Warrax

Дудочник не из Гаммельна

Посвящается Иннокентию Пасюковичу Тихвинскому, первому дикому крысу, который жил с нами (сентябрь 2009 — 12/10/2011).

Дверь трактира распахнулась, и порыв ветра ворвался в зал. Посетители за столами не обратили на это никакого внимания, но трактирщик привычно оглянулся и не ошибся: в дверях стоял незнакомец, который, судя по его виду, не отказался бы поесть. И выпить — дождь на улице шел уже долго, и фигура в дверях представляла собой жалкое зрелище. И очень мокрое.

Грязная тряпка смахнула со стола большую часть крошек и размазала лужу пива, сделав ее мельче, но обширнее. Старый Пауль подавал неплохое пиво, но чистотой не увлекался. Завсегдатаи не возражали.

Незнакомец, увидев приглашающий жест хозяина, подошел к столу, снял короткий насквозь мокрый плащ и сел на лавку.

— Выпить и закусить?

— Лучше сначала закусить, а потом выпить, — слегка улыбнулся незнакомец, — долго шел, есть хочется.

— Сейчас принесу, — хозяин сделал шажок в сторону кухни, но не спеша, явно чего-то ожидая. Положенные на стол несколько монет его успокоили, и уже через несколько минут на столе оказалась большая деревянная тарелка, на которой дымилась жареная свинина с гарниром из тушеной капусты. Рядом основался большой глиняный кувшин и две деревянные пивные кружки.

— Ты, как я понимаю, издалека? — разливая пиво, поинтересовался Пауль.

Незнакомец произнес что-то вроде «угумф-ф», вгрызаясь в мясо.

— Тогда предлагаю сделку, — улыбнулся трактирщик, — Город у нас маленький, новостей немного, а я человек любознательный... Новости с тебя, скидка на еду — с меня. Тебе же, наверное, еще и ночлег нужен?

— Нужен. Умеешь ты уговаривать, я погляжу...

— А как же! — довольный хозяин плюхнулся на лавку напротив и взял свою кружку, — дело у меня такое — с поставщиками договорись, с посетителями договорись... Тебя как зовут-то?

— Шварц.

— Это, наверное, фамилия, а...

— Просто Шварц.

— Ну... А меня — Пауль. Старый Пауль, так меня все здесь зовут. Смотрю, ты действительно голоден...

— Вот зараза! — раздался вскрик из-за соседнего столика, и кто-то резко кинул кость в угол.

— ...значит, издалека шел, говоришь, — продолжил трактирщик, достал кисет и принялся набивать трубку. Хорошее пиво, хороший табак и хоть кто-то, с кем можно поболтать о чем-то ином, кроме «как паршиво живется в нашем славном городе».

— Угу, — немногословно отозвался собеседник, на этот раз прожевывая мясо уже медленнее.

— И как там? Что нового?

— Где? — Шварц оторвался от мяса и сделал большой глоток пива. На узком лице отразилось одобрение с некоторым удивлением, — Хорошее пиво.

— А то! Сам варю, — с гордостью ответил трактирщик, — Ну как где... там.

— А, там, — легкое пожатие плечами, — как везде.

— Ну, везде оно, конечно, везде, но не везде как везде... — Пауль попытался сказать что-то умное, но несколько запутался, — А к нам ты из какого города пришел?

— Из ... — ответ был. Явно был, причем произнесен четко и ясно. Тем не менее, Пауль забыл название города чуть ли не раньше, чем дослушал до конца. Переспрашивать было неудобно: Пауль был старый, но отнюдь не глухой.

— Ну и как там? — вопрос прозвучал неуверенно. Обычно путешественники радовались возможности потрепать языком и вывалить кучу небылиц.

— Да так... Живут. Как все. Рождаются, умирают. В промежутке — работают. Некоторые — воруют. Ничего интересного, трактирщик. Более того, могу честно сказать: какой город не возьми — а обошел их я немало — ни в одном ничего интересного. Так, отдельные события... А вот чтобы город был интересным, его жители в целом, — такого мне не попадалось.

— Ну как это ничего интересного! — надеясь склонить собеседника к разговору, уверенно ответил Пауль, — Вот у нас, например... Ну... Два месяца назад у Иммерманов на ферме двухголовый теленок родился! Прожил, правда, всего несколько часов... Или вот: у Ральфа фон Банхельма в замке приведение есть. Настоящее! Говорят, что это его прадед, Альбрехт фон Банхельм, не может упокоиться — спаси господь его душу! — после того, как его заколола кинжалом очередная любовница в порыве ревности, а сама улетела на метле через дымоход, так что ее не нашли.

— Думаешь, это интересно? — покончив с мясом, гость не спеша смаковал пиво.

— Ну... да. А если нет, то что, по-твоему, интересно?

— Пауль, ты умеешь задавать истинно философские вопросы! — наносной пафос звучал явно, но трактирщик, судя по выражению его лица, не знал даже слова «сарказм», — Вот попробуй для начала рассказать о том, что есть действительно интересного в твоем городе... А табачку не найдется?

— А как же! Обязательно найдется! — трактирщик щедро протянул личный кисет, а не тот, который он носил для клиентов, которые еще платили за пиво, но не имели с собой табака, — Что интересного... Вот, скажем, у нас в городе — самые лучшие хлеба растут... По реке — Везер называется — их и на север везут, и в порты, что на море... Мельницы видел, как к городу подходил? На каждом шагу, еле справляются! Ты, думаю, не в курсе, но у нас даже на городских печатях жернова изображены. Что еще? А, это ты точно не знаешь — семь лет назад мы получили статус вольного города!

— Интересно, говоришь? — собеседник воспользовался паузой, — Ладно... Хочешь, расскажу историю — из тех, что интересны для меня?

Трактирщик радостно закивал, плеснул себе еще пива и глубоко затянулся — эх, хорош табачок! — наконец-то посетитель выпил пива столько, чтобы начать травить байки.

Несколько посетителей кабака с соседних столиков также повернулись, чтобы лучше слышать. Они, конечно, не подслушивали чужие разговоры, но кто же откажется услышать что-то новое от путешественника?

Клубы дыма появлялись из трубок почти синхронно, в каждой руке была большая кружка знаменитого пива старого Пауля, несколько пар глаз смотрели на незнакомца, предвкушая его рассказ. С год назад один из путешественников долго рассказывал, как он служил ранее оруженосцем и помогал рыцарю побеждать драконов. Врал, конечно, но забавно было. Ему с собой полный мешок еды дали. А весной кто-то начал проповедовать какую-то богомерзкую ересь. Никто, впрочем, не понял, чем он отличается от истинного христианства, но наваляли еретику — будь здоров! Еле удрал. А этот что скажет?

— Geficktes Arschloch! Verpisst euch alle! — раздался крик из угла. Посетитель за дальним столиком вскочил с места и явно пытался что-то пнуть под лавкой. Зашибив ногу о стену, он прошипел ругательство сквозь зубы и уселся, потирая ступню.

Незнакомец пыхнул трубкой, отхлебнул глоток пива, и начал:

Правитель одной далекой восточной страны был чрезвычайно изобретательным человеком — к счастью для наложниц из своего гарема и к несчастью для преступников, которые попадали ему в руки. «Для преступников», говорю я, а не «для своих врагов», поскольку в тех краях власть не блюдет, но олицетворяет закон, и враг власти, соответственно... Впрочем, я отвлекаюсь.

Однажды два человека — по одним сведениям закадычные друзья, по другим просто сообщники, — эти два человека были присуждены упомянутым правителем к некоей весьма занимательной казни.

Через толстую каменную стену была перекинута длинная и прочная цепь. К каждому из ее концов было прикреплено нечто вроде железного пояса, коим палачи рано утром подпоясали каждого из осужденных, предусмотрительно закрепив обновку с помощью надежного замка. По окончании всех приготовлений, описывать подробности которых я считаю скучным, несчастные остались висеть по двум сторонам стены примерно на равной высоте — ибо железный пояс более легкого из них был тяжелее ровно настолько, дабы уравнять вес тел. (Как можно рассудить, упомянутый мною правитель был не только изобретательным, но и расчетливым человеком. К тому же он не чуждался точных наук).

А затем под каждым из преступников разожгли огромный костер...

Казнимые довольно-таки долго веселили толпу, отчаянно карабкаясь вверх по неровностям стены, срываясь, снова карабкаясь... Только после начала пытки зрители заметили, что цепь не просто перекинута через стену, а проложена по металлическому желобу, который делал скольжение легким и непринужденным.

Неизвестно, знал ли каждый из этих двоих достоверно, что краткий миг его облегчения, когда натяжение вдруг переставало быть мучительно слабым и цепь словно бы сама немножко влекла его вверх, — что этот миг кажется его соседу тысячелетием страданий. Известно лишь, что правитель, задумывая казнь, не отдал никаких распоряжений насчет того, объяснять ли обреченным на смерть детали экзекуции. Он, как опытный в делах такого рода человек, справедливо рассудил, что, будет или не будет знание о страданиях ближнего донесено до осужденного перед казнью, в самый момент казни в его голове в любом случае не станут удерживаться такие мелочи.

Долго ли, коротко ли, но случилось то, что должно было случиться: один из казнимых ослаб и оставил попытки карабкаться по стене, заменив минуты отдыха от жара, достигаемые за счет мучительных усилий, душераздирающими криками, которые он мог безо всяких забот исторгать в неограниченном количестве. Второй же сумел воспользоваться полученным преимуществом и, когда его сосед уже корчился в предсмертных муках на раскаленных углях, обнял обеими руками и даже обеими ногами прохладный каменный гребень... На его изжеванных в кровь губах застыла блаженная улыбка.

Этому человеку действительно повезло: он умер не медленной мучительной смертью от ожогов, а легкой и почти мгновенной, от падения с высоты.

Да что там — он мог бы и вообще не умереть. Даже самый суровый правитель наверняка помиловал бы счастливца... Если бы его умирающий товарищ по несчастью, ни то вспомнив, ни то поняв детали казни, не напряг свое израненное тело и в последнем предсмертном усилии не дернул соединявшую два тела цепь.

Шварц сделал большой глоток из кружки и умолк.

Слушатели также молчали. Через пару минут Дитер Гиршман, завсегдатай, недовольно поинтересовался:

— А что дальше?

Рассказчик недоуменно приподнял бровь.

— Чего смотришь? Орал-то второй громко?

— А, может, он сразу разбился — повезло? — пьяный голос раздался откуда-то справа, — Интересно же!

— А еще такие казни там были?

Щварц молчал, слегка улыбаясь.

— Пауль! Hopfenblütentee!!! — крик из дальнего угла выразил все презрение честного бюргера к какой-то зауми, которую ему подсунули под видом интересного рассказа. Трактирщик поднялся из-за стола и пошел выполнять заказ.

— Вообще-то, все, — слегка ухмыльнувшись, ответил никому и всем рассказчик, демонстративно погрузившись в допивание пива.

— Flachwichser, — недовольно буркнул бородач за соседним столом.

— Ist doch alles Käse, — последовало согласие с другой стороны, и все вернулись к своим занятиям: у кого пиво не допито, у кого свиная рулька не доедена...

Пауль вернулся и сел за столик.

— Знаешь, я тоже как-то не понял, что ты рассказал, — неуверенно начал он, — не мне все равно твой рассказ понравился... Не пойму, чем. Ты не беспокойся, и скидка и комната — будут. Но... А что за рассказ? Я даже не понял, в каком городе это было. Ты, кажется, вообще об этом не сказал...

Шварц фыркнул, и пена из свеженалитой кружки живописно расположилась на столе.

— А какая разница, в каком городе?

— Ну как! Города-то разные.

— А-а, ну если так... Короче, наши победили. Устраивает?

— Э-э...

— Именно, — сказал, как припечатал, Шварц, и вылил остатки пива из кувшина в кружку, — Серость. Поговорить не с кем.

Был бы трактирщик потрезвее, возможно — хотя и крайне маловероятно — он бы почувствовал разницу в тоне, которым были сказаны слова... Но шансов у него не было.

— Серость! — с возмущением начал он, неожиданно для самого себя переключившись на тему «как паршиво живется в нашем славном городе», — Drecksack! Да они уже достали! Они поедают все наше зерно! Да откуда их столько взялось, господи! Никогда такого не было! Я вчера вообще увидел, как они хлебали мое пиво, сгрызли пробку в одной из бочек!

— Вы, собственно говоря, про что? — вежливо перебил гневную тираду Шварц.

— Как про что! — трактирщик продолжил в том же темпе, — Про крыс! Заполонили! Все! Жрут! Прохода нет! Средь бела дня бегают!

— Я несколько не понял, — нарочитая вежливость до трактирщика не доходила, что весьма забавляло, — а чем, собственно говоря, вам крысы мешают? Они везде есть. Вот на мой взгляд, мыши куда вреднее...

Трактирщик запнулся посередине тирады, попытался налить себе пива, обнаружил, что кувшин пуст, поднялся, сходил за новым, из которого и налил в обе кружки.

— Мыши, — рассудительно заметил он, — были вреднее несколько месяцев назад. Грызли, засоряли... Срач в отборном солоде — это вам как? А потом мы всем городом отслужили молебен, чтобы мышей у нас в городе не стало. С первого раза не помогло, но, когда мы привезли в кирху мощи святого Кристофера, сработало. Вот только мыши исчезли от того, что пришли крысы... Drecksack!

— Ну, вы же просили, чтобы мыши исчезли — они исчезли... — с легкой, но очень ехидной усмешкой отозвался собеседник и достал из кармана небольшую серебряную дудочку, которую тут же начал вертеть в пальцах.

— Ну да... но крысы!

— А что крысы? — дудочка вращалась, невольно привлекая внимание трактирщика.

— Зерно жрут! И бегают везде! Даже у меня!

— Ну и что?

— Как это что?

— Вы хотели избавиться от мышей. Избавились. Вы считаете, что крысы вреднее мышей?

Трактирщик даже задумался.

— Нет, не считаю... Но, с другой стороны...

— Не все сразу, — ухмыльнулся его собеседник, — давайте эту сторону обсудим. Вы кого предпочитаете иметь в кладовой?

— Никого! — выпалил Пауль, — Но, конечно, крысы предпочтительнее. Они, можно сказать, даже жрут аккуратнее как-то... но ведь жрут, Drecksack! — начал заводиться он опять.

— А вы их подкармливать не пробовали? — перебил тираду Шварц.

— Это как, простите? — опешил трактирщик.

— Просто. Ну, съедают они у вас кружку типа этой, — для наглядности кружка была продемонстрирована, — зерна в день. Ну и насыпьте им эту кружку... Зато в закромах мало кто будет рыться — и так еда есть.

Пауль попытался задуматься, но попытка не удалась:

— Так они же зерно жрут! Вредителей надо уничтожать!

— Ну так мыши были вреднее?

— Конечно! Они мельче, везде пролезут, и срали где ни попадя, и жрали по все мешкам, крысы хоть как-то соображают, можно даже сказать — вред меньше приносят...

— Ну и?

— Так мыши ушли, а крысы появились! Вот если бы крысы тоже куда-нибудь делись! — трактирщик весь разговор не могу оторвать взгляд от дудочки. Она так забавно и красиво вертелась в ловких пальцах...

— Знаете, — лицо Шварца расплылось в широкой улыбке, — пожалуй, я могу вам помочь. Вы, думаю, не в курсе, как меня называли в других городах?

— Нет, — как-то сонно прозвучал ответ.

— Крысолов, знаете ли... Вас интересует только проблема крыс. Вы слышите сейчас только меня; с утра вы пойдете в администрацию города и добьетесь приема у бургомистра или у кого-либо из его заместителей. Что вы сделаете с утра?

— Я пойду в ратушу и добьюсь приема у бургомистра или у кого-либо из его заместителей.

— Правильно. Вы слышите только меня и воспринимаете только мои инструкции. Вы убедительно объясните, что я могу решить проблему вашего города — вывести крыс....

Фон Виртшафт поудобнее устроил свой зад на кресле. Пожалуй, стоило заказать другое, повместительнее, но, с другой стороны, это было традиционным и стояло в ратуше уже более ста лет... Скоро должен прийти какой-то подозрительный иностранец. Рекомендация старого Пауля, конечно, что-то стоила — эх, хорошее пиво у старикана, нельзя его обижать, — но выглядело все это как-то подозрительно. Ладно, выставить из города шарлатана всегда успеется. А вот и он...

— Да, я утверждаю, что могу избавить от крыс весь ваш город. За один вечер. Плата — вся после. Понимаю, что кажется много. Но если вы хотите, чтобы у вас были крысы — то зачем я к вам пришел?

— Ну ладно. Значит, вы завтра наглядно и доказательно избавляете город от крыс, и после этого город платит вам золотом?

— Все верно. Только вы забыли еще про лодку, она мне нужна заранее. Не новая, лишь бы плавала.

— А, ну да, ну да... Это не проблема. Что ж, если завтра у вас все получится, то заходите послезавтра за деньгами...

Посетитель кивнул головой — даже не поклонился, невежа! — и ушел. Что ж, завтра будет развлечение... Понятно, что ничего не выйдет, но все же... Ах да, лодка. Где там секретарь?

Вечером следующего дня Шварц стоял на улице вблизи трактира старого Пауля. вокруг была толпа — необычный слух обежал весь город.

— Пауль, пива! — негромко, но четко произнес путешественник, и тут же получил желаемое. Трактирщик был рядом — если вдруг что получится из безумной затеи, то трактир приобретет еще большую популярность.

Пиво залпом проскользнуло в глотку, кружка вернулась к трактирщику, и в руке как-то незаметно оказалась серебряная дудочка.

Дудочник ухмыльнулся и начал играть...

Буквально через минуту из близлежащих подвалов начали выскакивать крысы и собираться у его ног.

— Не мешать, отойти на несколько шагов, — на пару секунд мелодия прервалась, и толпа молчаливо отхлынула.

Дудочник шел по улице. За ним шла процессия — другим словом не назовешь — крыс. Которые, казалось, готовы были идти за ним куда угодно. Старых, спотыкающихся, с боков поддерживали молодые крысаки; совсем еще младенцев несли в зубах крыски; молодежь весело скакала по спинам матерых животных... но вся волна шла строго за ним, растянувшись уже на несколько кварталов.

Удивительно, но горожане, сопровождавшие процессию, не предпринимали попыток затоптать или еще как-либо повредить участником шествия. Возможно, их захватила та же мелодия, возможно, они не видели в этом смысла — все новые хвостатые, выскакивая из домов, присоединялись к шествию...

На берегу реки стояла заранее пришвартованная лодка. Дудочник изменил мелодию и все увидели зрелище, в которое зрители никогда бы не поверили, если бы не видели собственным глазами: широкая лента крыс с ходу прыгала в воду и плыла от берега. Те, кто несли молодых крысят, аккуратно клали их в лодку, а сами кидались в воду.

Мелодия звучала, пока последняя крыса не скрылась в тумане, нависшем над рекой.

— До завтра, — весело подмигнул толпе музыкант и выдал на дудочке какую-то особенно заковыристую трель, услышав которую, все сразу поняли: «до завтра». Толпа начала рассасываться, дудочник разделся до нижнего белья, кинул одежду в лодку и оттолкнул ее от берега.

Утром, когда Шварц спустился в обеденный зал из своей комнаты, посетители таверны встретили его восторженными криками. Наперебой рассказывая, что с вечера не видели ни одной крысы, хлопали по плечу, от чего дудочник недовольно морщился, и пытались заказать ему пива, на что Пауль орал на все свое заведение, что честь угощать пивом принадлежит ему лично. Нормально позавтракать в таких условиях, конечно, было затруднительно, но кое-как перекусить удалось.

К ратуше он пошел не один — пошли почти все посетители, да и по пути добавилась не одна дюжина. Народ восторженно орал и время от времени пытался понести героя на руках.

— Гм... Господин Шварц... А вам не кажется, что все же «сколько унесу» — это очень уж большое вознаграждение за часовую игру на дудочке? — пытаясь изобразить на лице смущение, начал разговор Кристофер фон Виртшафт.

— Вообще-то именно так мы вчера и договаривались, — ухмыльнулся Шварц.

— Да, но... понимаете ли...

— Понимаю, как не понимать. Вам платить не хочется. Что тут непонятного-то?

— Нет-нет, вы меня не так поняли! Мне как представителю нашего славного города очень хочется вам заплатить. Но не столько же!

— Но ведь договаривались же? — еще раз ухмыльнулся посетитель.

— Честно говоря, я во все это не верил... Старый Пауль мне хоть дальний, но родственник. Да и пиво у него... Вы сами пили, не так ли? Он мне на рождество всегда бочонок приносит, и на именины тоже. Решил уважить старика, понимаете...

— Так договаривались же? — улыбка все ширилась.

— Нельзя же понимать все так категорично! Я готов заплатить полста... Нет, даже сотню золотых! И мы можем поднять вопрос о том, чтобы сделать вас почетным гражданином нашего города...

— Я никогда не задерживаюсь надолго в одном городе. Вы просто скажите, платить будете или нет?

— Сотня устраивает?

— А разве мы договаривались на сотню?

Отдуловатое лицо фон Виртшафта в процессе разговора все более краснело. Больше всего раздражало то, что проклятый дудочник не просто вел себя нагло с благородным дворянином, а, казалось, его не заботят щедро предлагаемые золотые. Целая сотня! Большие деньги, а он тут комедию ломает.

— Вот что, уважаемый! При всех ваших заслугах я вынужден сказать, что делаю вам последнее предложение — сотня золотых! Иначе вы вообще ничего не получите! — на последней фразе голос как-то сорвался на фальцет, и пришлось закашляться.

— Понятно, благодарю вас. Прощайте, — Шварц развернулся и неспешно отправился к двери.

— А... деньги? — неуверенно произнес вслед бургомистр.

— Ну сами же сказали «или вообще ничего», — обернувшись, ответил Крысолов, продолжая улыбаться.

Толпа на улице встретила его торжественными криками.

— Помочь нести? — дружески улыбнулся Пауль.

— Что?

— Деньги... — растерянно произнес трактирщик, только заметив, что ожидаемого увесистого мешка как-то не наблюдается.

— Деньги? Деньги, знаешь ли, ваш бургомистр решил не платить, — весело и громко произнес Крыслов. По толпе пробежал шепоток.

— Как так? — еще более растерянно пробормотал Пауль.

— А вот так. Мол, пошутил он вчера. А сегодня согласен только на сотню от щедрот.

— Так хорошая сумма же...

— Договаривались на большее. Что, дружище трактирщик, посоветуешь?

— Ну... взять, что дают... А что еще делать-то?

— Понимаешь ли, я как-то привык брать то, что могу и считаю необходимым брать. А не «что дают». Нет, вижу, что не понимаешь.

— Ну... — трактирщик замолчал.

Толпа вокруг потихоньку начала разбредаться: если незнакомец вдруг начнет устраивать беспорядки, то бургомистр может и стражу позвать. Доказывай потом, что не виноват и что случайно тут оказался.

— Так что, жители города? Ваш бургомистр не держит свое слово, — громко и четко раздался голос над площадью, — Сказать вам, кто он после этого? — толпа редела все быстрее, — Кто готов пойти к нему вместе со мной и потребовать выполнения обещания?

Оставшиеся на площади потеряли остатки приличия и быстрым шагом удалялись в переулки. Через пару минут городская площадь была пустынна. Остался только один трактирщик — и то, видимо, потому, что с самого начала неосторожно подошел близко, и, когда дудочник шагнул вперед, то загородил выход из арки.

— Пауль, ты...

— Я, наверное, пойду... Таверна без присмотра... — смущаясь, пролепетал как-то резко постаревший трактирщик.

— Пойдем! Я у тебя до вечера еще пива попью, ладно?

— Конечно. Вы только на меня не обижайтесь, ну что я могу сделать? Бургомистр...

— Не волнуйся, старик, — серьезно, без улыбки, ответил Шварц, — мне не впервой. Я даже, можно сказать, привык. Надо просто посидеть, подумать...

В этот вечер зал таверна была практически пуста. Как только дудочник зашел, народ быстро допивал и уходил. Многие боялись появления стражи (а вдруг?), некоторым действительно было стыдно. Пауль за стойкой чувствовал себя явно не в своей тарелке, часто вздыхал, а его усы как-то обвисли и часто попадали в кружку при глотке. Лишь в дальнем углу тихо бражничала небольшая компания из тех, что уже не представляют себе вечер без выпивки, но еще не способны пить все подряд, почему и предпочитали сидеть именно здесь.

Шварц сидел за столиком и думал о чем-то своем. Пива пил мало, почти не ел. Однако нельзя было сказать, что он переживает — лицо его было спокойно, иногда он улыбался чему-то своему. Когда начало смеркаться, он встал из-за стола и направился в стороны выхода.

— Прощай, Пауль, — обернулся он на пороге, — у тебя действительно отличное пиво.

— Заходите еще, — рефлекторно отозвался трактирщик, — а...

Но дудочник уже скрылся за дверью.

Вечер был как на заказ: тихая погода, на небе — редкие облака, с реки тянет прохладой... В такой вечер хорошо заниматься чем угодно, в особенности — любимым делом.

Дудочник заиграл.

Мелодия была простая, успокаивающая, но при этом зовущая за собой. После многие говорили, что слышали «дьявольские ноты» и даже «звон колоколов Ада» — это в дудочке-то! — но сейчас люди выходили на улицы, завороженные мелодией, и останавливались послушать чарующие звуки.

Все население, от мала до велика, вышло на улицы. Дудочник не спеша шел по направлению к реке, и толпа шла за ним. Все повторялось: немощных вели под руки или даже несли, младенцы были на руках матерей... Только настроение было иным: все шли молча, движения были как бы рваными, скованными. На лицах не отображалось никаких эмоций. Толпа просто шагала за дудочкой.

А вот и река — на берегу привязана та же лодка.

Мелодия слегка изменилась.

Большая часть толпы осталась на месте, к реке продолжили идти только дети. Старшие взяли младенцев на руки.

Медленно они подходили к реке. Не раздеваясь, заходили в воду; пройдя вперед, начинали плыть. Те, которые не умели плавать, тонули тут же, у берега. Умеющие же плыли вперед — в туман. Младенцев кидали в воду и даже придерживали некоторое время под водой — для надежности.

Толпа стояла в оцеплении и смотрела на все это.

Стороннего наблюдателя больше всего поразило бы то, что никаких звуков, кроме флейты, слышно не было. Конечно, слегка плескалась река, но никто не кричал, не стонал...

Город был не такой уж и большой, и ждать пришлось недолго.

Дудочник завершил игру, сел в лодку и отчалил.

Толпа продолжала стоять.

Туман мешал видеть противоположный берег, но определенного места не требовалось — греби вперед, и все. Через некоторое время Шварц увидел впереди вполне удобное место для высадки.

Подплыв вплотную к берегу, он легко выпрыгнул на него и оглянулся — где тут можно присесть? Вопрос был не простым: как и планировалось, не все дети бесполезно потонули в реке — некоторые доплыли сюда. Чему весьма радовались полчища крыс, ожидавших еду с прошлого вечера. Пиршество было в самом разгаре — и найти не забрызганное кровью место было нелегко. Хотя вот этот пенек подойдет...

Дудочник смахнул с пня труху, на которой все же виднелось несколько капель крови, и сел. Хотя он сам был причиной, тем не менее сюрреалистичность происходящего впечатляла его каждый раз. Дети сами выходили на берег, где мгновенно скрывались под шевелящимся бурым ковром крыс. Самые нетерпеливые — обычно молодые — животные ждали кормежку в воде, вспрыгивая на головы плывущих, так что многие добирались до берега уже с порядком обгрызенными ушами и половиной скальпа. Конечно, многие крысы шлепались обратно в воду — а вы сами попробуйте удержаться на голове пловца, одновременно пытаясь его погрызть! — но для молодежи вполне нормально проявлять нетерпение и показывать свою ловкость. Хотя, конечно, с точки зрения умудренных жизнью взрослых крысаков, бросаться в воду за едой, когда она сама сюда плывет и вылезает на берег — лишняя трата сил. Спешить некуда, всем достанется.

Стоит ли напоминать, что заживо пожираемые издавали звуков не больше, чем оставшиеся на том берегу?

Плечо дудочника покачнулось под тяжестью матерого крысака — весил он явно больше килограмма.

— Привет! Как тебе?

— Здравствуй, — хотя крысак и не говорил вслух, но каким-то образом дудочник легко понимал шевеление усов возле уха, — да как всегда. Молодые, вкусные.

— На здоровье, — ухмыльнулся дудочник, — Интересно, будет ли когда-либо хоть один раз, когда вы останетесь без ужина?

— Самому интересно, — крысак ткнулся холодным носом в ухо, — но до сих пор люди действуют строго одинаково... Хочешь, стих расскажу?

— Ну давай.

— Музыкант, согласитесь, что этот город
Населяют не люди, а сонные мухи,
Которым можно вместо ребёнка
Подкинуть любую большую крысу —

Какая им разница? Всего одна крыса —

Разве много она съедает?
А если так, Музыкант, зачем же
Следить за морем, мешая встрече

Детей и крыс? —

Пусть они пляшут вместе
Под звуки флейты. Вечерний танец
Призраков над водой — согласитесь, Дудочник, —
Лучший подарок жителям Гаммельна.

— Это что? — после паузы спросил дудочник, — Сам придумал?

— Не смеши. Где ты слышал, чтобы крысы стихи сочиняли? Некая Ольга Зондберг.

— Бред какой-то. Как сказал бы один мой знакомый: дегенеративное еврейское искусство.

— А я что, хороший стих обещал? — крыс демонстративно взъерошился.

— Уел! — расхохотался дудочник, — Действительно, не обещал!

— То-то же, — довольно зацокал зубами крыс, — а то я уже подумал, что ты чувства юмора лишился.

— Где вычитал-то?

— Да в городе у кого-то книга была...

— Знаешь, — после паузы задумчиво сказал дудочник, — мне все это уже как-то надоело. Ну хоть какое-то разнообразие нужно!

— А где его взять? Для этого нужны разнообразные люди, — философски заметил крыс, — А они все больше становятся одинаковыми. То-то еще будет лет через двести-триста...

— Да хотя бы память о происшедшем оставалась бы надолго! Может, так обучились бы... А то уже через месяц все считают, что чума была или какой-нибудь «детский крестовый поход». Может, им память оставлять?

— Нельзя, — строго фыркнул собеседник, — нарушит чистоту эксперимента.

Оба помолчали. Крыс почесал задней лапой ухо и попросил:

— Сыграй, а? Вечер хороший... Из Эриха Занна что-нибудь?

Дудочник улыбнулся и потянулся за инструментом.

Толпа стояла до утра. И только с восходом Солнца сошло оцепенение, и над рекой раздался многоголосый крик...