слушаться меня. Какой уж тут выбор, когда и так понятно, кто самый главный... А человек без свободы воли и не человек вовсе, а просто скот. Так поступить с вами снова — было бы слишком жестоко. Оно мне надо?
— Но мы же дети твои!
— Ваше детство давным-давно кончилось. Вы уже взрослые люди, и должны сами отвечать за своё поведение.
— И тебе нас не жалко?
— Жалко, — признался демиург.
— Но ты не станешь вмешиваться?
— Не стану.
— Значит, ты жесток, — подытожил человек.
— У меня нет выбора, — развёл руками демиург.
* 129 *
— Создатель! — радостно воскликнул человек. — Ну наконец-то я до тебя докричался!
— И вовсе незачем было так орать, — недовольно проворчал демиург Мазукта, ковыряя ногтем в ухе. — Ну, давай, говори, зачем беспокоил? Чего тебе надо?
— Холодно очень, — произнёс человек и смущенно потупился. — Мёрзнем мы.
— Ну и чего ты от меня хочешь?
— Да я вот подумал... конечно, если тебе не очень трудно!... в общем, можно ли попросить немножко тепла? Скажем, завтра? А то ведь совсем околеем, на таком морозе!
— Завтра, говоришь? — Мазукта глянул в перекидной календарь и сделал какие-то пометки. — Ну ладно, так и быть. Завтра будет вам глобальное потепление, я подниму температуру на 15 градусов выше запланированной. Устроит?
— Конечно, конечно! — обрадовался человек. — Так я пойду, передам нашим?
— Иди-иди, — отмахнулся Мазукта и зевнул. — У меня ещё дел по горло.
Наутро Мазукту разбудил истошный вопль из приёмной.
— Как это понимать?! Что за издевательство? Нам же было обещано..!
— Ну чего ты опять орёшь? — скривился Мазукта, выходя к человеку. — Что тебе не так?
— Ты же обещал потепление! Где оно?! Вчера за окном было минус двадцать пять, сегодня минус сорок!
— Ну да, — кивнул Мазукта. — Всё правильно.
— Но ты же говорил, что поднимешь температуру на 15 градусов!
— Я и поднял. Мазукта сказал — Мазукта сделал. А представляешь, как было бы холодно, если бы не глобальное потепление?
* 130 *
— Вызывали? — спросил Пророк, входя в шатёр.
Демиург Шамбамбукли встретил его мрачным взглядом.
— Угу. Докладывай.
— Ну, пока всё хорошо, — жизнерадостно отрапортовал Пророк. — Народ доволен. Овсянка небесная идёт на ура. Чудеса и знамения собирают толпы зрителей, особенной популярностью пользуется это, которое с кроликом из шляпы. Скрижали расходятся большими тиражами, мы планируем второе переиздание, улучшенное и дополненное, с картинками. Кстати, ты пока не надумал писать продолжение? Нет? Ну ладно. Что ещё... Строительство храма близится к завершению, подрядчики обещают лет через десять приступить к отделочным работам. От соседних народов респект и уважуха, с нами все хотят дружить, послов прислали, приглашают в своё сообщество. Твоё имя у всех на устах...
— Ах да, — поморщился Шамбамбукли. — Об этом. Будешь переиздавать заповеди, добавь туда ещё одну, я в прошлый раз забыл упомянуть. Скажи всем, пусть не упоминают моё имя всуе.
— А это ещё почему? — удивился Пророк.
— Икать надоело, — объяснил Шамбамбукли.
* 131 *
— Всемогущий, — обратился Пророк к демиургу Мазукте, — у меня проблема.
— Да-да, я тебя слушаю, — Мазукта изобразил внимание. — Чем могу помочь?
— Ты же знаешь, на мне столько обязанностей! Я и проводник, и учитель, и правитель, и главнокомандующий. Скалы раздвигать — тоже я, воду в пустыне искать — опять я же... А мне ещё и судить народ надо! Хоть от этого ярма бы как-то избавиться, сил же никаких нет!
— Тю! — воскликнул Мазукта. — И всего-то? У вас что, в суде так много сложных запутанных дел?
— Не то чтобы много, — вздохнул Пророк, — но бывают регулярно.
— Хм... Ну ладно, помогу на этот раз. Даю подсказку. Когда будешь рассматривать следующее сложное дело, знай: виновен обыватель Клюмбер. Запомнишь?
— Запомню, Великий! — радостно воскликнул Пророк. — Клюмбер, да? Спасибо! Я запомню. Виновен Клюмбер... чего уж проще!
— Дело о краже бриллиантов у гражданки Пцухер! — огласил секретарь суда.
— Виновен обыватель Клюмбер! — быстро произнёс Пророк.
— Что, вот так вот сразу, виновен? — удивился секретарь.
— Да, — кивнул Пророк. — Мне было видение. Дальше читай.
— Дело о растрате казённых средст...
— Виновен обыватель Клюмбер, — кивнул Пророк.
Секретарь моргнул и взял следующую папку.
— Убийство...
— Клюмбер виноват! Дальше.
— Изнасилование...
— Клюмбер.
— Покуше...
— Клюмбер.
— Вооружё...
— Клюмбер.
— Проникновение в...
— Клюмбер. Много там ещё дел?
— Ещё две дюжины, — подсчитал секретарь. — Цангель против Фингера, Бумер против Клюмбера, Цахес против Тухеса, Цорес проив Нахеса...
— Короче, виновен Клюмбер. Закрывай заседание.
— Э-э... а может, хотя бы свидетелей вызовем?
— Нет нужды. У меня самый надёжный свидетель. Ошибки быть не может.
Секретарь прикинул на пальцах.
— Мы должны будем казнить Клюмбера семью разными способами! Он что, действительно всё это совершил?
Пророк задумался.
— А кстати, Клюмбер — это ведь распространённая фамилия?
— Ну да... Тысяч пять-шесть наберётся.
— Вот и славно. Для правосудия хватит.
* 132 *
— Ты чего такой недовольный? — спросил демиург Мазукта демиурга Шамбамбукли. — Обидел кто?
— Да так, — дёрнул плечом Шамбамбукли, — есть тут один народ... кочевники.
— И что с ними не так?
Шамбамбукли вздохнул.
— Я им сделал доброе дело. Даже два добрых дела, если посчитать. Они брели по степи, и вдруг дождь, буря, град размером с кулак... Все перепугались, взмолились о помощи — ну я и помог, раскрыл над ними зонтик и держал, пока гроза не прошла. Идут они дальше, солнце печёт, жарко, ни тени, ни облачка. Снова взмолились, я им снова помог. Раскрыл зонтик и дал им тень, пока солнце не село. Они добрались до своего стойбища и торжественно пообещали воздвигнуть моё изваяние и принести обильные жертвы зерном и мёдом.
— Ну и что тебя не устраивает? — спросил Мазукта.
— В день, назначенный для торжества, я пришёл к ним в гости. Действительно, и изваяние воздвигли, и мёд принесли... — Шамбамбукли вздохнул. — А меня с позором прогнали. Сказали, что я наглый самозванец. А всё потому, что я совсем не похож на зонтик!
* 133 *
— Привет, — улыбнулся демиург Пророку. — Какими судьбами? Ты ко мне по делу или просто так, поболтать зашёл?
— По делу, — хмуро отозвался Пророк. — Меня народ послал.
— Это серьёзно, — кивнул демиург. — Обычно вы избегаете дёргать меня без крайней нужды. Видимо, на этот раз вас действительно припекло.
— Припекло — очень верное слово, — подтвердил Пророк. — Температура знаешь какая? Яйца даже в песок зарывать не надо, прямо внутри курицы варятся! Городские власти специальным указом разрешили купаться в фонтанах, да только дураков нет, там же тоже кипяток. Бронзовые памятники растаяли! Сколько ж можно над нами издеваться?!
Демиург развёл руками.
— Ну, ещё недели две, я полагаю. Как минимум.
— Смеёшься? Мы столько не протянем!
— Ничего, — успокоил демиург, — протянете. Вы живучие.
— Да за что ж нам такое? — запричитал Пророк. — Разве ж мы в чём-то провинились? Разве не приносили тебе обильные жертвы, не возносили молитвы?
— Возносили, было дело.
— Так почему же ты не отвечаешь на наши мольбы? Ведь всем народом просим, дай дождичка! Умерь жару! Да я сам только на этой неделе раз десять уже возжигал курения и смиренно молил о прохладе — но тщетно! Ни слова в ответ, ни знака, а жара лишь усиливается! Почему ты оставил нас, почему не прислушиваешься к мольбам?
— Да слышу я вас, слышу, — скривился демиург. — Молил он меня смиренно, видите ли... Много вас тут таких, просителей! Знаешь, сколько мне заявок приходит каждый день? Больше трёх миллиардов! Погоди немного, и до твоей очередь дойдёт. Всему своё время. Сам видишь, вон у меня сколько работы.
Демиург махнул рукой на свой необъятный, как футбольное поле, рабочий стол, заваленный письмами, воззваниями и бланками заказов на несколько метров в высоту.
— Это что, все наши молитвы за сегодня? — удивился Пророк.
— Ну что ты, — засмеялся демиург, — это ещё с зимы скопилось, когда вы все хором просили меня поднять температуру хотя бы градусов на двадцать. Вот, до сих пор разгребаю, последние остались. Ну, ничего, за пару недель надеюсь в основном управиться, а задолженность за весну совсем небольшая, разгребу за месяц-другой. А там уж и к летним заявкам на дождь и холод перейду, будет вам как-раз подарочек к Новому году! Эй, ты что, не рад?
* 134 *
— Пап, а, пап?
— Ну чего тебе? — обернулся демиург к человеку.
— Пап, смотри, какие плоды красивые. Я сам нашёл!
— Да, замечательные плоды, — рассеянно кивнул демиург и вернулся к прерванной работе.
— Пап? Ну, па-а-ап!
— Ну что ещё?
— Пап, а их можно есть?
— Что? А, ну да. Кушай на здоровье.
Человек убежал. Демиург задумчиво потыкал отвёрткой в какую-то важную деталь мироздания.
— Па-ап!
Демиург вздрогнул и уронил отвёртку.
— Что теперь?
— Пап, а можно, я женщине тоже дам попробовать?
— Угу. Приятного аппетита.
— Пап?
— Ну чего тебе?!
— А хочешь, я для тебя тоже нарву?
— Да делай что хочешь! Отстань, видишь, я занят!
Демиург подобрал отвёртку и осторожно поддел хрупкий язычок под основанием мира. Человек тронул его за плечо.
— Па-ап, а я придумал, как это дерево назвать! Яблоня! Правда, здорово?
— *Бииип*! — прорычал демиург.
— В каком смысле *бииип*? — опешил человек. — А, ты имеешь в виду, чтобы я шёл плодиться и размножаться?
— Да, — коротко кивнул демиург после секундного молчания. — Именно так. Иди... и размножайся.
Человек ушёл, демиург заменил повреждённую деталь и взял в руки разводной ключ.
— Пап?
Демиург медленно и аккуратно завязал ключ узлом, отложил в сторонку, глубоко вдохнул и повернулся к человеку.
— Да, сынок? Я слушаю.
— Пап, а змей говорит, что мне слабо три кило яблок съесть, а я говорю, что не слабо, а женщина мне тоже не верит, а я уже даже больше съел, а они говорят, что нет, а я больше не хочу, а они смеются, и всё равно я победил, пап, скажи им!
— *Бииип*! — сказал демиург.
— Что, опять? — удивился человек.
— Да. Ступай.
— Ну, я вообще-то...
— Слабо, да? — прищурился демиург.
— И вовсе не слабо! — оскорбился человек. — Вот как пойду и хоть два раза *бииип*! Или даже три раза!
— Иди, иди.
Демиург снова занялся творением. Нашёл какие-то болтающиеся проводки, зачистил клеммы, потянулся за паяльником...
— Па-а-ап!
Человек подёргал демиурга за локоть.
— Пап, а я ещё яблоко сорвал, а оно червивое. Пап, а его можно есть?
— Нельзя! — рявкнул демиург.
— Правда? Я тоже так подумал. Поэтому другое сорвал и съел...
— ВОН!!! — заорал демиург.
— Что..?
— Пошёл вон! Уйди, отвали! Изыди! Оставь меня в покое! Убирайся отсюда!
— Да ладно, ладно, я уже понял... — человек испуганно попятился. — Всё, считай, меня здесь уже нет... эээ... всего доброго.
На выходе из рая человек сокрушенно покачал головой и сказал, обращаясь к женщине:
— Вот ведь она, мировая справедливость-то! И главное, из-за чего? Из-за какого-то одного паршивого яблочка!..
* 135 *
Демиург поднял глаза и посмотрел в лицо своему оппоненту.
— Так ты считаешь, что этот мир пора разрушить?
— Да, я так считаю, — кивнул оппонент.
— А что даёт тебе основания так считать?
— Поведение людей, — пожал плечами оппонент, — что же ещё!
— Да? И в чём же они провинились?
— Люди искажают божественный промысел, — сурово нахмурился оппонент. — Они изменяют природу. Они ровняют горы с землёй, передвигают русла рек, вырубают леса и озеленяют пустыни. Разве это не означает, что они дерзко обвиняют твой мир в несовершенстве? Как они посмели вносить изменения в творение твоих рук? Это ли не покушение на божественный промысел?
— Я понимаю, — кивнул демиург, — продолжай.
— Люди борются с болезнями — разве это не бунт? Ведь болезни посылаются им свыше! Они даже научились пришивать оторванные конечности и возвращать к жизни недавно умерших! Они делают пересадки органов и создают искусственные заменители! Это уж вовсе ни в какие ворота, верно?
— Продолжай, — попросил демиург.
— Они строят машины и приспособления для полёта. Разве это правильно? Если бы людям было предписано летать, они бы рождались с крыльями. Они занимаются превращением элементов, вмешиваются в генетику, создают новые формы жизни... Да что они себе вообще позволяют?!
— Что могут, то и позволяют, — спокойно ответил демиург. — Есть в них такая жилка, творческая. В конце концов, я ведь создавал их по своему образу и подобию.
— Так что же, пусть творят свои бесчинства? И им ничего за это не будет?
— Будет, наверное, — вздохнул демиург. — Но творчество — вообще опасное развлечение. Они ещё обожгутся не раз и не два... но сами. Мне их наказывать не за что.
— Но они же нарушают законы природы!
— Законы природы, — улыбнулся демиург, — не уголовный кодекс. Пусть себе нарушают.
* 136 *
— Я тобой недоволен, — сказал демиург Шамбамбукли человеку. — Ты жадный.
— Ну здра-асьте, снова-здорово! — возмутился человек. — Опять какие-то придирки! Что теперь не так?
— Я велел делиться, — напомнил демиург. — По-братски. Чтобы никому обидно не было. А ты?
— А что я? — пожал плечами человек. — Мир так устроен, что в нём одному перепадает много, а другим до обидного мало. Это нормально, это в природе вещей. Если бы ты хотел, чтобы было иначе, то и устроил бы всё по-другому, придумал бы какой-нибудь эффективный механизм перераспределения благ.
— Я его придумал, — кивнул демиург. — И даже реализовал. Совесть называется.
— Ну, это несерьёзно, — отмахнулся человек.
Демиург Шамбамбукли присел на корточки и заглянул человеку в глаза.
— Ты же сам был когда-то бедным. Ты же уже прочувствовал на собственной шкуре, что такое голод, холод и безнадёга. Неужели всё забыл?
— Да помню я, — поморщился человек.
— И что ты мне тогда говорил? — продолжал допытываться демиург.
— Я говорил, — неохотно произнёс человек, — что недостаток средств не даёт мне в полной мере проявить свою щедрость и милосердие. Ты же велел возлюбить ближних, как самое себя. А не больше, чем себя! И если у меня есть всего одни драные штаны, я не могу отдать их ближнему — ведь тогда у него будут штаны, а у меня нет, и получится перебор. Если я отдам единственную гнилую лепёшку — ближний наестся, а я останусь голодным, и опять получится, что его я возлюбил в ущерб себе, больше, чем себя, вопреки твоей заповеди. Несправедливо! А ты тогда обещал подумать и уладить этот вопрос...
— И уладил, — сурово отчеканил демиург. — Теперь у тебя новых штанов целый чемодан, полный буфет всякой снеди и миллион на банковском счету. Что тебе теперь мешает делиться с ближним?
— Так ведь ничего не изменилось! — воскликнул человек. — У меня есть всего один чемодан вещей, один буфет с едой, да и миллион мой, как та лепёшка — тоже один-разъединственный! Как же я могу от своего единственного оторвать и чужим людям отдать?!
— Отговорки, отговорки, — скривился демиург.
— Ну а ты что думал? — хмыкнул человек. — Если я когда-то нашёл законные основания не делиться ни с кем грязной тряпкой и сухой коркой — так неужели теперь не придумаю отмазку, чтобы оставить за собой целый миллион?
* 137 *
— Это и есть ваша стройка века?
— Она самая, — вздохнул прораб. — Почти целый век строим.
Его собеседник, представительный мужчина в строгом деловом хитоне, задрал голову и прищурился, силясь увидеть в облаках вершину циклопической башни.
— Да, впечатляет. Ну а по существу, как успехи?
— Пока не достали, — неохотно признал прораб. — До неба, сами понимаете, далеко...
— Сколько ещё, примерно?
— Да примерно столько же.
Собеседник сочувственно поджал губы.
— Тяжело, наверно, на такую высоту камни таскать?
— Ну, у нас, в принципе, лебёдки есть, — пожал плечами прораб. — Но вообще да, тяжело. Вернее, долго очень. И тросы рвутся. Так что мы в последнее время перешли на жидкий камень... как его... ну вот, опять имя забыл.
— Бетон, что ли?
— Да, точно, так он и называется! Новая технология.
— Не такая уж и новая, — отмахнулся собеседник. — Кстати, мы вам её и продали.
— Да, в прошлом году, — подтвердил прораб. — И процесс строительства заметно ускорился, надо отдать вам должное. Но всё равно...
— Должное вы нам уже отдали, — заверил собеседник. — По этому поводу у нас претензий нет.
— А что у вас есть? В смысле, ну... может, имеются ещё какие-нибудь интересные новинки? Нам бы хоть что-нибудь, чтобы работу ускорить.
— Конечно! Я, собственно, именно с этим к вам и пришёл.
Собеседник протянул прорабу несколько рекламных свитков.
— Вот, не желаете ли ознакомиться с новейшими разработками нашей фирмы?
Прораб развернул первый свиток.
— А-а, воздушный замок. Слыхали о таком. Нет, это нам не подходит. Не вписывается в общую концепцию.
— А какая у вас концепция? — заинтересовался собеседник.
— Первое в мире приспособление для подъёма в небо тяжелее воздуха, — заученно отрапортовал прораб.
— Ага, ясно... — собеседник задумчиво пожевал губами. — Думаю, у нас найдётся для вас решение.
— Если это орбитальный лифт, то лучше не надо, — быстро сказал прораб. — Мы уже пробовали. Но тросы...
— Нет, это не лифт, — заверил собеседник. — Это... Кстати, как Вас зовут?
— Джек, — представился прораб.
— Редкое имя. Так вот, Джек, взгляните сюда.
— Ну, смотрю. И что это такое?
— Это? Новое слово в монументальном строительстве. Опытный образец. Мрамор, бетон — вчерашний день! Будущее за биотехнологиями. Всё, что вам нужно сделать, это выкопать ямку, поместить туда все три образца и активировать их специальным заклинанием. Вот здесь написано, на пергаменте.
— "Крэкс, Пэкс..."
— Да нет же, не сейчас! Когда закопаете. И не забудьте хорошенько полить.
— Ты представляешь, — жаловался демиург Шамбамбукли демиургу Мазукте. — Я думал, им ещё лет сорок потребуется! Всего на пару часов отлучился, возвращаюсь, а тут — бобовый стебель до самого неба! А ещё канарейку мою украли, и губную гармошку.
* 138 *
— Объясни мне, — сказал демиург Шамбамбукли человеку, — ну зачем ты бросил музыкальную школу? Ведь из тебя же мог получиться великий музыкант!
— Так уж и великий? — усомнился человек.
— Лучший из лучших, — заверил демиург. — Способности, которые я в тебя вложил, были на порядок выше, чем у любого другого композитора. Да ты вспомни, ведь уже в возрасте пяти лет ты сочинил свою первую симфонию — и какую симфонию!
— Хорошую, — признал человек. — Спорить не буду. И далось мне это легко, даже слишком легко. Неинтересно.
— Неинтересно, говоришь? Ну хорошо. А кто потом был победителем всех математических и физических олимпиад?
— Я. Ну, должен же кто-то поддерживать честь школы. А у меня способности...
— Вот именно! Я дал тебе феноменальные способности к точным наукам. Почему ты не стал их развивать дальше?
— Да ну... Точные науки, это так скучно.
— Ну так занялся бы спортом. Таких физических данных, как у тебя, не было ещё ни у кого! Я так старался, сделал тебя и сильным, и ловким, ты мог стать звездой первой величины, мировым чемпионом...
— Да ну его, этот спорт. Выставлять себя на потеху обывателям? Благодарю покорно.
— Ну хорошо. А писательский дар? А актёрское мастерство? А твой талант стратега? Я же тебя наделил столькими дарованиями, почему ты не воспользовался ни одним из них? И стал — нет, подумать только — скульптором! Ведь у тебя же к этому нет ну ни малейшей предрасположенности! Твои способности в данной области минимальны, и скульптуры просто ужасны! Зачем идти против своей природы и упорно заниматься тем, что тебе не дано?
— Что поделать, — развёл руками человек, — ты меня одарил кучей талантов, которые мне совершенно ни к чему. Ну не люблю я музыку и спорт, и физика мне до лампочки. Моя единственная любовь — это скульптура. А что способностей у меня к ней нет... ну и плевать, не один я на свете такой, бывают и похуже, сам знаешь. Зато я занимаюсь любимым делом.
* 139 *
— Это произойдёт сегодня, — сказал Пророк и глянул на солнечные часы. — Часа через два. Все знамения указывают на то.
— А мы их правильно истолковали? — робко спросил кто-то из толпы.
— Да какие тут могут быть разночтения? — удивился Пророк. — По-моему, яснее некуда. Год, число, последовательность событий, всё совершенно очевидно. Конец света произойдёт сегодня, однозначно. Или вы мне не верите?
— Верим, конечно, — уныло отозвалась паства.
— Ну тогда можете расходиться. Улаживайте последние дела, прощайтесь с ближними, и через полтора часа я жду всех на заключительную молитву. Попрошу не опаздывать. Всё-таки Конец света наступает, не хухры-мухры.
В небе со скрежетом отключилось солнце, а потом зажглось опять, но вполнакала, тревожным багровым светом.
— Как и было предсказано, — удовлетворённо кивнул Пророк.
Демиург Шамбамбукли закончил работу и щёлкнул выключателем. Мягко разгорелись светила, завертелись, разгоняясь, планеты, люди спокойно вернулись к своим делам. Только двое или трое в растерянности морщили лбы, будто забыли что-то важное. Ничего, к вечеру пройдёт.
— Всё в порядке? — спросил демиург Мазукта. — Помощь не нужна?
— Нет, спасибо, я уже сам справился. У меня теперь всегда имеется резервная копия. Сделал полный откат системы, на одни сутки назад. Ну и подправил кое-что по мелочи. Память им подчистил, и вообще... Рабочий момент.
— И часто приходится восстанавливать? — поинтересовался Мазукта.
— Часто, — кивнул Шамбамбукли.- Люди в этом мире просто помешаны на Конце света, прогнозируют его чуть ли не каждый год. А я им так хотел сюрприз сделать...
— Да, — кивнул Мазукта. — Человеческая вера противная штука, вечно создаёт проблемы. Когда тысячи людей одновременно свято верят во что-то — это реальная сила. Реальная и дурная.
— Ну почему же дурная? — возразил Шамбамбукли. — Веру можно контролировать...
— Вот потому и дурная, — отрезал Мазукта. — Ведь не ты же её контролируешь, верно?
Шамбамбукли вздохнул.
— И кстати, — спросил Мазукта, — а когда у тебя на самом деле запланирован Конец света?
— Не помню, — пожал плечами Шамбамбукли. — Где-то у меня было записано, но я, кажется, бумажку потерял.
* 140 *
— Послушай, Мазукта, — демиург Шамбамбукли оторвался от редактирования Книги Бытия и повернулся к товарищу. — У меня вопрос.
— Ну?
— Вот тут написано "и был вечер, и было утро, день такой-то". Ты считаешь, так правильно?
— Ну да. Ведь так всё и было?
— Было, — согласился Шамбамбукли. — Но, может, было бы правильнее начинать день с утречка, а не с захода солнца? И удобно, и символично.
— Многие демиурги так и делают, — кивнул Мазукта.
— Правда? Тогда почему у одних день начинается утром, а у других вечером?
— Ну, это просто, — пожал плечами Мазукта. — Видишь ли, демиурги делятся на "сов" и "жаворонков"...
* 141 *
В день первый обозначил Мазукта фронт работ и сказал, что это хорошо и вполне достаточно для первого дня.
В день второй Мазукта отдыхал.
В день третий Мазукта отдыхал.
В день четвёртый Мазукта пересмотрел фронт работ и снова отдыхал.
В день пятый Мазукта твёрдо решил, что начнёт работать в день шестой.
В день шестой Мазукта передумал и продолжил отдыхать.
В день седьмой, во второй половине дня, сотворил Мазукта небо и землю, светила великие и малые, гадов морских и птиц небесных, траву и деревья, моря и горы, а в последний момент — человека и женщину к нему в пару, и почти всё успел сделать почти в срок и даже почти хорошо. Уж как получилось.
* 142 *
Звонок.
— Здравствуйте. У нас к вам есть ряд вопросов, ответы на которые очень важ...
Гудки.
Звонок.
— Добрый день. Сегодня у вас имеется уникальная возмож...
Гудки.
Звонок.
— Простите за беспокойство, не хотите ли вы увеличить ваш...
Гудки.
Звонок.
— Мы звоним вам по поводу возможного улучшения качества и...
Гудки.
Звонок.
— Мы бы хотели предоставить вам особ...
Гудки.
Демиург Шамбамбукли со вздохом положил трубку и закрыл телефонную книгу.
— Даже не дослушали ни разу, — обиженно заявил он.
— А я тебе говорил, — не преминул напомнить демиург Мазукта. — Люди вполне довольны существующим положением, и ничего менять не хотят. А ты всё "удлиним срок жизни" да "удлиним срок жизни", прям заело тебя, что ли?
* 143 *
— Я не понимаю, чего вам еще надо! — попятился от толпы Пророк. — Разве я вас не провел через Тростниковое море?
— Провел.
— Разве я не водил вас сорок лет?
— Водил. Еще как водил!
— Разве не привел в Страну Обетованную?
— Привел. Куда-то привел, точно.
— Так чего же вы еще хотите?!
— Жрать хотим, — отозвалась толпа.
Пророк посмотрел на алчно горящие глаза и оскаленные зубы — и ему стало неуютно.
— Меня есть нельзя, — на всякий случай напомнил он. — Я костлявый!
— Ничего, — откликнулся кто-то из толпы, — разберемся.
— Чудо давай! — подал голос еще кто-то. — Чтобы жрачки побольше! И повкуснее!
Пророк смиренно возвел очи горе.
— Они жрать хотят, — пожаловался он небу, — дай им что-нибудь.
С неба немедленно свалился огромный ком чего-то белого, аппетитного, вкусно пахнущего.
— Это что? — насторожилась толпа.
— Манна небесная, — устало ответил Пророк. — Жрите.
Толпа налетела на манну, заглатывая ее огромными кусками, толкаясь и переругиваясь. Пророк снова поднял голову к небесам.
— А для меня что-нибудь будет? — спросил он. — Вроде всё, что надо, сделал...
В небесах блеснуло, и сверху упал сияющий диск. Пророк вознес молчаливую благодарственную молитву и коснулся диска губами. Диск поплыл вверх, а вместе с ним поплыл и Пророк, по-прежнему прижимая губы к металлу.
— Ты смотри, вознесся! — сказал кто-то из толпы, на секунду оторвавшись от еды.
— Живьем, — подтвердил другой.
— А чего он так дергается-то?
— Религиозный экстаз, наверное.
— А по-моему, ему больно.
— Одно другому не мешает. Да ты ешь, не отвлекайся.
И они снова принялись заглатывать подкормку. А висящий на блесне Пророк возносился всё выше и выше...
* 144 *
На выходе из рая человек обернулся.
— Можно один вопрос? Последний?
— Ну, спрашивай.
— Я, конечно, виноват, что съел запретный плод. Но я же думал, что рискую не зря! Я думал, отведаю от Древа Познания Добра и Зла — и познаю, что есть Добро, а что есть Зло. Но я по-прежнему этого не знаю! Почему так? И зачем тогда этому дереву дано такое странное имя — Древо Познания?
— Моё дерево, как хочу, так и называю.
* 145 *
— Добро пожаловать! — ласково улыбаясь, привратник распахнул ворота.
— Ой, а где это я? — испугалась душа.
— Перед Райскими Вратами, — объяснил привратник.
— Но... это же не могут быть Райские Врата!
— Почему?
— Ну... вот! — душа указала на табличку возле ворот: "Оставь надежду всяк, сюда входящий"
— Ну и что? — удивился привратник. — Всё правильно, снимите надежду и сложите вот сюда, в ящичек.
— Но эта надпись должна быть перед Вратами Ада!
— С чего вы взяли?
— Ну... так принято считать.
— Ошибочное мнение, — пожал плечами привратник. — Надежда — сама по себе жестокая пытка, как же в Аду без нее? Там ведь все не просто мучаются, а еще и надеются на что-то. На реабилитацию, на реинкарнацию, да мало ли... А вот для тех, кто попал сюда... — привратник вздохнул. — Для них уже никакой надежды нет.
* 146 *
Человек открыл затуманенные наркозом глаза и потряс головой. Над ним нависала величественная фигура в белом и радостно улыбалась.
— Ну как? — спросил человек.
— Поздравляю! У Вас мальчик!
— Как — мальчик?! — возопил человек, голос его сорвался. — Опять?!
— Да, вот как-то так...
— Но я же нормальной ориентации, зачем мне мальчики?
— Так уж вышло, — пожала плечами фигура. — Наследственность.
— Но я же хотел девочку! Женщину!
— Ну посуди сам, — ласково произнесла фигура, — в кого ему быть женщиной? Ты женщина?
— Нет.
— А среди твоих предков женщины были?
— Эээ... н-нет.
— Ну вот видишь.
Человек понурился.
— Что же мне теперь делать?
— Ничего, — обнадежила его фигура, — будем экспериментировать дальше.
— Ага, пока у меня ни одного ребра не останется, — проворчал человек и потер ноющий бок.
— Не сметь паниковать! — нахмурилась фигура и наставительно подняла палец. — Кончатся ребра — возьмемся за позвоночник!
* 147 *
— Ну, граждане алкоголики, хулиганы, тунеядцы! Все тут?
Грешники мрачно переминались с ноги на ногу, не понимая, зачем их стащили со сковородок и чего теперь ожидать.
— Спешу вас обрадовать, — заявил черт, которому было крайне неприятно кого-то радовать, и он старался разделаться с этим делом побыстрее. — Вам всем — амнистия.
Толпа недоуменно захлопала глазами.
— Поясняю, — вздохнул черт. — Ваши преступления против морали и нравственности больше таковыми не считаются. Прогресс, мать его... Новые моральные установки. В общем, все свободны, собирайте вещи, вас переводят в другую контору.
Черт развернул длинный свиток и стал зачитывать, выделяя каждое слово:
— Кто осужден за клятвопреступления — два шага вперед! За кражу того, что плохо лежит — два шага вперед! За предательство доверия! За пьянство! За совращение сотрудников...
Список пришлось оглашать долго, но наконец кончился и он. Освобожденные по амнистии двинулись под конвоем адских собак к пограничному посту, где их надлежало передать в белые руки ангелов-хранителей.
Там, по ту сторону границы, уже топталась другая толпа — ожидая, когда её впустят в пекло.
— А это кто? — удивленно спросил самый храбрый из бывших грешников.
— А, это... по обмену идут. Им тоже пересчитали заслуги и преступления. Все пойдут к нам по одной статье.
Черт понизил голос, опасливо огляделся и прошептал:
— За е**лю мозгов!
* 148 *
Арханге взял в руки трубу и вздохнул.
— А может, не надо..?
— Иди, иди. Труби.
Архангел пожал плечами и полетел на Землю. Грозный величественный мотив Апокалипсиса звучал у него в голове, рвался наружу, труба жгла руки. Ничего, уже скоро.
Земля приближалась, а вместе с ней приближался и обычный городской шум. Архангел пролетел мимо распахнутого окна, и его обдало фугами Баха. Другое окно окатило Архангела рок-н-роллом. Из полутемного дворика его догнал перебор гитарных струн, проезжающий автомобиль оглушил сочным негритянским басом. Эфир вокруг Архангела гудел от дикой смеси мелодий: кантри, Моцарт, хэви металл, Мирей Матье, Боб Марли, Утесов...
Добравшись до места, Архангел напряженно нахмурил брови. Как там начинается его партия трубы..? Турум-турум... нет, не то. Трум-ту-ру-рум... нет, это он уже где-то слышал, что-то похожее, но вот как-то... Архангел прижал трубу к губам и попробовал сыграть, но сразу понял, что дико фальшивит. Мотив, так долго и с таким трудом заучиваемый, отступил куда-то на задний план, а вместо него настойчиво крутилась подхваченная по пути легкомысленная мажорная песенка. Архангел для порядка подудел на разные лады, но ничего, конечно, не произошло. Апокалипсис — вещь серьезная, всё должно быть по заведенному порядку. Вольности тут не пройдут.
Подхватив трубу, Архангел полетел назад.
— Ну, что?
— Опять то же самое, — вздохнул Архангел. — Но я выучу! И обязательно справлюсь. Честное слово!
* 149 *
— А это весь наш выпуск, — на фотографии, которую показывал другу Мазукта, стояли, сбившись в тесную кучку, чтобы поместиться в кадр, десятка два молодых необстреляных демиургов в старомодной лицейской форме.
— А где тут ты... ага, вижу. Слушай, а ты здорово подрос с тех пор!
— Скажи лучше, поправился.
— Поправился, — покладисто согласился Шамбамбукли.
— Да мог бы и не говорить, это я так, к слову, — поморщился Мазукта.
Он снова взглянул на фотографию.
— Вообще-то, мы все с тех пор здорово изменились. Видишь вот этого дохляка?
— Вижу.
— Начинал, как и все мы, с мелочей. Заведовал мухами. Но скоро понял, что на этом поприще ему ничего не светит, сориентировался, где больше дают, и ушёл из богов в демоны. Ты бы знал, как он сейчас отъелся! А вот на этого глянь.
— Фу-у!
— Ну да, ну да, не красавец. После выпуска начал свою карьеру с управления ночными горшками. И что б ты думал, всего за несколько сотен лет выбился в старшие боги, а потом и вовсе возглавил пантеон. Так его теперь и не узнать! Ва-ажный! Хотя ночным горшком от него до сих пор попахивает, не без того.
— А этот прыткий юноша?
— О, этот почти не изменился. Прибился к одному пантеону, разносил почту. Когда там дела стали не ах, тут же переметнулся в другой. Как только почуял, что и там дела не ах, перебежал в третий, попутно организовав собственную секту. А сейчас и вовсе ухитрился как-то существовать в рамках чужой монотеистической культуры, причём считается там святым. То ворам покровительствовал, то, наоборот, торговцам, то учёным, то путешественникам... всем подряд и кому придётся. Ну, он всегда был шустрый, такие не пропадут.
— О, а у вас в потоке и девушки были! — приглядевшись к снимку, воскликнул Шамбамбукли. — То есть... это ведь девушка, да? А то тут изображение немного нечёткое...
— Ну, если ты о половой принадлежности, то да. А так... Знаешь, она ведь начинала как богиня плодородия и материнства. Так что сам понимаешь...
— А потом?
— А что потом? Потом стала богиней красоты, любви и сопутствующих болезней.
— Чего?! Погоди, ты серьёзно? Вот эта жуткая бесформенная баба — покровительница красоты?!
— Ну, когда она выбилась на этот пост, её стали изображать иначе. И потом, что здесь такого? Министр иностранных дел не обязан быть иностранцем, а министр тяжёлой промышленности, как правило, не проводит время у станка. Их дело — управлять, и только. Так что богиня любви и красоты может быть распоследней гулящей коровой, лишь бы администратор была хороший.
* 150 *
— Мазукта-а!
— Ну чего тебе?
— Подойди, глянь, у меня что-то не получается.
Демиург Мазукта подошёл к демиургу Шамбамбукли и заглянул ему через плечо.
— Ну и что это такое?
— Тренажёр, — с готовностью сообщил Шамбамбукли. — Симулятор бога. Я решил сперва потренироваться, а уж потом...
— Ага, понял, — перебил Мазукта. — А что не получается-то?
— Да вот, — Шамбамбукли ткнул пальцем. — Я создал новое вероучение, самое лучшее, какое мог придумать, послал пророка с миссией, стал собирать единомышленников, являл чудеса, проповедовал... Но никто что-то не воодушевился. Вот, всего дюжину последователей удалось набрать, да и то некоторые вызывают у меня сомнение. Что не так?
— Ну-ну, — хмыкнул Мазукта. — Самое лучшее, самое гуманное, самое передовое вероучение, да? Знаем, проходили. Какие там основные постулаты? Любовь к ближним, бескорыстная взаимопомощь, терпимость и т.д. и т.п.?
— Ну да...
— И больше ничего? Никаких особых указаний насчёт врагов веры и отечества?
— Нет... А какие могут быть указания?
— Например, варить их в кипящем масле или топить в нечистотах — нет? Жечь, вешать, обращать в истинную веру? Ничего такого?
— А надо?
— Конечно!
— Погоди! Я пытаюсь воплотить самое светлое и доброе, а ты предлагаешь...
— Ладно-ладно, понял. Не станем портить тебе репутацию. Пусть остаётся самое мирное вероучение. Тогда напиши... хм... а, вот! — напиши, что каждому правоверному надлежит бороться с болотным гнусом и очищать от него землю. Это благая цель?
— Да, пожалуй.
— Пиши.
Шамбамбукли быстро написал новую заповедь и спустил её в мир.
— Невероятно! — воскликнул он, взглянув на результат. — Почти миллиард последователей! Как такое получилось?
— О, всё просто! — усмехнулся Мазукта. — Людям совершенно необходимо кого-нибудь уничтожать во имя любви, добра и света. А уж кого можно считать гнусом болотным или его пособником — это их личное дело, верно? Ты здесь совершенно не при чём.
* 151 *
— Отче! — обратился человек к демиургу. — Ты меня за что из рая-то выгнал?
— Ну-у, во-первых...
— За то что я яблоко съел, верно?
— Допустим. И что?
— Это ведь было Древо Познания, так? Значит, я теперь, типа, умный?
— Более-менее.
— Ну вот и объясни это ей!
Человек подтолкнул вперёд женщину. Женщина мило захлопала ресницами.
— А что именно я должен ей объяснить? — спросил демиург.
— Да что я всегда прав! Я же яблоко съел? Съел! Значит, знаю, что хорошо, а что плохо!
— Ты сколько яблок съел? — поинтересовался демиург.
— Одно. Зато самое крупное!
— А на дереве этих яблок было сколько?
— До фига и больше.
— Значит, тебе доступна лишь одна грань познания. А ты, девочка, сколько яблок съела?
— Ой, я не считала! — хихикнула женщина. — Семь или восемь...яблоки же полезны для фигуры! И ещё от его яблока тоже откусила, а чего оно такое большое и красивое!
— Ну и как тебе? Столько точек зрения в одной голове — сама не путаешься?
— Справляюсь как-то.
Демиург посмотрел на мужчину, который стоял насупившись и надув губы. И вновь перевёл взгляд на женщину.
— Но ты же согласна, что его яблоко, даже надкушенное, всё равно крупнее любого твоего? — спросил он, нахмурив брови и незаметно подмигивая. — Ты понимаешь, что мужчина всегда прав?
— А то! — хмыкнула женщина и подмигнула в ответ.
P.S. Когда успокоенный мужчина отошёл достаточно далеко и не мог подслушать, демиург шёпотом поинтересовался у женщины:
— А ты много откусила от его яблока?
— Чуть больше половины, — ответила женщина и хихикнула.
* 151 *
— Эй, пастух! — раздался голос свыше.
— Я здесь, чего надо?
— Вставай и иди из этой страны в ту, которую я укажу.
— А зачем?
— Что значит, зачем? Я так велю!
— Да я же и не возражаю. Просто хочу знать, зачем.
— А тебе не все равно?
— Нет, конечно! К примеру, если мануфактурой торговать, то это одно дело. А если селёдкой — совсем другое!
— Никакой селёдкой я тебя торговать не посылаю...
— Значит, мануфактурой?
— Нет. Я тебя вообще не посылаю, чтобы торговать. Я...
— Что, совсем торговать нельзя? Деже семечками?
— При чем тут семечки?! Я говорю, вставай и иди в страну, которую я тебе укажу!
— А что там?
— В смысле?
— Ну, что есть в этой стране такого особенного? Ведь не просто так посылаешь, верно?
— Не просто так.
— Понимаю, понимаю... А где оно находится, если это не коммерческая тайна?
— Что — оно?!
— Хорошее дело! Кто это должен знать, я? Кто кого туда посылает?
— Я! Тебя! Посылаю!
— Правильно. Вот я и спрашиваю, зачем?
— Да чтобы от тебя там произошел великий народ!
— Какой именно?
— Какой..? Ну, теперь уже очевидно, какой народ от тебя произойдет!
* 152 *
Его звали Ромео, её — Джульета. Их семьи дружили. А они — нет.
Родители еще в младенчестве сосватали их, в надежде породниться и объединить фамильные наделы. Дети возражали, но их никто не слушал.
Накануне свадьбы Джульета отравила Ромео, Ромео зарезал Джульету.
В следующем воплощении они явились в этот мир двумя голубками. И заклевали друг друга.
Потом они были цветущей розой и мотыльком.
Мотылек истоптал и переломал розе все тычинки, а роза, даром что не хищник, схлопнула лепестки и как-то всё-таки исхитрилась сожрать ненавистное насекомое.
Когда они стали чашкой кофе и сливками, то сливки из принципа тут же скисли, а кофе выпал в осадок.
и т.д.
— Слушайте, вы! — сказал им демиург, когда Ромео и Джульета снова оказались перед ним после очередного воплощения. — Когда вы уже наконец научитесь понимать намеки?!
— Нет, — покачал головой Ромео, — это когда ТЫ научишься понимать намеки?
* 153 *
Демиург подвёл человека к выходу из райских кущ, распахнул перед ним дверь и подтолкнул в спину.
— Иди.
— Я не понял! — взвился человек. — Чё за наезд? Я запретов не нарушал, и от этой грёбаной яблони плодов не ел, могу побожиться!
— Плодов не ел, — кивнул демиург, — а зачем слово неприличное на коре вырезал?
— А чё, нельзя, что ли?
— А слона зачем обидел? А лосю морду набил? Мартышку пошто обесчестил? Траву истоптал, деревьев наломал без счёта, и ладно бы по делу, а то пустой забавы ради! Реку изгадил, птиц пугал, мухам — и то крылышки оборвал! Зачем?!
— Ну а чё такое-то? Можно ведь!
— Совесть надо иметь, вот чё! Проваливай с глаз моих. Мне тут теперь после тебя уборки на шесть тысяч лет, а то и боле!
Демиург пнул человека в зад, метким пинком отправляя на землю.
Человек встал, сплюнул набившуюся в рот грязь, погрозил небу кулаком и пошёл искать какого-нибудь лося, чтобы сорвать на нём незаслуженную обиду.
* 154 *
— Ну что, мне уже можно в рай? — нетерпеливо спросил человек.
— Да погоди ты! — скривился сидящий за столом демиург Мазукта и перевернул страничку Книги Жизни.— Куда спешишь, у тебя целая вечность впереди! Тут сперва разобраться надо...
— Чего там разбираться, я и так скажу. Всё у меня в порядке. Праведник я, понимаешь? Конкретный такой праведник, кругом положительный. Ни в каких грехах не был замечен, а если что и натворил по неведению, то только по мелочи и давно уже загладил вину благими делами. По совокупности. Чист и безгрешен, хоть сейчас на икону. Ну так как, в рай пустишь?
— Пущу, пущу, куда я денусь... — проворчал Мазукта. — Не суетись. Документы у тебя в полном порядке.
Он со вздохом закрыл Книгу и уставился на человека мрачным взглядом.
— Не нравишься ты мне.
— Да что не так-то? Я хоть одну заповедь нарушил?
— Нет, — признал Мазукта, — не нарушил.
— Я добро творил? Старух через дорогу переводил? Бездомных котят молоком поил?
— Да, — кивнул Мазукта. — Каждый день — по одной старухе и по два котёнка, кроме выходных и праздников. Как по расписанию.
— Ну так чего ещё надо?
Мазукта помолчал, пожевал губами и наконец выдавил из себя:
— Ты писал "не" с глаголами слитно.
— Ну и что? — удивился человек. — Это разве грех?
— А ещё ты говорил "ложить" вместо "класть"! Скажешь, нет? Я уж молчу про "одеть/надеть"!
— Да какая разница? Всё же и так понятно.
— Ты что, не понимаешь, как это раздражает!? — рявкнул Мазукта.
— Правда, что ли? Тебя тоже? Ну извини тогда. Так я пойду?
— Куда?!
— В рай, конечно. Мне ведь можно, правда? Ну позя-я-зя!
— А вот за такое, — тихо произнёс Мазукта, — я бы вообще убивал.
— Ой, ну брось! Разве ж это грех? Так, грешок, с ноготок, было бы на что обращать внимание!
— Ладно, — вздохнул Мазукта. — Иди. Вон в том шкафу белые хламиды и крылышки, выбери себе по размеру.
Ручки у шкафа были отломаны за долгие века использования. Человек подцепил ногтями края створок, потянул — и вдруг взвизгнул от боли и неожиданности.
— Ты чего?
— Занозу под ноготь загнал.
— Тю, заноза! — протянул Мазукта пренебрежительно.— Она же крохотная! Тоже мне проблема.
— Но ведь больно же!
Человек потряс рукой, подул на пальцы, попробовал вытащить занозу, но она засела глубоко, не ухватишь.
— У тебя тут есть какой-нибудь пинцет или иголка, мне бы вытащить...
— Расслабься, — отмахнулся Мазукта. — Терпи. Это там, в мире материальном, всё мимолётно и эфемерно, а ты находишься в пространстве абсолюта, здесь даже занозы - вечны. Придётся привыкать.
— Но ведь...
— Раздражает, да? — Мазукта участливо улыбнулся.
Человек захлопнул рот и часто заморгал.
— А вот теперь надевай хламиду, — с нажимом произнёс Мазукта, — и смело отправляйся в рай. Наслаждайся. У тебя впереди — целая вечность.
* 155 *
— Я тут ради разнообразия, — начал демиург Мазукта, — создал не биполярный мир.
— В смысле? — спросил демиург Шамбамбукли.
— Ну как обычно принято? Есть добро — и есть зло. И даже специальное древо их познания. А у меня вышло не два полюса, а три.
—"Хорошо", "плохо" и "так себе"? — догадался Шамбамбукли.
— Да нет же! Никаких "хорошо" или "плохо"! Або, бебо и ваво!
— Эм-м... поясни?
— Ну, например, бебо — оно, конечно, абее, чем ваво, но вавее, чем або, и уж точно бебее их обоих. А ваво...
— А кто их них лучше, кто хуже?
— Да никто не лучше! Кто-то абее, кто-то вавее, а кто-то... ну там же три полюса, понимаешь?
Шамбамбукли задумался.
— Ааа... — произнёс он через минуту. — Угу. Ладно. А я вот ради эксперимента наоборот, создал мир-монополь. Где нет никакого зла, а есть только всё хорошее.
— Ну, и как оно..?
— Плохо, — вздохнул Шамбамбукли.
* 156 *
— Шамбамбукли, — сказал демиург Мазукта, — мне нужна твоя помощь. Хотя ты, конечно, можешь отказаться...
— Да не стану я отказываться! — поспешил заверить демиург Шамбамбукли. — А что конкретно нужно-то?
— Да ничего особенного. Хочу проверить одно спорное утверждение...
— Своё? — поспешил уточнить Шамбамбукли и тут же смущённо потупился, поняв, какую чушь сморозил.
— Разумеется, нет! — сухо ответил Мазукта. — Мои утверждения незачем проверять, они спорными не бывают!
— Ну ладно... А что мне делать-то?
— Да ничего не надо делать, просто постой и посмотри. Я бы и сам справился, но вдвоём как-то веселее, ага?
— Ага, — согласился Шамбамбукли. — Это утверждение совершенно точно правильное!
— Что? А, ну да. Но я не его, собственно, хотел проверить. Мне для эксперимента нужен один голодный человек.
— Любой? Вон тот сгодится?
— Сгодится. Внимание! Дадим ему рыбу!
Мазукта, не теряя времени, дал человеку рыбу. Человек её зажарил и съел.
— Ну вот, он наелся на целый день. А теперь опять внимание — даём ему удочку!
Человек повертел подарок в руках, пожал плечами, отнёс на базар, загнал за полцены, купил рыбу, зажарил и съел.
— Он опять наелся на целый день, — сообщил Шамбамбукли.
— Вижу, — кивнул Мазукта. — Наверное, он просто не умеет обращаться с удочкой. Может, ему невод дать?
— И лодку! — добавил Шамбамбукли.
Невод человек также быстро продал, купил к рыбке водочки, упился пьян, полез кататься по реке, и лодку утопил, и сам еле выплыл.
—Ну, по крайней мере, на этот день он тоже наелся, — заметил Шамбамбукли.
— Всё ясно, — сказал Мазукта. — Он не рыбак. Нет в нём этой жилки. А может, подарить ему лошадь и соху? Пусть займётся землепашеством?
— Да и нельзя же пропить целую лошадь за один день! — подхватил Шамбамбукли.
Оказалось, можно.
— Что ж он такой тупой-то?... — покачал головой Мазукта. — О, придумал! Дадим ему азбуку, пусть учится!
Азбуку человек обменял на билет в кукольный театр. И поужинал тремя сухими корочками хлеба.
— Ну, я даже не знаю... — протянул Мазукта. — На что бы его ещё сподвигнуть? Разве что подарить кистень или пару кастетов...
— Не стоит, — возразил Шамбамбукли. — Думаю, ничего хорошего не выйдет.
— Да, ты прав, — кивнул Мазукта. — Некоторым людям, кажется, бесполезно дарить удочки. Их можно только без конца кормить рыбой.
* 157 *
— Мазукта, — спросил демиург Шамбамбукли, — что ты знаешь о квантовой физике?
— Всё! — с гордостью ответил демиург Мазукта.
— Ой, правда? Тогда помоги мне, пожалуйста, у меня что-то не сходится. Понимаешь, при аннигиляции остановившегося антипротона в жидком водороде образуются три пиона. Один потом распадается на два гамма-фотона, а другой на мюон и нейтрино. А вот третий...
— Чё? — переспросил Мазукта.
— В смысле "чё"? — моргнул Шамбамбукли. — Я говорю, образуются три пиона...
— Пион — это же цветочек такой? — уточнил Мазукта с благожелательной улыбкой.
— Нет, пион - это... При чём тут цветочки, я совсем про другие пионы говорю! Про те, которые пи-мезоны. Они такие... ммм... ну вот, посмотри сам, видишь? Это — пион!
— А-а, — радостно воскликнул Мазукта, узнавая знакомую частицу. — Это ж фигусенька! Ну так бы сразу и сказал. Так что с ней не так?
— Почему фигусенька? — удивился Шамбамбукли.
— Ну я её так называю, а что?
— Ты же говорил, что знаешь о квантовой физике всё, а выходит, ты даже названий частиц не помнишь?!
— Эй, эй, полегче! — нахмурился Мазукта. — Я практик, а не теоретик. И со всякими, как ты говоришь, "частицами", имею дело уже не первый миллион лет, причём успешно! Но мне плевать, как ты их называешь, у тебя своя терминология, а у меня своя! Так что, тебе ещё нужен совет профессионала?
— Ладно, давай, — вздохнул Шамбамбукли.
— Можно подумать, это он мне одолжение делает, — проворчал Мазукта. — Ладно, слушай сюда, я понял твою проблему. Так вот, когда из одной блямбы получаются три разные фигусеньки, то ту, что поменьше, надо придерживать за хвостик, пока та, другая, не пукнет масипупочкой и не ужмётся до пимпочки, и только тогда отпускать! Вот тогда всё и получится как нельзя лучше!
* 158 *
— Что вы тут творите, мать вашу?! — закричал на людей демиург Мазукта. — Совсем берега попутали?!
— Да чего мы такого сделали-то?..
— Они ещё спрашивают! — всплеснул руками демиург. — Вы вообще в курсе, что за ваши неисчислимые прегрешения у меня уже в этом году был Конец света запланирован?
— Ну да... догадывались.
— Так с какого же перепуга вы лезете не в своё дело, дилетанты хреновы?! Кто же так апокалипсис устраивает?! И вообще, вы что, заранее не могли предупредить, что сами хотите со всем управиться? Я бы хоть на чуме сэкономил.
* 159 *
— Дорогой демиург! — обратился человек к демиургу Шамбамбукли. — Ты не мог бы для меня кое-то объяснить?
— Конечно, — отозвался демиург. — Спрашивай.
— Растолкуй мне, пожалуйста, этот фокус с ослиным хвостом.
— Какой именно, напомни?
— Когда твой народ бежал из плена и подошёл к высокой горе, ты велел пророку бросить на землю ослиный хвост. И на этом месте выросла радуга, по которой все и перебрались через горный хребет. Но послушай, мы же оба знаем, что по радуге ходить невозможно! Это же бред! И потом, почему хвост? Почему ослиный? Где логика?!
— За логикой, — хмыкнул демиург, — это не ко мне. Ко мне — за чудесами!