2. ЧТО ТАКОЕ НАЦИОНАЛИЗМ?

Наиболее авторитетный англоязычный словарь Вебстера, которым пользуются во всех без исключений странах мира, так определяет понятие «национализм»: «1. Преданность своему народу. 2. Защита национального единства или независимости».

Японская энциклопедия: «Национализм - всеобщая приверженность и верность своей нации».

Британская энциклопедия: «Национализм — это верность и приверженность к нации или стране, когда национальные интересы ставятся выше личных или групповых интересов».

Американский политический словарь, который к 1993 г. выдержал девять изданий: «Национализм отождествляется с социальными и психологическими силами, которые зародились под действием уникальных культурных, исторических факторов, для того чтобы обеспечить единство, воодушевление в среде данного народа посредством культивирования чувства общей принадлежности к этим ценностям. Национализм объединяет народ, который обладает общими культурными, языковыми, расовыми, историческими или географическими чертами или опытом и который обеспечивает верность этой политической общности».

Как видите — вполне положительные, одобрительные формулировки.

 

Обобщая: Национализм — это идеология и практика, основанная на представлении, что основой государственности, хозяйственной, социальной и культурной жизни является нация.

Важно: распространенный тезис «нация — первична, государство — вторично» не совсем корректен. Государство должно работать на пользу нации, но при этом оно не может быть «где-то далеко и отдельно», должно быть неразрывно связано с нацией.

При этом понятно, что нельзя решать проблемы государства в обход проблем нации. Бессмысленно надеяться, что можно укрепить государственность, не укрепив государствообразующую нацию.

Таким образом, нация — основа государства, но государство не «вторично», а необходимо для развития этой самой основы.

 

Есть и другое определение, которое мне нравится, совсем короткое: национализм — это любовь к своей нации. Однако оно осложняется тем, что термин «любовь» люди как только не трактуют… Обычно смешивают с влюбленностью. Здесь же «любовь» в трактовке Эриха Фромма: заинтересованность в развитии объекта любви. Это не только защита и уж точно не требование привилегий, это именно желание, чтобы объект — в обсуждаемом случае нация — не просто существовал (и его «не обижали»), но и развивался.

Те, кто высказывает желание «законсервироваться», вернуться назад (все равно, в монархию, в СССР или еще куда) — НЕ националисты, они лишь маскируются под них. Другой вопрос, что наследие прошлого можно и нужно использовать для создания будущего.

Национализм — это инстинкт сохранения нации. При его отсутствии нация распадется либо ассимилируется.

Русский националист М. О. Меньшиков более века назад сформулировал так: «Национализм, мне кажется, есть народная искренность, в отличие от притворства партий и всякого их кривляния и подражания. Коренному русскому племени вовсе не все равно, остаться ли наверху или очутиться внизу».

Процитирую статью из журнала "Отечественные записки" (№4, 2004 г.). Педагог Эйдельман в своей статье пишет:

«За многие годы работы в школе я не раз обращала внимание на некоторые особенности употребления моими учениками двух вполне безобидных личных местоимений множественного числа, “мы” и “они”. Не скрою, смысл, который они подчас придают этим словам, внушает мне серьезную тревогу.

Вот характерный пример, известный всем учителям. Рассказывая о любой войне, в которой принимала участие Россия, ребята почти всегда употребляют местоимение “мы”: мы разбили немцев под Сталинградом, мы победили Наполеона, мы разбили шведов под Полтавой… Это, во всяком случае, хоть как-то можно объяснить, а вот что означают слова “мы победили Шамиля”, “мы присоединили Казань”, “мы разбили татар на Куликовом поле”? И уж совсем поразительно: “мы разбили хазарский каганат”, “мы торговали с варягами”…

В воображении ребят по просторам России-матушки во все времена и эпохи маршируют эти загадочные “мы”. … И вот что интересно — в учебниках, которые главным образом и формируют такое восприятие, так никогда не пишут. Там все изложено аккуратно: не “мы” воюем, а восточные славяне, или князь Святослав, или московское войско, или армия Петра Первого. Но почему-то мои ученики абсолютно уверены, что все эти сражающиеся люди, многие из которых при ближайшем знакомстве показались бы им не просто странными, но совершенно чужими, на самом деле все равно — мы.”»

Далее Тамара Натановна предлагает программу борьбы с этим самым «мы»; но в контексте разговора куда интереснее факт, что современные дети (школа, 2004 г.), со всех сторон атакуемые либерализмом, космополитизмом и прочими «общечеловеческими ценностями», инстинктивно понимают и принимают русских как «мы».

Это и есть природный, естественный национализм.

«Россия — для русских и по-русски» — Александр III
«Хозяин России есть один лишь русский, так есть и всегда должно быть» — Ф.М. Достоевский
«Величие, могущество и богатство всего государства состоит в сохранении и размножении русского народа» — М.В. Ломоносов
«Национализм во мне столь естественный, что никогда никаким интернационалистам его из меня не вытравить» — Д.И. Менделеев
«Я всегда гордился тем, что родился русским» — А.С. Попов
«Я готов написать на своем знамени — Россия для русских и по-русски, и поднять это знамя как можно выше» — М.Д. Скобелев
«Народ, не имеющий национального самосознания, — есть навоз, на котором произрастают другие народы» — П.А. Столыпин
«Мы русские и потому победим» — А.В. Суворов

Не помню, кто именно сказал, но описание очень правильное: «Я больше люблю свою дочь, чем кузину, а кузину больше, чем соседку, но из этого, честное слово, не вытекает, что я ненавижу свою соседку» — из национализма не следует идея «превосходства нации над другими», как это часто можно услышать.

Нация — это «своя среда». Скажем, я категорически не хочу жить на крайнем Севере или в пустыне. Джунгли также не привлекают. Наиболее комфортно я себя чувствую в средней полосе при континентальном климате. Это не потому, что она «вообще лучше» — она лучше конкретно для меня, я здесь родился и привык. И я буду категорически возражать, если кто-либо каким-то образом будет пытаться преобразовать климат в месте моего проживания в более холодный или более жаркий.

Только в родной национальной языковой и культурной среде русский человек чувствует себя комфортно и спокойно (то же верно и для других национальностей, разумеется).

Я очень люблю задавать одну задачу тем, кто выступает за политкорректность и т.д. Простая задача: вы выбираете квартиру. Одну из нескольких вариантов. Они одинаковые по всем параметрам, отличаются только соседи. О которых ничего не известно, кроме национальности: русские, таджики, цыгане и чечены. Какую квартиру вы выберете?

Как только не вертятся ужом толерантненькие индивиды, чтобы не делать выбор! Мол, люди разные бывают… Бывают, кто спорит-то. А квартиру какую выберете?

Один раз, помнится, получил вымученный ответ: «Выберу ту, где соседи — русские, но такие вопросы задавать нельзя!». Наглядно, не так ли?

При этом не исключено, что русские соседи окажутся буйными алкашами, а таджики, цыгане и чечены — это профессора МГУ. Но ответа «обязательно выберу каких-нибудь не русских соседей» я не услышал ни от кого, насколько бы либерален и политкорректен не был бы собеседник.

Человек — это прежде всего представитель своего народа, наделенный его внешними признаками, его характером, его менталитетом. Он может отрицать этот факт и даже восставать против него, но он не в силах изменить порядок вещей и не подчиниться ему — формируется это на уровне бессознательного, с самого раннего возраста, когда мы только учимся говорить и познавать мир. Практически сразу при рождении человек уже является носителем определенной национальности (даже при смешанном происхождении — одна из «половин» вскоре начинает доминировать, если специально не прививать космополитизм и т.п.). Не националисты искусственно делят людей по национальному признаку, а сама природа.
Немного забегая вперед: важно не путать национализм с нацизмом и шовинизмом — это будет разобрано далее.

Также напоминаю, что попытка продвинуть не-социалистический национализм — это лишь популизм, желание «порулить», получить преференции для себя (своей группы), и не более того.

 

«Интегральный национализм — это не распри и войны с соседями, это творческий акт возвышенного характера, он дает человеку не возможность отыграться на ком-то и выместить зло, он дает возможность усовершенствовать себя. Все больное, низкое, суетное уходит в небытие и исчезает за скобками истории, и только жизненно здоровое, чистое, полноценное, способное иметь продолжение, развивается, занимая новые горизонты.

Интегральный национализм формирует себя сам и без посторонней помощи, регулируя свой рост с учетом будущих потребностей и задач. Он абсолютен по своей сути, он сам себе мерило и оценка. Он развивается в своей собственной системе координат, совершенно не обращая внимания на страхи и претензии со стороны. Это вещь в себе в полном смысле этого слова. Но, вместе с тем, интегральный национализм не подразумевает никакой низменной анархии. Это исключительно аристократическое движение, исходящее не из потребностей усредненного человека толпы, но ориентирующееся на систему ценностей жреца, воина, поэта. Это не бессмысленный звериный бунт — это волевой натиск. Это также и не одна гипертрофированная функция сознания, это системное мышление, находящееся в гармонии с Природой. Это диктатура возвышенного разума, не подавляющая инстинкты, но, напротив, опирающаяся на них». — В.Б. Авдеев, ведущий современный русский расолог. «Метафизическая антропология», «Белые Альвы», Москва, 2002г. с.10-11.

 

Толковый словарь демократического новояза и эвфемизмов[5] дает нижеследующую развернутую трактовку:

Русский национализм — инстинкт самосохранения русской нации, преданность и деятельная защита ее интересов. Главнейшей задачей русского национализма как идеологии является развитие и процветание русского народа. В этой концепции государство и его институты являют собой средство, инструмент для выполнения указанной задачи.

Русская нация является государствообразующей на всей территории России, и от жизненного состояния русских людей зависит судьба не только русской нации как единого организма, но и всех иных народов, связавшими с русскими свою историческую судьбу в рамках русского государства. Россия с точки зрения идеологии русского национализма является мононациональным государством русского народа, составляющего абсолютное большинство ее населения. Русские националисты требуют признания и законодательного утверждения исторической роли и фактического значения своего народа не только как коренного и титульного, но и как единственно государствообразующего. Русские — единственная нация России, без которой государство не смогло бы существовать в виде единого целого, русские — это опора, на которой держится единство страны.

В современной России русский народ находится в стадии этнодемографической катастрофы. Русский национализм выступает за общественное признание указанного факта и за введение чрезвычайных мер, направленных против депопуляции и снижения удельного веса русских в составе государства. Главнейшей мерой по преодолению кризиса в среде русских является признание геноцида русской нации, т.е. целенаправленной политики, ведущей к вымиранию русских людей. С этой проблемой неразрывно связана задача сохранения биологической однородности русской нации, отмечаемой учеными-антропологами дореволюционного и советского времени.

Русские националисты осуждают проводившуюся в СССР политику размывания национальной идентичности и превращения Русских людей в «советских» и не признают попытки современных властей ввести т.н. «гражданскую концепцию нации». Особенно учитывая, что подобные античеловечные эксперименты потерпели сокрушительное поражение в развитых странах Европы (Франция, Германия, Великобритания и т. д.), о чем приходит все больше и больше подтверждений.

Русский национализм борется со всеми проявлениями русофобии, за защиту человеческих и гражданских прав русских людей в любом государстве.

Русская нация является крупнейшей разделенной нацией, многие регионы компактного проживания представителей которой остались за пределами государственной границы Российской Федерации, в странах бывшего СССР (Казахстан, Прибалтика, Украина и т. д.). Поэтому русский национализм борется за воссоединение русского народа, что полностью соответствует положениям международного права.

Идеология русского национализма, являясь этноцентричной по своей сути, рассматривает другие народы с точки зрения комплиментарности или некомплиментарности по отношению к русским; полезности, союзничества или враждебности. Русский национализм признает интересы коренных народов России, у которых нет своей государственности за пределами страны, и готов сотрудничать со всеми, заявляющими о своем желании сосуществовать в рамках сложившейся традиции совместного проживания, основанной на взаимном уважении, соблюдении законности и правопорядка. Русские националисты категорически выступают против любых форм этнического паразитизма, т. е. развития и процветания одних национальных групп за счет ограбления и вытеснения других. Вопрос отношения к национальным меньшинствам, имеющим свои государственные образования за пределами России, также представляется наиважнейшим, особенно учитывая отсутствие какой-либо внятной миграционной политики, направленной в первую очередь на защиту интересов народов России.

Идеология русского национализма, как и идеология иной другой нации, особенно активизируется в годы смут и потрясений, когда нации угрожает реальная опасность деградации и физического вымирания. В начале XX века, видя, что Россия погружается в глубочайшую смуту, виднейшие русские националисты (И. Сикорский, М. Меньшиков, В. Шульгин и т. д.) также формулировали цели и задачи, направленные против всеразлагающих идей и за сохранение традиционного русского порядка. В своей речи «В защиту русского национализма» один из крупнейших русских националистов России Н. И. Герасимов говорил: «На недавнюю попытку поднять в России революцию — ответим своей национальной мирной революцией — возгласим Декларацию Исторических Прав Русского человека на русскую землю, всю ее от Белого до Черного морей, назовем заповедным национальным владением из рода в род, объявим государственное братство всем народам меньшим, вошедшим в нашу русскую семью, с искренним сердцем облекшимся в имя русского, на беспощадную войну каждому, кто внутри родных стен сеет злобу, измену и коварство».

 

Важно: иногда предъявляют претензию: мол, национализм — это признак отсталости и неразвитости мышления, поскольку он основан на чувстве любви к своему народу, а не на разуме.

Не буду заострять внимание на том, что обычно подобное предъявляется лишь русским, все еще проще: любая идеология в конечном итоге основывается на некоем иррациональном чувстве (хотя бы простейшем инстинкте самосохранения). В общем виде — на чувстве справедливости, которое понимается, опять же, весьма по-разному. Для социалиста справедливо, когда есть государственный патернализм, для капиталиста справедливо, когда «рыночно неэффективный» индивид умирает с голоду. Справедливость — она всегда с чьей-то точки зрения.

Однако человек, будучи разумным, может понимать иррациональность своих убеждений — и это куда более разумно, чем следовать им неосознанно, подсознательно пытаясь рационализировать.

Националисты поступают наиболее разумно: признают, что симпатизируют своему народу просто потому, что он свой, и не нуждаются в теориях, объясняющих, что именно их народ лучше других (тем не менее, он действительно может быть лучше в чем-то). То есть национализм — идеология максимально рациональная из всех возможных.

А вот противоестественное поведение, когда этологически безусловная способность различать по признаку «свой/чужой» искусственно запрещается, очень нуждается в обосновании «зачем?». И я ни разу не встречал каких-либо разумных причин, не сводящихся в конечном итоге к «затем, чтобы ослабить нацию и сделать из нее общечеловеков, на которых очень удобно делать деньги».

НАЦИОНАЛИЗМ «БОЛЬШИХ» И «МАЛЫХ» НАЦИОНАЛЬНОСТЕЙ

Р.Л. Перин в «Психологии национализма», мало касаясь русского национализма как такового, выделяет, тем не менее, «национализм белой расы» и «национализм неарийских народов» (напоминаю, что термин «арийский» не является научным в этом контексте). И приходит к интересному выводу: первый вполне сознателен, и представляет собой скорее защитную реакцию, второй же — бессознателен, и является инструментом агрессии.

«Если национализм белой расы в основном носит оборонительный характер, то агрессия цветных лишена всяких нравственных критериев. Исходя из того, что бессознательное, к проявлениям которого мы относим и инстинкт национализма, когда-то у народов былой расы был сознательным, мы можем сделать вывод о вытеснении у них в силу разных причин приобретенного инстинкта национализма в область сознания. Отсюда ограниченность агрессии национализма арийских народов, которая чаще характеризуется как оборонительная агрессия. Можно утверждать, что инстинкт национализма арийских народов находится в «предсознательном» (предпороговом) состоянии. Т. е. подлежит частичному контролю со стороны сознания. У неарийских же народов инстинкт национализма сидит в глубоком бессознательном и поэтому более агрессивен и абсолютно бесконтролен.»

Процитирую в сокращении отрывок из статьи А. Кочетова «Что такое национализм? Национализм “больших” и “малых” наций».

 

Национализм творит историю. Но необходимо различать два его вида: национализм прогрессивный, державный, и национализм реакционный, местечковый, родо-племенной.

Державный национализм — это национализм большой, пассионарной, государствообразующей нации. Он ведет общество вперед, пусть даже ценой незначительного ущемления интересов периферийных этносов (а прежде всего, их самолюбия) — в конечном итоге они все равно выигрывают. Он не дает проявиться деструктивным, центробежным силам в лице местечковых «национальных элит», способных разрушить любое государство и пустить насмарку результаты труда нескольких поколений, как это произошло с СССР. При всех стонах национальных меньшинств об их «притеснениях» со стороны державной власти, на самом деле они приобретают многократно больше, нежели теряют. Развивается их культура, наука и образование (которых раньше либо вообще не было, либо были в зачаточном состоянии), появляется промышленность, серьезно улучшается уровень жизни. Многие национальности избегают опасности уничтожения либо порабощения со стороны агрессивных соседей (так, армяне, грузины и многие другие народы, не прими их Россия когда-то под свое крыло, сейчас уже не существовали бы — они были бы давно истреблены турками).

Местечковый же, родо-племенной национализм — явление совершенно противоположное. Он нацелен прежде всего на грабеж, на разрушение. Ему совершенно чужд созидательный порыв, движение вперед, его главное стремление — отобрать что-то у державообразующей нации и поделить между «своими», а на деле получается — внутри «нацэлиты» (хотя и другим тоже кое-что перепадает). Главная декларируемая цель — создать «хоть маленькое, зато свое» государствишко, и «чтобы мы там были главными». И это — не средство для последующего созидательного рывка, а именно самоцель. Причем родо-племенных националистов совершенно не интересует, как и на что это государство будет существовать в дальнейшем, после проедания награбленного. Главное — это выгнать со «своей» территории государствообразующую нацию (подвергнув ее по максимуму всевозможным унижениям и грабежу, а еще лучше — геноциду), а все созданное ею промышленность, инфраструктуру, все материальные богатства — присвоить. В качестве же основного источника доходов своего «государства» многие родо-племенные националисты вполне серьезно рассматривают, как в средние века, грабеж богатых соседей, как бы «в компенсацию» за многовековое «угнетение» ими. Либо (чаще) — «материальную помощь» со стороны врагов бывшей своей метрополии в качестве оплаты за различные, большие и малые, пакости ей (как правило, сепаратисты, в случае реализации своих планов, сразу же занимают резко агрессивную внешнеполитическую позицию по отношению к бывшему «старшему брату»).

Таким образом, есть этносы большие (в т.ч. нации) и этносы малые. Что же их различает, тех, кто выстраивал империи, и тех, кто обречен оставаться именно «малым этносом» (в том числе и в смысле численности), на роли ведомого, «подшефного»? Что мешает последним самим стать государствообразующими, имперскими нациями? Только ли «угнетение» со стороны «больших» наций? Только ли малая численность[6]? Или что-то более серьезное, какие-то причины глубинного характера? Ведь русские, к примеру, испытали жуткое монголо-татарское иго, когда население Руси уменьшилось в несколько раз, и, тем не менее, не перестали от этого быть нацией имперской. В конце концов, они не только сбросили оккупацию, но и включили бывших оккупантов в состав собственного государства.

Этнос, являющийся «малым», обречен оставаться таковым навсегда. Он никогда не сможет стать нацией «большой», государствообразующей, великой — по причинам внутреннего, психологического, ментального характера. Ибо, исходя из исторического опыта, в том числе опыта последней пары десятков лет, можно сделать следующий вывод: для «больших» наций характерна прежде всего ответственность, деятельный созидательный порыв и широкий взгляд на мир, а для «малых этносов» — прежде всего узкий этноэгоцентризм, который никогда не даст «малому» этносу построить самодостаточное государство и стать «большой», имперской нацией. Он предпочтет лишь пользоваться благами, надеясь во всем на «старшего брата», и сетуя на «эксплуатацию» и «оккупацию» с его стороны. Если же волею судеб «малая» национальность получает «освобождение», то закономерным результатом оказывается ее полная неспособность к построению самодостаточного государства, а конечным следствием — попадание снова в зависимость, уже к другому имперскому народу.

«Мировая закулиса» давно уже поняла это различие и использует этот опыт для разрушения неугодных государств, поддерживая «малых» против «больших», инспирируя «борьбу за независимость и свободу», внедряя разлагающие «общечеловеческие ценности» и «политкорректность». Если оказать поддержку «малым» в их эгоизме, они смогут разрушить любое государство, в состав которого входят, ничего не создав взамен. Остается только «прийти и взять». Что ни говори, за несколько тысяч лет методика «разделяй и властвуй» была доведена практически до совершенства, и используется сегодня активнейшим образом для устранения конкурентов. К сожалению, наглядный пример использования племенного национализма в разрушительных целях мы имеем сейчас и в лице России.

О том же пишет и С.М. Санькова: необходимо разделить национализм народов, входящих в состав государств с полиэтническим населением и стремящихся в той или иной степени к самоопределению, и национализм как самоосознание нации в рамках единого государства. «Одним из коренных отличий этих двух видов национализма является то, что в первом случае национализм выступает как сила, стремящаяся к разрушению государства, в котором она существует (…), то есть как сила в первую очередь деструктивная, а во втором случае национализм стремится всеми силами сохранить соответствующее государственное образование».

 

В связи с вышесказанным следует понимать, что русский национализм — оборонительный; об этом писал еще Михаил Осипович Меньшиков: «Есть у нас воинствующие национализмы, но они не русские, а инородческие. Наш, русский национализм, как я понимаю его, вовсе не воинствующий, а только оборонительный, и путать это никак не следует. Мы, русские, долго спали, убаюканные своим могуществом и славой, — но ударил один гром небесный за другим, и мы проснулись и увидели себя в осаде — и извне, и изнутри.» (статья «Дело нации», 1914 г.)

«Мне лично всегда было противным угнетение инородцев, насильственная их русификация, подавление их национальности… Я уже много раз писал, что считаю вполне справедливым, чтобы каждый вполне определившийся народ… имел на своих исторических территориях все права, какие сам пожелает, вплоть хотя бы до полного отделения». Но совсем другое дело — полагал Меньшиков — когда тот или иной «малый народ» захватывает «хозяйские права на нашей исторической территории»: «Мы вовсе не хотим быть подстилкой для целого ряда маленьких национальностей, желающих на нашем теле располагаться и захватывать над нами власть. Мы не хотим чужого, но наша — Русская Земля — должна быть нашей».

«Мы не восстаем против приезда к нам и даже против сожительства некоторого процента иноплеменников, давая им охотно среди себя почти все права гражданства. Мы восстаем лишь против массового их нашествия, против заполонения ими важнейших наших государственных и культурных позиций. Мы протестуем против идущего завоевания России нерусскими племенами, против постепенного отнятия у нас земли, веры и власти.»

Именно с этим связан тот акт, что большинство русских националистов осознали себя националистами не так давно — уже после развала СССР. Удивляться тут нечему: хотя в СССР были преференции нерусским народам за русский счет, это практически не ощущалось, «не было видно». Плюс была проекция с себя — мол, это временно, в порядке братской помощи, а потом все выровняется.

 

Иногда меня спрашивали, почему я стал националистом относительно недавно.

Вопрос совершенно аналогичен такому: а почему это, Андрей Геннадьевич, вы начали позиционировать себя как атеиста лишь годков эдак в двадцать пять? Что же вы, такой весь из себя последовательный скептик и атеист, раньше-то этого не заявляли?

Поясняю. Я — атеист с рождения. Поскольку верить в бога у меня никогда и мысли не возникало. Атеизм для меня — не какое-то особенное волевое решение, а естественное убеждение. Но до тех пор, пока в стране клерикалы не участвовали в бизнесе и политике, пока религию не преподавали в вузах и школах, когда «мироточащие» иконы шли в разделе курьезов, а не в новостях по ТВ, когда на всю страну транслировались запуски космических кораблей, а не литургии — позиционировать себя атеистом было попросту незачем.

Собственно говоря, я даже не задумывался о том, что я атеист и что в связи с этим надо что-либо предпринимать — все и так было вполне нормально с этой точки зрения.

Ровно та же ситуация с национализмом: я, будучи русским с рождения, до определенного времени не задумывался о том, что я русский, так как из этого ничего не следовало в плане действий.

Скажем, сейчас я не позиционирую себя как «дышащего кислородом». Но если объявится кто-либо, кто решит уничтожить кислорододышащих как класс или уничтожить кислород (и пусть сами помирают), то я начну позиционировать себя как кислорододышащего и буду предпринимать соответствующие действия в меру своих сил.

ЧТО ТАКОЕ НАЦИЯ?

Рассуждать о национализме и при этом не пояснить, что имеется в виду под нацией — несколько странно. Давайте займемся этим вопросом.

Сразу отмечу, что строго конвенционального определения не существует. Кроме того, термины «нация» и «народ» часто смешивают. Причем если «русский народ» и «русская нация» — это практически синонимы, то в общем виде это далеко не всегда верно. Профессор Юрий Семенов в своей работе «Этносы, нации, расы» пишет:

«Так, например, говорили о народе Югославии, советском народе. Говорили и сейчас говорят о народе Индии, народе Нигерии, пакистанском народе и т.п.

Но среди населения когда-то единой, а ныне распавшейся Югославии совершенно отчетливо выделялись такие совокупности людей, как сербы, черногорцы, хорваты, словенцы, боснийцы (босняки, бошняки, мусульмане), македонцы. Население Индии состоит из хиндустанцев, бихарцев, тамилов, маратхов, телугу, бенгальцев и многих такого же рода групп. …

Еще более наглядно качественное отличие национальной общности от этнической выступает на примере Швейцарии. Население этой страны состоит из нескольких групп, одна из них говорит на немецком языке, другая — французском, третья — итальянском, четвертая — ретороманском. Но ни германо-швейцарцы, ни франко-швейцарцы, ни итало-швейцарцы, ни ретороманцы, являясь этническими общностями, не представляют собой особых наций.

Франко-швейцарцы, например, считают своим отечеством не область, населенную ими, а всю Швейцарию в целом. Это в равной степени относится и к представителям остальных групп. Всех швейцарцев объединяет принадлежность к одному геосоциальному организму, который все они в равной степени считают своим отечеством. Поэтому все они образуют одну единую нацию — швейцарскую.»

Как видите — возникли еще и некие «этнические общности«. Запутаться в терминах не мудрено, поэтому не будем сравнивать между собой словари, а будем думать самостоятельно.

Поскольку нация — однозначно понятие, соотносимое с социумом, надо анализировать развитие такового. Начальным уровнем развития человеческого социума является племя, то есть — достаточно устойчивая социальная группа, обладающая своим языком, обычаями и определенным ареалом обитания.

Близкие между собой племена, живущие в определенной местности, образуют этнос. Большинство этносов, не сумевших эволюционировать, были поглощены другими или же прекратили свое существование полностью. Как вариант — отдельные племена сохранились на стабильном первобытном уровне развития на радость этнографам (в основном — в Африке).

Некоторые же этносы росли как экстенсивно, так и в плане развития — именно они в конце концов сформировали то, что мы будем называть нацией.

Важно: несмотря на то, что нация неизбежно должна образовывать государство, а государство невозможно без «стержневой нации» (кто не согласен — приведите контрпример), нельзя смешивать нацию и государство.

Из тех определений термина «нация», что мне попадались, наиболее адекватным я считаю следующее: «Нация есть исторически сложившаяся устойчивая общность людей, возникшая на базе общности языка, общности территории, общности экономической жизни и общности психического склада, проявляющегося в общности специфических особенностей национальной культуры» («Национальный вопрос и ленинизм», ПСС Сталина И.В., том. 11, стр 333-335). Статья датируется 18-м марта 1929 г.

Это определение можно назвать системным: каждый тезис в нем необходим, а вместе они дают определение системы, которая не существует, если не выполняется хотя бы один из указанных пунктов. Разберем это в явном виде.

Понятно, что нацией не может быть «неустойчивая общность». Общность языка следует из исторического процесса образования, как и общность территории; все это вместе формирует психический склад. Общность экономической жизни при этом появляется автоматически, упоминание в явном виде — это дань марксизму.

Напрашивается контрпример: евреи не имели своего государства до образования Израиля, а были разобщены по множеству стран. Однако разговор идет именно о том, что сложилось исторически — и в древности, когда образовывалась нация, у евреев общая территория была. Потом нацию сохранила именно обособленность от других народов (гоев), что позволяло сохранить общность психического склада, язык и даже «общность экономической жизни» — евреи всегда поддерживали экономические связи друг с другом и занимались схожими делами в экономике тех стран, где они проживали.

Вот что говорит по этому вопросу еврейский историк С.Лурье: «Действительно, всякого рода “конституции” и “законодательства” — только внешне закрепили ряд явлений чисто психологических, и не эти “клочки бумаги” определяют наличность национальности и государства, а ряд чисто психологических и социально-нравственных переживаний. А эти переживания налицо у евреев не в меньшей, а в большей степени, чем у народов, обладающих своим языком и своей территорией».

 

Наиболее сложен вопрос о языке — см. выше рассуждения Ю. Семенова о швейцарской нации. Но если подумать, то проблема отсутствует как таковая: пусть некая социальная общность обладает всеми указанными в определении признаками, но при этом состоит из подгрупп, имеющих свой язык; в этом случае она вполне может считаться нацией при условии, что языки известны всем членам общности или являются местными при наличии общего национального языка.

Но есть нюансы. Предположим, есть несколько языков, которыми все в одинаковой степени владеют. Ситуация гипотетична, но ничем не отличается от наличия одного общего языка. Более реальна другая: владеют обоими, но одним — хуже. Такое положение можно свести к наличию диалектов (не забывайте, что остальные условия определения выполняются). Соответственно — языки должны быть схожи. Вы представляете себе нацию, где одновременно используется, скажем, ирландский и китайский? Я вот — нет.

Я считаю, что можно говорить о «швейцарском народе», но не о «швейцарской нации». А вот о белорусах, скажем, можно говорить как о составляющей части русской нации — хотя белорусский язык и существует, он очень похож на русский, и языковой разобщенности нет.

Также поясню тезис об общности экономической жизни. Это положение обозначает не только «наличие экономических связей», но и «работу на общую экономику». Проще говоря, если некий индивид своими осознанными действиями вредит нации в целом, то он к ней не принадлежит (происхождение — это еще не все).

И последний нюанс: в процитированном определении важно и начало: «исторически сложившаяся». В самом деле — согласитесь, что мгновенное образование некоей новой нации попросту невозможно. Нация — это продукт многовекового развития, в результате которого и возникают те самые «специфические особенности культуры», распространяющиеся на все области жизни. У любой нации есть своя национальная кухня, национальные традиции, одежда, оружие (формы такового), музыкальные инструменты…

На примере: именно по этой причине словосочетание «американская нация» — бессмысленно. Есть множество граждан Соединенных Штатов Америки, но нет нации. Утверждать, что к одной нации относятся W.A.S.P.[7]? и негр, потомок привезенных из Африки рабов, может только умалишенный либерал. Нация, состоящая из представителей разных рас — это даже не смешно. Но и белое население Америки отнюдь не является нацией — кто не согласен, назовите мне хотя бы одно национальное американское кулинарное блюдо. Что-то аналогичное итальянской пицце, французской картошке-фри или немецким сосискам. Гамбургер не предлагать — во-первых, это не блюдо, а «перекусон на ходу», во-вторых, он является коммерческим изобретением (1889 г.), а не народным блюдом. Пионеры Дикого Запада в бигмачных не питались.

Нередко приходится читать, что-де Сталин в определении ничего не сказал о «крови», а только о «почве». Однако И. В. Сталин прекрасно понимал, что народу нужна идеология (сейчас в РФ мы хорошо видим, что бывает, когда идеология отсутствует). При этом роль официальной идеологии была «закреплена» за марксизмом-ленинизмом, и резко выдвигать что-либо принципиально не согласующееся было нельзя. Тем более во время форс-мажорных обстоятельств — индустриализация, война, затем восстановление народного хозяйства… Не время для смены идеологического фундамента.

Что же касается приведенного определения нации, то, формально заявляя социологический подход, Сталин оставляет «лазейку» — sapienti sat. В самом деле: приведите хотя бы одну устойчивую общность людей, возникшую на базе общности языка, территории и психического склада, и не имеющую общности происхождения, родства по крови.

Кроме того, вспомните: в то время, когда писалась цитируемая статья, нации, даже определяемые «по государству», не имели проблем с мигрантами, характерными для современности. Сталин пишет: «Общность эта не расовая и не племенная. Нынешняя итальянская нация образовалась из римлян, германцев, этрусков, греков, арабов и т. д. Французская нация сложилась из галлов, римлян, бриттов, германцев и т. д. То же самое нужно сказать об англичанах, немцах и прочих, сложившихся в нации из людей различных рас и племен. Итак, нация — не расовая и не племенная, а исторически сложившаяся общность людей.»

Обратите внимание: одно дело «галлы, римляне, бритты, германцы» — все принадлежат к белой расе и смешались очень давно, и совсем другое — современная ситуация во Франции, где количество негров и арабов превышает все разумные пределы.

Да, нация — не расовая общность (нации являются подмножеством рас) и не племенная (племя слишком мало, чтобы образовать нацию, нация — надплеменная общность). В той же статье явно написано:

«С другой стороны, несомненно, что великие государства Кира или Александра не могли быть названы нациями, хотя и образовались они исторически, образовались из разных племен и рас. Это были не нации, а случайные и мало связанные конгломераты групп, распадавшиеся и объединявшиеся в зависимости от успехов или поражений того или иного завоевателя. Итак, нация — не случайный и не эфемерный конгломерат, а устойчивая общность людей. Но не всякая устойчивая общность создает нацию. Австрия и Россия — тоже устойчивые общности, однако, никто их не называет нациями.»

Повторюсь: sapienti sat. Государство и нация — это не синонимы.

И еще один нюанс (высказан А. Н. Севастьяновым в личной беседе). Известно, что Сталин заявлял: «Я не грузин — я русский грузинского происхождения». При строго биологическом подходе тезис был бы бессмысленен, а он требовался Сталину по понятным причинам.

Таким образом, Сталин сформулировал определение, максимально приближенное к биологичности с учетом как знаний, так и условий того времени, а если учесть «маскировочные» умолчания, то оно актуально и сейчас.

 

Еще один важный нюанс (я понимаю, что не все используемые трактовки терминов конвенциальны): всякая нация есть народ (конкретно: государствообразующий), но далеко не всякий народ есть нация. Нацией он становится только в результате обретения суверенности и государственности.

Здесь надо рассмотреть пару терминов «нация/национальность». Ясно, что в первом случае речь идет об общности людей, а во втором о некоем качестве людей, совокупности свойств. Можно иметь ту или иную национальность, но при этом не принадлежать ни к какой нации, а лишь к народу, народности, племени и т.д. — лишь генетически, по происхождению. Национальность есть синоним этничности — имеет место такая запутанность языка.

Аналогично можно обладать интеллигентностью, но при этом не принадлежать к классу интеллигенции, а быть рабочим, крестьянином и т.д. Причина путаницы тут в том, что «расово-антропологический подход в понимании нации глубоко заложен в общественном сознании людей, на бытовом уровне, где, как правило, отождествляются понятия «нация» и «национальность» (Оль П. А., Ромашов Р. А. Нация. (Генезис понятия и вопросы правосубъектности). — СПб, Изд-во Юридического ин-та, 2002.)

Далее я излагаю рассуждения А.Н. Севастьянова (в небольшом сокращении), с которыми полностью согласен.

Откуда взялась та немыслимая неразбериха и путаница (помимо чисто лингвистической), из-за которой нацию отождествляют то с любым народом, то с государством, то с гражданским сообществом (населением, подданными) и т.п.? Необходимо досконально разобраться в этом, чтобы не делать подобных ошибок.

Это путаницей мы обязаны Французской революции 1789 года, провозгласившей величайшую и опаснейшую ложь в истории человечества, воплощенную в трех словах: liberté, égalité, fraternité (свобода, равенство, братство). Эта грандиозная ядовитая ложь породила множество маленьких лжей, среди которых на первом месте — так называемая «французская концепция нации».

Франция являет нам печальнейший пример того, как нация, не успев толком сложиться, завершить свой этногенез, уже сама себя хоронит, попав в роковую зависимость от исторических обстоятельств и вынужденного ими образа мысли. Ибо эта страна никогда не была этнически единой, но возомнила себя таковой в результате обретения каждым ее подданным равных гражданских прав в ходе революции. Как это произошло? До нелепого просто. 19 ноября 1789 года у города Валанс собрались 1200 национальных гвардейцев из Лангедока, Дофине и Прованса, чтобы принести присягу на верность Нации, Закону и Королю. И объявили, что отныне они уже не провансальцы или лангедокцы — а французы. Это был почин. Через год такое же признание сделали гвардейцы Эльзаса, Лотарингии и Франш-Конте. Дальше — больше. И вот уже перед нами, по словам историка Э. Лависса, «нация, которая создала себя сама по собственной воле». То есть, конгломерат этносов, формально объединенный равноправием индивидов, присвоил себе статус нации. Авансом — так сказать, на вырост. Социальное единство всех «во Конституции 1791 года» породило иллюзию национального единства. Все этносы, населявшие Францию, наконец-то почувствовали себя равноправными свободными гражданами, как ни один другой народ в мире, — и воодушевились!

Последствия ясны: при такой концепции «дверь во “французскую нацию”» оказалась распахнута для всех желающих, начиная с цветных жителей собственных колоний. Французы оказались в заложниках собственных фальшивых идей. И теперь эта идеология, самим ходом истории доведенная до абсурда, заставляет называть и считать французами натурализовавшихся во Франции бесчисленных негров, арабов, китайцев и т.д.

Сама история однажды развенчала весь абсурд французской концепции нации. В годы Великой Отечественной войны, когда Франция была оккупирована и ее суверенитет не существовал (и, следовательно, не могла идти речь ни о гражданстве, т.е. «французской нации»), французский народ именно как этнос, не имеющий суверенной государственности, был представлен в международном сообществе национально-освободительным движением «Свободная Франция», а генерал де Голль был признан руководителем «всех свободных французов, где бы они ни находились».

Таким образом, правосубъектностью обладали и были носителями суверенитета вовсе не «граждане Франции», коих де-юре не существовало, а именно французы как таковые, как народ! Наглядно, не так ли?

Поэтому не вызывает удивления тот факт, что французская концепция нации не прижилась более нигде, кроме Америки. Понятно, почему: Америка вначале стихийно, затем осознанно, а где-то с середины 1960-х целенаправленно выстраивалась именно как этнический конгломерат.

В абсолютном же большинстве стран нации создавались не в ходе скоротечного политического момента, как во Франции, и не в результате хаотичного заселения эмигрантами всех мастей, как в Америке, а естественным путем длительного развития того или иного этноса.

При этом ясно, что некоего третьего подхода в теории нации предложить невозможно. Либо «немецкий» биологический (расово-антропологический) подход — и тогда нация есть высшая фаза развития этноса. Либо подход «французский», этатистский, и тогда нация есть согражданство, безотносительно к этничности, — просто население страны, замкнутое государственной границей, не больше, не меньше. Но тогда французы, проживающие за пределами Франции — скажем, в Канаде или в бывшей французской колонии, а ныне независимой Гвинее — это, якобы, уже вовсе не французы, а всего лишь франкоязычные. Зато настоящими французами приходится признать негров и арабов — граждан Франции…

Абсурдно, не так ли?

 

Научная традиция в России, а точнее — русская научная традиция говорит: нация есть фаза развития этноса, а не антинаучный бред вида «российская нация как гражданство».

 

Идет поэтапное развитие этноса: племя, народность, народ, нация. Не всякий народ и не в любой момент способен осуществить последний переход.

Пример: англичане и шотландцы. Английский народ сложился во времена войны Алой и Белой роз. Были до того кельты, были саксы, были бритты, были норманны — из коих примерно к XIV веку образуется единый английский народ. Потом возникает английская нация, которая создает свое государство на территории всей Англии, а затем и Британскую империю. Шотландцы же веками ведут войну, борьбу за свою национальную самостоятельность. Но успехом эта борьба не увенчалась, своего государства шотландцы пока так и не создали. А значит — из фазы народа, в отличие от англичан, так и не вышли, нацией не стали. А вот претерпевшие такую же жестокую английскую оккупацию ирландцы, в отличие от шотландцев, сумели восстановить свою государственность и свой статус нации.
Россия во всех смыслах есть государство русских. Поэтому русская нация есть, а вот «российской нации» — нет.

Более того, если хоть немного подумать, то становится понятно, что французская концепция нации как гражданского сообщества несовместима с национально-территориальным делением страны.

Либо единая «российская нация» — но тогда, извините, никаких татарстанов, якутий, ингушетий, дагестанов etc. Либо национально-территориальное деление страны в том виде, в каком мы его сейчас имеем, федеративное устройство — но тогда не «российская», а «русская» нация плюс коренные народы и национальные меньшинства. В России сегодня где-то два десятка президентов (не придираясь к официальному наименованию), столько же конституций, причем деление происходит именно по национальному признаку… Какая еще «российская нация»?!

Нация — высшая стадия развития этноса, при котором этнос создает свое национальное государство и начинает выступать самостоятельной единицей на исторической арене, то есть приобретает политический статус. Россия по факту своего существования — государство, созданное русской нацией (титульной и государствообразующей) при участии других народов, связавших с русскими свою историческую судьбу.

 

Важно. Понятно, что любая дефиниция — это конвенция «что и как называем», а не изменение фактических свойств объекта. Таким образом, вопрос корректно ставить не как «что есть нация на самом деле», а «что целесообразно называть нацией». Можно, скажем, заявить, что стол — это такая разновидность табуретки, но будут неудобства в связи с попытками сесть на стол и есть с табуреток.

Французская концепция нации «по гражданству» — однозначно ненаучная (декларативна; не опирается на исторические, биологические, психологические, социологические и проч. факторы) и вредоносна для русских практически, т.к. концепция «россиянской нации» нужна для единственного — для сокращения в ней доли русского этноса.

 

Крайне важно то, что принадлежность к нации — это именно осознание всего периода истории (а также устремление в будущее), а не просто сиюминутность. Процитирую Меньшикова:

«Приходится слышать от некоторых лиц: мы люди русской культуры, русский язык нам родной и т. п. Конечно, все это нас во многом роднит и может на какое-то время создать иллюзию общности. Но вот оселок, на котором легко проверяются посторонние поклонники русской культуры: это история русского народа. Только тот, кто отождествляет себя с русским историческим прошлым, кто не смотрит на него свысока, а объективно объясняет и оправдывает его, со всей кровью и грязью, которая в нем есть, кто любит все победы и достижения русских и скорбит об их поражениях и неудачах, кто не отделяет себя от судьбы русских дедов и прадедов и намерен продолжать ее в будущее, — такой человек может сказать о себе: я русский.»

Когда мы говорим о «народе», мы по умолчанию говорим о ныне живущих. А вот когда говорим о «нации», то имеем в виду не только современников, но и тех, кто жил до нас, открывал, осваивал, обживал земли, создавал государство, самоотверженно его защищал, побеждал, терпел поражения и выносил из них уроки; также мы говорим и о тех, кто будет жить после нас — о наших потомках.

Крепость нации и полноценность нации хранит народ, чтящий предков, уважающий себя и стремящийся обеспечить своим детям достойное будущее.

Именно поэтому, стремясь уничтожить русских как нацию, пытаются доказать, что предков русским чтить не за что, себя уважать — аналогично… а о последнем пункте тогда речь и не зайдет.

Поэтому важно понимать, что те, кто пытается «вырезать» какие-либо страницы русской истории, заявляя их «неправильными» — всего лишь русофобы, мимикрирующие под националистов. Наиболее часто такое отношение высказывается по отношению к СССР — и я не раз наблюдал, как индивид, начиная с огульного охаивания советского периода, постепенно деградировал до откровенной русофобии, переходя к концептам «русских рабов», «врожденной азиатчины» и проч. Нельзя быть националистом и считать свой народ быдлом.

В нашей истории — как и в истории любого другого народа — были трагические ошибки, которые необходимо осознать и проанализировать, хотя бы того, чтобы они больше не повторялись.

Идея же «советская власть являлась по отношению к русским оккупационным режимом» предполагает, что подавляющее большинство русских были коллаборационистами и предателями. В ситуации «преступного оккупационного режима» не бывает «просто хороших людей, которые живут и честно делают свое дело». Тут население делится на три разряда: враги, предатели-коллаборационисты и изнасилованные жертвы (бывают еще партизаны, но партизан-антисоветчиков в СССР как раз не наблюдалось, за исключением краткого периода после войны — недобитки на Украине и в Прибалтике). Если состоял в КПСС — понятно, враг русского народа. И предатель-коллаборационист заодно. Если не состоял — то бедная-несчастная жертва. Или, опять же, коллаборационист.

И дело не в том, «кто был кто» — дело в том, что к какой бы категории из перечисленных не принадлежал человек, уважать его и гордиться его достойными делами становится невозможно.

Что, так и сказать, и требовалось доказать: русские не просто совершили некую историческую ошибку в какой-то момент времени, но это такая нация. Им, знаете ли, это присуще. Наследственное и врожденное. Другими словами: делается все, чтобы любой, кто захочет себя идентифицировать как русского, сам ужасался таких мыслей и бегом бежал записываться в космополиты.

История не имеет сослагательного наклонения, и в прошлое нельзя вернуться. Но русским есть чем гордиться в любой период истории, и действительно русские это прекрасно понимают.

 

Важно. Иногда можно встретить такого приблизительно вида рассуждения:

«Русские сейчас являются народом, но нацией пока не являются. Соответственно, нет и русского государства, а есть антирусская Многонационалия (то есть машина по выжиманию соков из русского народа для раскармливания других народов, уже ставших нациями). Эта машина должна быть русскими сломана, если они хотят жить, и особенно если они хотят жить хорошо. Но для этого нужно стать нацией, да.» © К. Крылов

Тут, конечно, можно много чего возразить. Скажем, как это не-нация отгрохала государство размером в шестую часть суши, а заодно и спросить, с чего это мелкие этносы, сидящие на дотациях, заслуживают гордого именования наций.

Или еще проще: именно русские создали Россию (также СССР), именно они — государствообразующая нация. Для наглядности представьте, что будет, если убрать любую национальность даже не из нынешней «многонационалии», а из вполне себе полиэтнического СССР. Да ничего особенного не будет, кроме как если убрать русских — вот тогда страна исчезнет в принципе.

Заявлять, что государствообразующая национальность пока еще не стала нацией, как-то не научно. А заявлять, что-де были нацией, а сейчас резко перестали (правда, такого не читал нигде) — вообще словоблудие.

Но давайте не будем спорить о том, насколько и в каких нюансах русские соответствуют тому или иному определению нации. Подойдем с психологической точки зрения. Возможны два варианта:

1. Русские — это нация, которая сейчас испытывает тяжелый период, начиная с разделенности по странам и заканчивая откровенно антирусской политикой Администрации РФ.

2. Русские — это пока еще не нация, и не будет нацией, пока из «эРэФии» не получится Русское Государство.

Я придерживаюсь первой позиции. Почему не второй?

Про антинаучность (насколько можно считать историю наукой) я уже сказал, но дело еще и в том, что позиция номер два — идеологически антирусская.

Что тезис «русские пока еще не нация» значит психологически по сравнению с «нация, но в угнетенном положении»?

Все просто. Угнетается русская нация именно внешним врагом, не относящим себя к русским, но очень хорошо маскирующимся под внутренних неявных врагов, на которых русские реагируют не так остро. Подход «разобраться, кто угнетает нашу нацию — и государство! — и затем разобраться с ними» — очень русский по менталитету, и русские всегда исторически выигрывали именно так.

Т.е. нация уже есть, и надо только осознать, что антирусской политикой враги занимаются специально, причем работают они на внешних недругов (глобалистский капитал), а не просто кто-то там заблуждается или недомысливает. Останется лишь в очередной раз достать дубину народной войны и вывести бронепоезд с запасного пути. Занятие привычное, хотя и давно не практиковали. И врагам тогда кранты, как не раз уже было.

А что значит «нации нет, но она будет, если...»? Для русского менталитета — не значит ровно ничего. Ну не заморочены русские на осознанное создание нации-в-либеральном-смысле-слова («официальной», юридической, «гражданского общества атомарных индивидов» и проч.) — у русских нация «на подкорке», с трудом вербализируется и никак не ставится как осознанная цель. Попросту незачем, и так понятно. Загадочной русской душой, без логических выкладок.

Психологически «мы уже нация, и осталось лишь освободить себя, как не раз делали в истории» и «надо еще стать нацией» — очень различаются. Особенно если нет осознанного желания «становиться нацией» и понимания, что это такое. Точнее, понимание есть, но большей частью в бессознательном, а тут талдычут что-то другое, что противоречит исконному, и заявляют, что только так и надо. Вы, логомыслы, считаете, что партизаны войн с Наполеоном и с Гитлером думали «ну что, пойдем нацию русскую оборонять от супостата»? Нет, мужики просто брали вилы/топоры и автоматы/винтовки и шли воевать. Просто потому, что понятно — надо. По русской земле чужие ходят — что тут рассуждать?

А интеллигенты так и лезут, так и лезут рассуждать — как надо, как правильно, как цивилизованнее… и потом иногда очень удивляются вилам в брюхе или дулу нагана в ухе, когда их болтовня уже попросту мешает Работать.

И еще — нация, она не для того, чтобы «жить хорошо». Нет, не поймите превратно — я всемерно за то, чтобы русские жили не просто хорошо, а вообще замечательно. Но это — не цель, знаете ли. Это — так, побочный эффект от развития науки, промышленности, сельского хозяйства и т.д.

Русский пойдет на смерть за справедливость, за Родину, за Род — но вот за то, чтобы «хорошо жить»… С этим — к цивилизованным европейцам™, у которых в крови не защита своего, а наемничество для отбирания чужого.

Именно из такого подхода и появляются мутанты вида «национал-либералов» с их «колбаса вместо ракет», «масло вместо пушек» и т.д.

Таким образом, как с научно-исторической, так и с психологической, равно как и с идеологической т.з. должен продвигаться именно тезис «русские — это [давно] нация».