Warrax

Разговор о морали и мотивациях

— Так вот, — небрежно развалясь в кресле, продолжил мой визави, — Вот, к примеру, такая ситуация. Пляж, никого, кроме какого-то хилого подростка с кока-колой и тебя, пить хочется, а нечего. Спрашиваешь глоток — отказывает. Вот почему ты просто не отберешь у него эту баночку? Мораль удерживает?

Я фыркнул. Причем неудачно — точнехонько в пену на пиве. Пришлось протереть стол салфеткой.

— Не, ты не фырчи тут презрительно, — занудствовал собеседник, — ты аргументированно объясни. Как будто это не я тут сижу, а какой-нибудь болван, который всерьез заявил, что тебя от такого поступка удерживает лишь мораль.

— А «в лоб дам» за ответ засчитывается?

— Нет, не катит. Он это, — губы растянулись в ехидной улыбке, — сочтет не за обучение дзенским методом, а за то, что у тебя аргументов нет.

Я легко согласился:

— Для таких идиотов — действительно нет.

— Ну а если он идиот, так сказать, лишь в области морали? А так — умный, эрудированный...

— Достал, — прервал я тираду, — я тоже могу быть занудным. Так что закажи еще по пиву — вон официант идет — это надолго.... Итак, тут все довольно прозрачно — вопрос относится не к мотивационной, а к личностной психология. Она, конечно, на этапе общения личности с окружающим миром реализуется через мотивации: просто нет иных путей реализации, кроме мотиваций, приобретенных рефлексов и инстинктов. Но первичен именно феномен личности. Перевод на мотивации — мол, отобрать или нет, вот в чем вопрос — означает либо намеренную ловушку от демагога, либо то, что спрашивающий не понимает феномена личности в принципе.

— Ага...

— Нарвался, теперь слушай целиком, не перебивай. Так вот, этот феномен неотделим от самооценки личности. А самооценка, как не трудно догадаться, связана с наличием критериев — без них слово «оценка» вообще бессмысленно. Эта самая функция самооценки возможна в двух реализациях. Во-первых, критерии внешние, в частности — социальные. Та самая мораль, в наличии которой ты меня типа обвинил. А во-вторых, есть критерии внутренние. Они, разумеется, обязательно рационализированы — для того, чтобы нечто выступило в роли критерия, требуется рациональное обоснование этому. Это — уже не мораль, а внутренние принципы. Так вот — такой феномен, как совесть — это сравнение «самооцененного Я» с существующими внешними критериями и нормами. Таким образом, совесть как феномен возможна только при наличии признаваемых моральных критериев.

— То есть совести у тебя нет?

— Есть. Чистая, незапятнанная, так как ни разу не пользовался. Если я эти моральные критерии знаю — это же не значит, что я ими мотивируюсь? Я как раз про это и говорю: если в результате самооценки делается заключение о конфликте между реальным поведением и внутренними принципами, то речь идет в легком случае о неудовлетворенности собой, т.е. о глубинном, нерационализированном чувстве — неудовлетворенность, а это, в конце концов, говоря психологическими терминами,  тревожность, требует решения внутреннего конфликта еще до осознания такового. А вот в случае конфликта с базовыми внутренними принципами имеем снижение самоуважения. Это, конечно, та же тревожность, но куда более сильная, вплоть до депрессии, эксцессов и срывов. Ни о какой совести, то есть самооценки по внешней, моральной, шкале и речи не идет. Совесть может «угрызать» годами, а тревожность требует немедленного разрешения. Ведь налицо «истинный» внутренний конфликт, приводящий к нарушению целостности «Я». Именно поэтому в случае «угрызений совести» каются и комплексуют, а в случае потери самоуважения — стреляются.

— Мощно задвинул. А что там с кока-колой?

Я недоуменно посмотрел на наши бокалы с пивом. Ах да — баночка у кого-то там на пляже....

— Ну что ж, распишу твой конкретный пример «по полочкам». Постулат: имярек расценивает разумность, как один из наивысших критериев оценки личности. Иначе и разговор начинать не стоит. Соответственно, имярек давно «высчитал», что ряд внешних, а именно моральных, критериев оценки личности предназначен «для всех», т.е. эти критерии абсолютно плюют на разумность. Ни одна моральная норма никак не выделяет «более разумных», мораль универсальна по определению, она предназначена для бесконфликтного сосуществования «всех и вся» в социуме. Поэтому для такого человека в оценке собственной личности значимыми становятся не моральные, а внутренние критерии, которые целиком и полностью рассчитаны и просчитаны им самостоятельно. Если имярек достаточно разумен, то его оценка по внутренним критериям будет «не самой низкой». В противном случае его разумность будет заставлять его совершенствоваться, поднимая самооценку. Но, если уж человек достиг приличной самооценки, значит, он имеет четко сформулированные внутренние принципы (критерии), на которых эта самооценка основана. Назовем это состояние действительным самоуважением, не будем отвлекаться на обширную тему мнимого самоуважения  — тщеславия.

Отхлебнув пива, я продолжил:

— Из реального состояния самоуважения вытекает внутреннее спокойствие, «цельность» субъекта, то самое отсутствие тревожности. Любая попытка нарушить внутренние принципы будет чревата снижением самооценки, и, в конце концов — самоуважения. А это, как уже говорил, нарушение внутреннего спокойствия и повышение тревожности, дискомфорта. Субъективно — «неуютно», «жмет», «нарастает общая неудовлетворенность», «что-то не то» и прочее...  Такие ситуации при достаточном опыте жизни обязательно встречались и ранее, и субъект знает, что все это было в лучшем случае «неприятно», в худшем — приводило к различным эксцессам. Психика — холистична, и личность всегда стремится сохранять внутреннюю цельность, «уверенность в себе». Это вытекает из стремления «разрешить» любую тревогу как можно быстрей. Ведь тревога — это отрицательные эмоциональные переживания, обусловленные ожиданием «чего-то опасного», она имеет диффузный характер, связана не с конкретными событиями, а с «возможной опасностью».

Еще глоток.

— Ну и поскольку я не враг себе, то личность не допустит (в том числе и активно не допустит) нарушения внутренних принципов, снижения самоуважения. Ведь, как минимум, из прошлого опыта известно, что за этим последует нарушение ее цельности, нарастание тревожности и стремление как-то разрешить сложившуюся ситуацию, чтобы восстановить «пошатнувшееся Я». А если ситуация настолько трудна, что является в чем-то необратимой, внутренние принципы могут быть «сломлены навсегда». И такая перспектива нахрен не нужна, поэтому разумная личность всегда старается следить за соблюдением внутренних принципов, т.е. старается сохранять самоуважение. Именно поэтому разумный уважающий себя субъект не будет «пинать убогого» просто так. И именно поэтому он вполне сможет пнуть того же убогого, если тому есть убедительная причина; оценку причины выносим за скобки, но ее корректность вытекает из разумности субъекта. Итак — «все внутри», никаких внешних моральных причин к самообоснованию любой линии поведения для разумного субъекта не требуется. И «банка Колы» не отбирается, дабы не утратить самоуважения, обидев слабого «на ровном месте», не более того. И можешь не сомневаться, что если я буду помирать от жажды или, скажем, эта кола потребуется для чего-то нужного, скажем, запить лекарство — то банка будет отобрана без каких-либо моральных угрызений. А если форс-мажора нет, то любое поведение разумного субъекта будет вытекать из особенностей его личности — тех или иных внутренних принципов, которые «держат» гораздо лучше морали» Ведь они прямо связаны с цельностью личности, с ее внутренним спокойствием. Кстати говоря, точно также я крайне не люблю врать. По той же причине. Как говаривал один знакомый доктор: «Лучше стать врагом кому-то, сказав правду, чем врагом себе, мелочно солгав».

Уф-ф, кажется, все четко сформулировал. И немедленно выпил, так сказать...

— Нормально. А вот тебе возражение: а чего себя не переделать так, чтобы «отнятие конфеты у младенца» не вызывало потери самоуважения? Зачем навешивать на себя какие-то там ограничения?

— Идиотское возражение.

— Согласен. Но — отвечай.

Я пожал плечами.

— Внутренние принципы не придумываются на заказ. Они формируются в процессе жизни индивида. И обусловлены именно поведением, сопровождающимся наименьшей тревожностью. А развитый разум потом вербализует такие состояния, формализирует, выделяет и кристаллизует суть. С какой целью? Элементарно — чтобы научиться сознательно и желательно безошибочно разбираться в любых жизненных коллизиях. Чтобы не допустить такого ответа на ситуацию, который приведет к снижению самоуважения. Собственно говоря, у личности не может не быть самостоятельно выработанной этики. То, из чего проистекают принципы, лежит не «где-то снаружи» — моральные нормы, «вытренировывающие» из человека социально послушную обезьяну, оно находится «внутри личности». Подходит то, что снижает тревожность и обусловливает цельность. Поэтому невозможно корректно переделать себя «по внешнему запросу», если такая переделка будет вступать в конфликт с ранее существующими принципами. Ведь они формировались «только для меня», а не для любого дяди Васи, как мораль, общественные нормы и прочее. Вот как раз «моральная личность» легко и внутренне безболезненно изменится, если изменятся моральные границы ситуации или моральные нормы. Строить свои принципы по внешним вводным — процесс для него привычный и естественный. Классический вариант: выход из-под социального контроля — например, группа затерялась в тайге. Если принципы не позволяли брать чужое, то субъект решится на это, только действительно умирая с голоду. А моралисту пофиг, ведь он прекрасно осознает, что «милиции здесь нет, и я физически сильней».

—  Думаешь?

— Уверен. Мне как-то в подобном разговоре вообще заявили, что, ежели не мораль, то все — обрати внимание: именно что все — будут убивать, насиловать, грабить. Ну и так далее, по вкусу. Вообще, если по отношению к себе вместо вопроса «Кем я буду в своих глазах после этого?» всплывает «Что мне за это будет от общества?», значит, разумное «Я» отсутствует в принципе. Человеческое, слишком человеческое...

— Ну и что такого неразумного в том, чтобы чморить слабых?

Я вздохнул, сделал паузу и отхлебнул еще пива. Даже не нагрелось.

— Рационализируются только базовые компоненты личности. И в этом случае рационализация каждой мелочевки просто не нужна. А базовая рациональная мысль всех подобных ситуаций одна: «нанесение вреда без причины — не рационально». И этот тезис прямо вытекает из более общего тезиса, уже претендующего на внутренний принцип, —  «любое действие субъекта, способное вызвать значимые последствия, должно быть осознанным». Так — понятно?!

— То есть, ты не считаешь значимым вариант «а если они объединятся и в обратную дадут»?

Захотелось сплюнуть. Конечно, издевательство надо мной было осознанным, но вопросы действительно были дебильными...

— Знакомо. Мол, боишься, значит, а вот если бы ничего не было — то отбирал бы и насиловал!. Как вариант: «ну и на фига мне это надо?» подается как «ага, это в тебе мораль говорит! А если бы не она...» А по шее?!

— Не аргумент. Как и «а в лоб».

— Ладно. Подобные рассуждения — следствие непонимания сути явления. А суть проста, как два байта переслать: если личность способна сформировать четкие внутренние принципы, то она будет следовать им не по принуждению, а потому, что ей так комфортней. И все. Поэтому всякие «а если...» без учета этого — сплошные спекуляции. Этим приемом, например, пользуется любая церковная идеология — она не учитывает биологической природы естественного поведения человеческой особи, поэтому она плюет на суть, каркас личности — ее внутренние принципы.

— Про церковь пока отложим в сторону. Давай лучше переформулирую вопрос: «а это в тебе мораль с детства — маленьких бить нехорошо!»

—  А это вообще уровень ниже плинтуса. У ребенка нет морали. Ни у какого. Но у него вполне могут быть пусть полудетские и несовершенные, но вполне однозначные внутренние принципы; но это уже другой вопрос, и он тесно связан с «ролевыми» понятиями.

— А...

— Почему нет морали? А исходя из особенностей детской психологии. Детский эгоцентризм делает ребенка аморальным. Для него собственные желания — самая сильная мотивация, они всегда превыше желаний других. Кстати, интересный побочный вывод: большинство программ социального научения только тем и занимаются, что приучают ребенка сдерживать или подавлять собственные желания в угоду обществу. Ладно, вернемся к теме... Из детского эгоцентризма вытекает не только детская внеморальность, но и «детская жестокость». Ребенок, причиняя другому так называемое зло, никогда не оценивает последствий, особенно для «кого-то». Поэтому все, что для взрослого можно оценить по критерию «морально/аморально», у ребенка будет изначально «внеморальным». Ввиду неприменимости к нему внешних общественных критериев, разработанных для осознающих последствия взрослых. Аналогия: вряд ли существует «мораль для идиотов». Именно поэтому дети недееспособны в любом обществе — они еще не созрели для того, чтобы предвидеть исходы и отвечать за свои действия. Поступать аморально — знать, что «это плохо», но делать. Ребенок — не знает. И большинство детей отберут игрушку у слабого, если эта игрушка им нравится. Их может сдерживать боязнь получить по заднице от воспитателя, но их никогда не сдержат никакие отвлеченные рассуждения. У детей еще нет морали, т.к. мораль ограничивает рамки социальной ответственности перед другими «сожителями общества», а ребенок еще социально недееспособен. Исходя из этого, фраза «моральные нормы закладываются с детства» — попросту бессмысленна. Эгоцентризм ребенка всегда будет против любых уступок. Моральные нормы фиксируются опытным путем по мере взросления индивида и эмоционально раскрашиваются (стыдно, нехорошо, почетно и пр.) в той мере, в какой они защищаются от рационализации, то есть чем более индивид избегает «разбирать по косточкам» ту или иную моральную норму, тем больше однозначных эмоций связано с ней. «Грубить старшему плохо! Просто плохо, и все!» Именно так — не рационализируя. И часто, что характерно, даже избегая рационализации. А если рационализация имеет место, то качественно-эмоциональные категории оценок (хорошо, стыдно и прочие) сменяются категориями рассудочными (выгодно, перспективно, «себе дороже»), и таким путем выводятся из-под моральной самооценки. Аргумент «детская привычка переросла в моральную норму» не катит, так как это — совершенно различные явления. Привычки, по мере их закрепления, становятся безмотивными, они отрабатываются без участия коры и без эмоций, наподобие условных рефлексов. Мораль же подразумевает постоянный самоконтроль, примеривание любой ситуации на текущий моральный шаблон. При реализованной привычке давно забыты исходные посылки, о чем мораль заставляет помнить постоянно. Любую привычку можно сознательно преодолеть, и это не будет сопровождаться угрызениями совести, как при выходе за моральные границы. Возможна, к слову, обратная ситуация — соблюдение моральных догм может перерасти в привычку. Но никак не наоборот. Ведь моральный самоконтроль еще сопряжен с анализом текущей ситуации, а привычка — уже нет.

— Я имел ввиду такое: «Вот ты считаешь, что пинать малышей в песочнице — это тебя не достойно, ну так это из-за того, что тебя воспитали именно таким образом!»

— Тоже интересно и патологично. По мере становления личности навязанные в процессе воспитания социо-поведенческие стереотипы переделываются. А эти стереотипы целиком и полностью основаны на актуальных в пространстве/времени моральных нормах. И чем выше у субъекта уровень «лидерства», тем больше подобных стереотипов ему хочется сломать, ведь стереотипы нужны именно для того, чтобы не принимать решений. И если ему хватает на это воли — которая является проявлением сложившихся внутренних принципов, — то он преодолевает хотя бы основные стереотипы. А если не хватает — становится кухонным брюзгой и социальным нытиком. Это — удел большинства интеллигентов.

— Нормально. И последнее — а что ты ответишь на тезис о том, что в любом разе все сводится исключительно к «я хочу, и все»?

— Поясни.

— Сказку про белого бычка помнишь? Вот то же самое — оппонент будет сводит к «все говорят про мотивации и все такое, а ты просто так хочешь, и все».

— И все равно не понял.

— Вот ты сейчас пива хочешь?

Я покосился на половину пива, оставшуюся во второй кружке. Маловато будет.

— Хочу.

— А зачем?

— Ну, приятно мне. Люблю повеселиться, особенно пожрать, как говорил один мой товарищ детства. Не доктор, но зубной техник.

— Вот видишь, «просто хочется». А зачем ты хочешь, чтобы тебе было приятно? Что ты тут ответишь, кроме как «Хочу, и все»?

— Понял. Сведение всех мотиваций к удовольствию?

— Или избеганию не-удовольствия.

— Мда, что-то буддизм напомнило с его «как все хреново и поэтому надо самоубиться, причем мучительно долго, через перерождения». Что ж, надеюсь, ты не будешь требовать, чтобы я доказывал, что не у всех мотивации сводятся исключительно гедонистическим причинам?

— ОК, примем как факт. В конце концов, даже сам Маслоу сказал, что про пирамиду был не прав, так как есть исключения.

— Как раз прав — но для общестадного большинства. Гуманист, вот и тормознул перед тезисом «люди не равны». Ладно, перейдем к заданному вопросу. Для начала: если в оппонентах — нечто среднестадное, то даже не вспоминай слово «удовольствие».

Мой визави с нарочитым смаком отхлебнул пива и ехидно посмотрел. Я тоже отхлебнул (теплеет, быстрее пить надо) и продолжил:

— Естественно, суть любого желания как субъективного выражения мотиваций — это именно достижение состояния удовольствия. Вот только «средний человек» понимает удовольствие, в отличие о интеллектуала всегда как-то, условно говоря, с опошлением до «плотского» оттенка. Суть желания — конкретная целеориентированность, не будем сейчас отвлекаться на более «размазанные» «стремления». Цель же достигается через действие, всегда связанное с какими-то затратами. А как реагирует субъект, когда цель достигнута? Чем он компенсирует затраты? А удовольствием от того, что затраты были не бесцельны (цель-то достигнута).  Есть еще «удовольствие положения» — проявление положительных эмоций, вызванных тем, что положение субъекта стало в чем-то лучше, чем «до того». Формулирую тезис: «любое действие всегда связано с удовольствием, если это действие привело к достижению цели». Применим к любым успешным, действиям, и к очень многим безуспешным, по принципу «не догоню, так хоть согреюсь».

— Еще по пиву, пожалуйста.

Это правильно, кончилось. Заодно и пепельницу сменили. Ладно, дозанудствую до конца:

— Вот смотри, все строго. Во-первых, осознанное действие целеориентировано, не так ли? Во-вторых, смыслом, то есть целью действия выступает мотив. Мматериальный или идеальный — не суть важно.

Я дождался кивка — мол, понятно, — и продолжил:

— Мотив может быть представлен эмоционально только двумя способами: положительными эмоциями от ожидания его достижения, либо же отрицательными эмоциями, связанными с неполнотой настоящего положения. В случае успешной деятельности, то есть (достижения цели, эти ситуации разрешаются. Либо происходит усиление положительных эмоций за счет исчезновения тревоги, связанной с неопределенностью исхода, а именно ожиданием возможной неудачи — она же оставалась вплоть до самого достижения цели, либо исчезновением отрицательных эмоций, так как неполнота положения разрешилась. В общем случае оба этих процесса ведут к смещению эмоциональной планки субъективного настроения вверх. То есть — возникает удовольствие.

— Эк ты загнул.

— Причем — не выходя за рамки мотивационной психологии. Важно, кстати, понимать, что если даже цель не имеет особого субъективного «веса», удовольствие вызвано хотя бы тем, что цель четко определена, действия правильно спланированы, успешно реализованы, желание достигнуто. Мол, «правильно живу».

— И что?

— Да ничего. Просто толсто намекаю, что из того, что выполнение поставленной задачи, — что-то я совсем на канцелярщину перешел, — неизбежно вызывает удовольствие, а часто —  и сам процесс выполнения, из этого не следует, что все делается именно что ради удовольствия. Конечно, возможен и примитивный гедонизм, но у разумного индивида нет привычки выставлять побочку достижения цели как саму цель.

— Умнó.

— Зато отвечает на вопрос «а согласился бы ты вставить электроды в центр удовольствия и жать на кнопку, а если нет — то почему?».

— Думаю, что те, кто задает такие вопросы, все равно не поймут такого ответа. Но в целом — нормально.

Отхлебнули по большому глотку.

— Можно вопрос?

— Смотря какой.

— Думаю, сам знаешь.

— Тогда нельзя.

— Вот я тут распинаюсь, обосновываю, лекции читаю, а ты...

— И опять ты не понял. Вовсе не «не могу». И даже не «не хочу». Просто есть вопросы, на которые надо отвечать исключительно самому — иначе ответ не будет засчитан... Официант, счет!