Подумаешь, предательство!

Иногда встречаются такие мнения, что читаешь и не понимаешь — это такой изощренный стеб или что-то еще, что не сразу понятно. А потом внезапно понимаешь, что это все всерьез.

Вот вам два текста от Дениса Яцутко. Я сначала хотел их откомментировать, но понял, что комментариев будет в несколько раз больше, чем самого текста. Затем хотел выделить то, что особо впечатлило в рассуждениях, но получилось что-то около четверти объема, и при этом три четверти — тоже впечатляют, но сливаются в фон. Так что не будет ни выделений, ни комментариев. Тексты отвратительно прекрасны в мерзопакостности откровенной либерастии.

Апология измены

В СССР и во многих других государствах модерна так называемая «измена Родине» считалась страшнейшим из преступлений и каралась смертной казнью. Общественное мнение в целом не возражало, т.к. тоже считало измену, предательство страшным преступлением. Согласитесь, сюрреалистично: я, человек, личность, предаю интересы государства, меня за это казнят, общество (в том случае, если не сомневается в моей измене) аплодирует. Дурдом.

Смотрите. Что такое предательство? Это когда человек действует не в интересах объекта A (которому обещал), а своих собственных или (реже) в интересах третьих лиц, противоречащих интересам A. Причем оговорка «которому обещал» присутствует не всегда. Есть институты, преданность интересам которых в модерне постулируется как врожденная обязанность: «Родина» (Господин), семья, традиция. Все это сливается в кибелическом образе «Родины-матери». То есть, грубо говоря, в модерне можно стать предателем, никому ничего не обещая. Каждый обязан блюсти некие чужие интересы как свои по факту рождения в юрисдикции владык этих интересов. Предательством в модерне является любой акт осознания собственных, отдельных интересов. Либо умирай за Кибелу-Рею, за Веру, Царя и Отечество, либо умри. Модерн — эпоха роев. Рой не терпит индивидуального поведения. Корни концепции предательства именно здесь — во временной (тысячелетия — это тоже временно) необходимости жесткого примата группы.

А что же с индивидуальным предательством? Когда не я предал «Родину», а я предал тебя? А ничего. Строго говоря, никакого индивидуального предательства не бывает. Концепция предательства и наказания за него в сути своей есть примитивный грубый механизм обеспечения группового действия и, шире, безопасного общежития. Один и один — это тоже группа. Заключая некое соглашение, двое образуют группу. Семиомифическое поле «предательство» защищает ее групповой интерес от индивидуальных интересов составляющих ее членов. Презабавно: миф охраняет двоих от каждого из двоих. Иначе, концепция предательства хранит группу как высшую ценность, как нечто, во что можно войти, но из чего не положено выходить без потерь. Так было. Возможно, какое-то время так было необходимо.

Но теперь? Границы групп размыты, ценность государства сомнительна, разговоры о нерушимости групп настолько смешны, что их почти никто не ведет. В разряд более или менее несомненных ценностей (слово «ценность» следует произносить без особого пафоса: мы говорим о ценности как о мере, как о способности иметь цену) попали мобильность, яркая индивидуальность, разнообразные права личности. Вообще концепт прав личности возвысился над концептом безусловной преданности групповым интересам. Ни одно заметное государство уже не осмеливается призывать умирать за Кибелу-Рею устами своих официальных наймитов. Да, оплачиваемые с черного хода маргинальные урапатриотические мурзилки отчасти делают это за него, но от вельмож вы этого уже почти не услышите, вельможи сегодня тоже говорят о свободах личности. Но свобода личности, друзья, противоречит концепции измены/предательства. Свободный не обязан хранить преданность, а следовательно не может быть и предателем. Это касается не только принятых ранее врожденных преданностей («Родина», семья, обычай), но и преданностей по обещанию. Обещание — всего лишь слова. Странно считать, что оно лишает свободного его свободы.

Предал — это обманул ожидания. Я предал Родину, корпорацию, семью, тебя, его, их, но можно ли меня за это осуждать, ведь я действовал так, как считал нужным? Я работал на свои интересы и свои желания, кто осудит меня за это? Я обманул ожидания? О, у меня были веские причины. Вдумайтесь, вы хотите меня осудить за то, что я соответствовал своим, а не вашим интересам. Своим, а не вашим. Осуждение за предательство — эгоизм слепцов, действующих по принципу «а нас-то за что?». Помните, что, осуждая меня, вы точно так же действуете не в моих интересах, как я действовал не в ваших. Понятно, что вам ваши ближе, ок. Мне же — о, не удивляйтесь, — ближе мои.

Есть известная история одной предательницы. Наверное, слышали о Тоньке-пулеметчице. Перескажу коротко. Девятнадцатилетняя медсестра во время Второй мировой войны попала в руки к немцам. Ей вручили пулемет и велели расстреливать пленных советских солдат и партизан. Она и расстреливала. После войны вышла замуж, вела тихую спокойную жизнь. Ее нашли аж в 1976 году и казнили. Вопрос — за что? Изменница она была? Ну, наверное. Но ведь, не будь ее, тех пленных все равно расстреляли бы. Она просто работала нажимательницей на спусковой крючок. Убивала, да. Но кто на войне не убивал? Война кончилась. Если бы эта женщина продолжала убивать, ее наказание было бы оправданным — общество в этом случае просто защищалось бы. Но ведь нет, ничего такого не было. Была простая обывательница, которая когда-то совершила предательство. Просто чтобы как-то улучшить свои жизненные условия. Казалось бы, да и ладно! Но нет, государство не может не поддерживать концепт измены, ибо это один из удерживающих его стальных обручей. Прощаешь предпочтение личных интересов преданности интересам твоей группы — подталкиваешь группу к развалу.

Хранить верность слову, данному по доброй воле, во многих случаях хорошо, удобно для всех. Но если вдруг перестает быть удобно? Если я перестаю ощущать себя членом той группы, с которой связал себя обещанием? Если обещание начинает мне мешать? Тогда я предам. Изменю. Изменю поведение, сообразуясь с изменившимися условиями. Верность хороша, когда органична. Хранить ее назло себе — глупо и вредно. Жить — значит меняться, а меняться — значит изменять. Мир сегодня меняется столь стремительно, что нормальный современный человек по определению изменник. Он всегда готов изменять и благосклонно принимать измены других.

Да, эмоционально это может быть неприятно. Еще бы. Инстинкты, рефлексы, тысячелетия (напоминаю, тысячелетия — это временно!) тоталитарного супер-эго… Но прогресс в умении понимать друг друга, а следовательно в уходе от силовых методов решения проблем, в стремлении к уменьшению насилия и в увеличении комфортности бытия требует разрушения традиционного семиомифического поля «Предательство». «Он предатель» должно сперва стать нейтральной, неотрицательной характеристикой, а после и вовсе исчезнуть, уступив место безъярлыкой констатации — «Он сделал то-то и то-то».

Выдайте зачинщиков и расходитесь!

Меня интересует концепция предательства. Я уже немного об этом писал. А недавно краем глаза увидел пару минут игрового телефильма о войне и опять задумался. В фильме показывали целый колхоз, перешедший во главе с председателем на сторону немцев. Там и силы самообороны были, и политзанятия, и некое ощущение совокупной единицы. И вот я подумал: целый колхоз предателей? Очень странно звучит. Представьте себе колхоз. Сколько там семей? Ну, допустим, пятьдесят. Двести-триста человек. Взяли вот так, хором все подумали и все вместе разом предали родину. Согласитесь, бред. А ведь были такие случаи. Та же Локотская республика, так называемая. Люди живут, как-то добывают пропитание, строят социальные взаимодействия. Почему они предатели? Кого они предали? Вот они, живущие тут, знающие друг друга, все стоят друг за друга, все свои. Кого они предали? Кого-то другого? Что-то другое, чужое? А как можно предать чужое?

Народ, страна, культура, идеология — это понятно, сильные мифы. Но ведь те, с кем этих людей объединяют эти мифы, — они снаружи, вне, в иных условиях, в иной ситуации. Они там и действуют иначе. А здесь такая ситуация, она подвигает к таким действиям. В общем, сегодня мне пришло в голову вместо слова предательство использовать что-то вроде ситуативный выбор (направления, стороны, ниши).

Ну, хорошо, пусть ситуативный выбор направления. Мы снизили пафос термина. Представить, что триста человек, попавшие в одну ситуацию, одинаково в ней сориентировались, как-то проще, чем разовое предательство такого количества человек (особенно если мыслят мифами, педалирующими концепции верности, предательства и т.п.). В конце концов, покупают же миллионы мужчин сегодня безропотно черные носки — отчего бы полусотне мужчин с семьями не перейти радостно на сторону оккупантов? Людям предлагают — они принимают. Легкий выбор. Собственно, большинство людей таковы. И чем интенсивнее и безальтернативнее предложение, тем легче они берут. Сегодня это называется «пипл хавает». И тут уж о каком «предательстве» может идти речь? Деревня предателей? Нет. Деревня схававшего пипла. Против страны схававшего пипла. И со страной пипла, схававшего другое.

А вот кто кормит? Предлагает кто? Находятся. Это могут быть и самостоятельные игроки, и как раз те, кто собственно и ориентируется по ситуации и ориентирует заодно с какой-то целью или просто за компанию окружающих. Лидеры, в общем. Зачинщики.

Конечно, любой зачинщик тоже что-то хавает, что-то глотает пачками, тоже принимает фашизм, не думая, и носит, не задумываясь, то же, что остальные, но иногда он все-таки склонен подумать, подвергнуть что-то сомнению, присмотреться. Вот измена зачинщика — это и в самом деле измена, в смысле изменение: думал так, а теперь иначе. Изменил. А слушающаяся этого зачинщика деревня (страна, френдлента, семья) — какие ж они изменники? Что для них изменилось? Они как слушались его, так и слушаются. И не надо их спрашивать, как, мол, вы можете так — вчера вас вели сюда, а сегодня ведут в обратную сторону, а вы так и кричите «ура!»? Они не знают, не различают направления. У них одно направление — куда ведут.

Так что, друзья, выдайте зачинщиков и расходитесь по домам до новых распоряжений. Я знаю, что на вас вины нет.

***

Как обещал — комментировать не буду. Просто представьте себе, что таких вот, как автор — даже не большинство, а просто значительное количество. Скажем, четверть населения. Даже десятая часть. Будет ли жизнеспособно такое общество?

Правильно, нет.

Варианта тут два: «я всех могу наобманывать, а меня никто» и «я никому ничего никогда не должен, но и с других ничего не требую, и в случае чего не предъявляют претензий».

Первый вариант рано или поздно приведет к тому, что общество если не исключит из себя асоциальный элемент, то плюнет на него, и тот утонет.

Но предположим, что автор честен и стоит на позиции равноправия — мол, человек своему слову хозяин: сам дал, сам взял. И я могу «изменять мнение» как и когда захочу, и другие по отношению ко мне — тоже. Замечу, что случай на практике редкий — обычно при симметричном ответе идет стандартная реакция «а меня-то за что?!», но рассмотрим честный вариант «каннибал каннибалу — друг и корм».

Цитирую работу «Поведение» К. Крылова, раскрывающее ситуацию.

 

«Существуют сообщества людей…, нормы поведения которых не соответствуют ни одной из четырех этических систем, рассмотренных выше. […]

Главной их особенностью является то, что они не могли бы существовать вне других цивилизаций. Причиной тому является отсутствие естественного взаимного доверия между участниками этих сообществ и невозможности самостоятельно поддерживать сложные формы поведения. Предоставленные самим себе, они быстро распались бы. Но они выработали определенные способы существования за счет цивилизованного мира, что позволяет им не только уцелеть, но и (во многих случаях) извлекать из своего положения определенные преимущества. […]

Одним из видов внецивилизационных сообществ являются те, в которых отношения между людьми строятся по нормам нулевой этической системы (то есть подобные отношения "внеморальны").

Напомним соответствующие правила поведения: …

"Мне нет дела до других, как и им — до меня. Как другие ведут себя по отношению ко мне, пусть так себя и ведут. Как я веду себя по отношению к другим, так я и дальше буду себя вести. Все действуют так, как считают нужным, и я тоже действую, как считаю нужным".

Человек, принявший подобные жизненные установки, находится, так сказать, "по ту сторону добра и зла" — точнее, он их просто не различает. Разумеется, ему доступно понимание некоторых ценностей: он хорошо знает, что такое "полезное" и "вредное", он даже может делать добро тем людям, которые ему чем-то нравятся, и при этом даже не ждет за это благодарности, поскольку не понимает, что это такое. Он не обидчив: он вполне способен договориться с человеком, который причинил ему зло, если изменились обстоятельства и ему понадобилось обратиться к этому человеку. С другой стороны, он и сам способен сделать другим людям все что угодно, если это ему в данный момент покажется выгодным. Как правило, такие люди склонны презирать окружающих за их приверженность каким-то "нелепым" этическим ограничениям (смысла которых они просто не чувствуют), а себя считать "реалистически мыслящими" людьми, адекватно воспринимающими реальность.

Очевидно, что уровень взаимного доверия между подобными людьми (если они составляют единое сообщество) будет равен нулю, поскольку каждый из них прекрасно знает, что другой может в любой момент нанести ему сколь угодно значительный ущерб. Такие люди (и такие сообщества) могут нормально существовать только среди других людей (и других народов) и за их счет — систематически эксплуатируя их доверие. […]

…нужно отметить, что ни один народ-диаспора (в том числе и еврейский, часто обвиняемый в вынашивании далеко идущих планов) никогда не пытается захватить власть над народом-хозяином. Такого рода теории возникают постоянно, но они смешивают власть и упомянутое выше паразитирование. Власть — это принятие решений за других, а народы-диаспоры в общем равнодушны к делам других народов. Нельзя же сказать, что солитер в кишечнике человека мечтает управлять этим человеком. Он не мечтал об этом, даже если бы был разумен. Ему не нужно заставлять человека идти туда-то и делать то-то. Более того, это требует принятия решений за этого человека, и можно принять неправильное решение, лишившись источника пищи. Нет, пусть о своих делах человек думает сам. Солитера волнует только одно: возможность съедать самому большую часть пищи, которую съест человек, как бы тот ее не добыл. Примерно так же рассуждают и представители народов-диаспор, в том числе и их руководство. К тому же представители народов-диаспор просто не способны управлять обычными людьми, поведение которых они понимают слабо, поскольку оно более сложно, чем их собственное. Их мечта и конечный идеал — спокойное безбедное захребетничество, продолжающееся неопределенно долго. Эту возможность они действительно хотели бы иметь, и прилагают все усилия, чтобы достичь такого положения ( то есть "сидеть на шее" у других народов)».

 

Однако следует учесть, что диаспоры, имея возможность (по крайней мере здесь и сейчас) паразитировать на более развитых нациях, и при этом на самом деле управляются своими обычаями, а не просто «каждый каждому может в любой момент нанести ему сколь угодно значительный ущерб». Т.е. такое поведение диаспорам (пока их не призвали к порядку силовыми методами) выгодно, да и в неофициальном порядке все равно будут кучковаться, приобретая преимущество организации над одиночками, обычными гражданами.

А вот одиночки с такой же нулевой этикой лишены этого преимущества и выступают в одиночку. И остается у них лишь два варианта.

Первый: следовать своей натуре и регулярно нарушать обещания. Достаточно быстро создастся соответствующая репутация с понятными последствиями.

Второй: все же понимая, что такая репутация не нужна, соблюдать договоренности, но в тайне скрипеть зубами «уж я бы! это я все понарошку, а на самом деле в любой момент нарушу слово как нефиг делать, и так сколько угодно раз!».

Какой вариант психопатологичнее — решайте сами.

 

Ну и еще мелкое дополнение. Обратили внимание, что отрицается не только безусловная принадлежность — Родина, нация и т.п., а вообще заявляется Полная Свобода, при которой не надо держать даже в явном виде данное слово.

Каково будет жить в обществе, в котором никому нельзя доверять вообще — представьте-ка. Именно в такое общество и направляют мир глобалисты: ради выгоды можно все, и верить можно только на слово, заверенное подписью и печатью нотариуса. И то с учетом «у кого больше адвокатов», да и просто денег и связей.

Для образование общества вида «каждый каждому — эффективный собственник» и нужно такое вот мировоззрение, вида «требовать соблюдение слова — это нарушать мою свободу!».