Данная работа Г. Клека и М. Герца одно из известнейших исследований проблемы активного сопротивления обычными гражданами преступным действиям
Этa работа была признана даже ярыми противниками гражданского оружия. Марвин Вольфганг (Marvin E. Wolfgang), называющий себя «самым твердым сторонником жесткого контроля за оружием, какого только можно найти среди американских криминологов», который «ликвидировал бы все оружие, находящееся на руках у гражданского населения, и, может быть, даже у полиции», в свое статье «Дань уважения взглядам, которым я противостоял» («A Tribute to a View That I Have Opposed», Journal of Criminal Law and Criminology, Fall 1995, с. 188-192) сказал следующее: «Методологическая корректность исследования Клека и Герца не вызывает сомнений. Я более не могу его оспаривать. Мне не нравятся выводы авторов, гласящие, что владение оружием может быть полезно, но я не в состоянии опровергнуть их методологию.»
С английским текстом можно ознакомиться, например, на сайте организации Second Amendment Foundation по адресу http://www.saf.org/LawReviews/KleckAndGertz1.htm. Оригинал: Journal of Criminal Law and Criminology (Northwestern) Guns and Violence Symposium, vol. 86, no. 1, 1995: 150.
Вооруженное сопротивление преступности:
распространенность и природа самообороны с оружием.
Гэри Клек, Марк Герц
Долгое время криминологи игнорировали жертв преступлений. Но в 1940-х и, более интенсивно, в 1970-х, интерес к роли жертвы в преступлении стал возрастать. Однако этот интерес был ограничен тенденцией рассматривать жертву или как пассивную цель противоправных действий другого лица, или как невольного сообщника преступника. Концепция убийства, спровоцированного жертвой [1], подчеркивает возможность того, что жертвы не всегда являются невиновными и пассивными объектами, а иногда своими действиями, по их утверждению защитными, сами инициируют конфликт или способствуют развитию инцидентов с применением насилия.
Видимо, из-за неоправданно узкой сосредоточенности на случаях насилия между мужчинами, относящимися к низшим слоям общества, исследователи не проявляли готовности согласиться с тем, что заметная часть "оборонительного" насилия со стороны лиц, считающих себя жертвами, именно таковой и является. Таким образом, многие исследователи привычно полагают, что большая часть столкновений, связанных с насилием, — это обоюдная схватка, в которую вовлечены две виновные стороны, каждая из которых может быть признана и нападающей, и защищающейся. Мнение, что во многих случаях насилие исходит от одной из сторон и что многие жертвы насилия невиновны, отбрасывается как наивное.
И в настоящее время лишь немногие криминологи отказались от упрощенной модели насилия как обоюдного столкновения, хотя и они иногда ограничиваются несколькими особыми типами насилия, главным образом насилием в семье, изнасилованием и, в более общем виде, насилием мужчины над женщиной и взрослых над детьми [2]. Однако внимательное изучение позволяет открыть еще больше исключений, таких, как убийство преступником в связи с ограблением, вторжением в жилище (burglary — специальный термин для обозначения противоправного проникновения в помещение с умыслом совершить кражу, здесь и далее переведен как «вторжение в жилище» — прим. перев.), насилием на сексуальной почве, заказное убийство, массовое убийство, серийные убийства и убийство, где насилие применено только одной стороной. Вполне возможно, что правильнее было бы считать обоюдное столкновение, типичное для мужчин из низших слоев общества, исключением, а не правилом. В таком случае, будет легче отнестись к насильственным действиям, предпринятым жертвами, как к целиком и полностью защитным.
С таким подходом легче согласиться, если рассмотреть защитные действия, предпринятые жертвами преступлений против собственности. В редких случаях ограблений, вторжений в жилище, воровства или угонов машин возникают трудности в определении нападающего и жертвы или в рассмотрении одной стороны как несомненного инициатора преступного действия, и другой стороны как имеющей относительно законное право реагировать на эти действия. Традиционная концепция жертвы как либо пассивного объекта, либо активного соучастника упускает еще одну возможную роль жертвы, а именно — активно сопротивляющегося субъекта, который не начинает какие-либо противозаконные действия или не способствует им, а использует различные способы сопротивления на законных основаниях, чтобы, например, избежать ранения или потери собственности.
Сопротивление жертвы может быть пассивным или словесным, но чаще всего оно является активным и включает применение силы. По своим возможностям, наиболее действенным способом сопротивления с применением силы является вооруженное сопротивление, особенно если применяется огнестрельное оружие. Этот вид сопротивления заслуживает особого внимания по многим причинам, как политическим, так и научным. Политические причины очевидны: если самооборона с применением оружия — приемлема, то любая форма закона о контроле огнестрельного оружия, которая разоружает большое число возможных жертв, либо безоговорочно, либо для того времени и места, где они могут подвергнуться нападению, нанесет обществу значительный ущерб в виде упущенных возможностей самообороны.
С другой стороны, с научным подходом знакома, по видимому, сравнительно небольшая группа исследователей, занимающихся изучением последствий самообороны жертв: оборонительные действия жертв преступления оказывают значительное влияние на исход преступления, и влияние вооруженного сопротивления отличается от влияния невооруженного сопротивления. Выводы предыдущих исследований согласуются в том, что жертва, сопротивляющаяся с применением огнестрельного или другого оружия, имеет больше шансов, чем другие жертвы, избежать потери собственности в результате ограблений [3] и вторжений в жилище [4]. С этим согласуются результаты исследования, которое показывает, что жертвы, сопротивляющиеся с применением огнестрельного или другого оружия, подвергаются меньшей опасности быть травмированными в сравнении с жертвами, которые не сопротивляются или сопротивляются без применения оружия. Эти выводы подтверждаются как изучением опросов пострадавших, так и изучением данных полиции, при этом данные могут обрабатываться как простой перекрестной обработкой таблиц, так и с помощью более сложного многомерного анализа. Эти выводы были получены в отношении ограблений [5] и разного рода нападений [6]. Кук [7] предлагает личное, ничем не подкрепленное мнение в отношении жертв ограбления, что сопротивление с применением огнестрельного оружия имеет смысл только в том случае, если у грабителя нет огнестрельного оружия. Основной источник данных, на который Кук всецело полагается, противоречит этому мнению. Данные Национального опроса жертв преступлений (NCVS — National Crime Victimization Survey) показывают, что даже в очень невыгодной ситуации, когда грабитель вооружен огнестрельным оружием, жертва, оказывающая сопротивление с помощью огнестрельного оружия, подвергается значительно меньшей опасности быть травмированной, чем те, кто сопротивляется другим образом, и даже незначительно меньшей опасности быть травмированной, чем те, кто вовсе не сопротивляется [8].
Что касается изучения изнасилований, хотя обычно выборка включает слишком мало случаев самообороны с применением оружия для проведения отдельного анализа, МакДермотт [9], Квинзи и Апфолд [10], Лизотт [11] и Клек и Сейлс [12] все пришли к выводу, что попытка изнасилования имеет меньше шансов на успех, если жертвы оказывают сопротивление с применением какого-либо оружия. Затруднительно прийти к выводам о том, повлечет ли вооруженное сопротивление жертвы изнасилования нанесение дополнительных травм, помимо связанных непосредственно с изнасилованием, потому что нет информации о том, когда же было оказано сопротивление: до или после нападения насильника. Единственные два исследования изнасилований, содержащие необходимую информацию о последовательности событий, приходят к выводу, что активное сопротивление со стороны жертвы изнасилования следует за нападением насильника (в ходе которого были нанесены дополнительные травмы), а не предваряет его (нападение). Это ставит под сомнение предположение, что сопротивление жертвы увеличивает вероятность того, что жертва будет травмирована [13]. Этот вывод согласуется с аналогичными выводами по ограблению и нападению.
Как бы последовательно имеющиеся данные ни подтверждали эффективность вооруженного сопротивления жертвы, всегда находятся те, кто преуменьшает его значение, настаивая, что такое сопротивление оказывается редко [15]. Это заявление неизменно основывается на одном-единственном источнике информации, Национальном виктимологическом опросе (NCVS).
(NCVS является одним из самых масштабных национальных опросов, ежегодно проводящихся в США. Результаты опроса показывают, со сколькими случаями изнасилований, нападений на сексуальной почве, ограблений, разбойных нападений, случаев воровства, вторжений в жилища и угонов транспортных средств сталкиваются в течение каждого года американцы 12-ти лет и старше и члены их семей. Данные собираются в результате опроса репрезентативной выборки из 42.000 семей, охватывающей порядка 76.000 человек. - прим. перев.)
Данные NCVS приводят к выводу, что каждый год насчитывается около 68.000 случаев применения оружия в целях защиты при нападениях и при ограблениях [16], или между 80.000 и 82.000 случаев, если добавить к рассмотрению вторжения в жилища [17]. Эти величины составляют менее одной девятой величин, к которым приводят результаты по крайней мере тринадцати других опросов, сведенных в Таблице 1, большинство этих результатов уже было опубликовано [18]. Данные NCVS приводят к выводу, что примерно 0,09% американских семей прибегают к применению оружия для защиты (ПОЗ) в течение одного года, в то время как опрос Мозера приводит к оценке в 3,79% семей в течение пятилетнего периода, что дает 0,76% ежегодно при условии равномерного распределения таких случаев во времени и отсутствии случаев повторного применения оружия членами семьи [19].
Наиболее яркий признак того, что величина неточна — это ее несогласованность со многими другими независимыми измерениями или наблюдениями того же явления. Некоторые вообще считают этот признак единственным способом определить, является ли измерение неверным. Таким образом, можно ожидать, что разительное несоответствие оценок, основанных на NCVS, со всеми остальными известными оценками, полученными из источников, не имеющих погрешностей, позволяющих хотя бы отдаленно объяснить разброс девять к одному или больше, должно убедить любого серьезного исследователя в том, что на выводы из NCVS нельзя положиться.
Очевидно, что этого не произошло, поскольку Бюро юридической статистики (Bureau of Justice Statistics) продолжает распространять свои оценки ПОЗ как правильные [20], а исследователи продолжают ссылаться на оценки NCVS как настолько же надежные, как и оценки опросов, связанных с оружием [21]. Аналогично, составители отчета о насилии, выполненного для престижной Национальной Академии Наук, безо всяких сомнений посчитали, что надежность оценок NCVS по меньшей мере эквивалентна надежности всех альтернативных оценок [22]. Получается, что даже для Национальной Академии Наук оценки множества независимых исследований имеют не больше веса, чем оценка, выведенная на основе одного-единственного источника, который, как будет показано ниже, совершенно не подходит для задачи оценки частоты ПОЗ.
Такое непринужденное и лицемерное уравнивание достоверности оценок только вносит путаницу. Например, Рейсс и Рот утаили от своих читателей, что существует по крайней мере девять других оценок, противоречащих оценке, основанной на NCVS; вместо этого они вскользь упомянули «ряд опросов» [23], как и Кук [24], и поставили под сомнение оценки других опросов из-за ошибок, которые, по их догадкам, могли бы быть допущены. Даже догадки этих исследователей были явно односторонними, сосредотачиваясь исключительно на возможных ошибках, исправление которых могло бы понизить оценки, и в то же время игнорируя очевидные ошибки (например, опрашиваемые могли забыть или намеренно скрыть случаи ПОЗ), исправление которых обязательно увеличило бы оценки. Далее, даже если бы эти догадки были справедливы, они мало изменили бы огромное несоответствие в девять к одному между оценками, основанными на NCVS, и всеми другими оценками. Например, телескопические эффекты (телескопический эффект состоит в том, что опрашиваемый, рассказывая о происшествиях какого-либо вида за определенный период, склонен упоминать и о более ранних случаях, тем самым искажая оценки опроса в сторону увеличения) могут быть полностью компенсированы эффектом забывания и прочими проблемами памяти, и даже если такой компенсации нет, они могут изменить несоответствие девять к одному только на незначительную величину.
Не менее важно и то, что те, кто использует оценки NCVS, постоянно игнорируют наиболее заметные ограничения NCVS, которые не позволяют правильно оценить частоту ПОЗ. NCVS является неанонимным национальным опросом, проводимым одной из ветвей федерального правительства, Бюро переписи населения (Bureau of the Census). Опрашивающие работники представляются опрашиваемым сотрудниками федерального правительства, а при личной встрече даже предъявляют идентификационное удостоверение и значок. Опрашиваемым сообщают, что опрос проводится от лица Министерства юстиции, правоохранительной ветви федерального правительства. Перед тем, как начать опрос жертвы преступления о случившемся, опрашивающие уточняли адрес, номер телефона и полные имена всех лиц старше двенадцати лет, проживающих вместе с опрашиваемым [25]. То есть, опрашиваемым давали четко понять, что они имеют дело с правоохранительным органом федерального правительства, чьи сотрудники прекрасно знают, кто такие опрашиваемые и члены их семей, где они живут и как их можно найти, если потребуется.
Даже при самых благоприятных обстоятельствах, сообщать об использовании оружия для самозащиты — дело весьма деликатное и юридически непростое по любой из двух следующих причин. Как и любая форма сопротивления с применением силы, акт защиты сам по себе, вне связи с характеристиками использованного оружия, может оказаться противоправным нападением, или по крайней мере отвечающий может подумать, что другие, включая официальных лиц или исследователей, могут воспринять его таким образом. Сопротивление с использованием оружия содержит в себе дополнительный деликатный элемент. Поскольку владение оружием регулируется законом, владение жертвы оружием либо само по себе, либо во время ПОЗ, могло быть незаконным, или в действительности, или по мнению жертвы преступления, применившей оружие. Скорее всего, обычный человек, мало знакомый со сложным законодательством по самозащите или владению и применению огнестрельного оружия, не будет полностью уверен в том, что защищался или владел оружием строго по закону.
В ходе опроса NCVS жертвы преступления, применившие оружие, могут без труда скрыть информацию об этом, особенно принимая во внимание, что им не задают прямых вопросов, использовали ли они оружие для самообороны. Им задают только общие вопросы, предприняли ли они что-либо, чтобы защитить себя [26]. В общем, опрашиваемым предоставляется слабая возможность добровольно сообщить о применении ими оружия для защиты. Чтобы скрыть факт ПОЗ, им нужно всего-то не упомянуть об этом, т.е. промолчать о том, что могло бы дать четкую и полную картину преступления.
Далее, опрашиваемым в ходе NCVS не задается даже общего вопроса о самообороне, если они до этого независимо не упомянули, что являются жертвой преступления. Это означает, что все случаи ПОЗ, связанные с преступлениями, о которых опрашиваемые не захотели говорить, не попадут в результаты опроса. По оценкам, NCVS учитывает менее одной двенадцатой случаев насилия между супругами и одной тридцать третьей — изнасилований [27], таким образом упуская практически все случаи ПОЗ, связанные с этими преступлениями.
Участвуя в неанонимном опросе, проводимом федеральным правительством, опрашиваемый, который сообщает о ПОЗ, может опасаться, что таким образом вступает в серьезный конфликт с законом. Рассмотрим, например, вопрос о месте преступления. Для всех владельцев оружия, за исключением горстки, имеющей разрешение на ношение оружия в общественных местах (менее 4% взрослого населения даже в таких штатах, как Флорида, где получить такое разрешение сравнительно легко [28]), сам факт ношения оружия вне дома, места работы или, в некоторых штатах, своей машины — это преступление, часто уголовное. По меньшей мере в десяти штатах это карается обязательным минимальным тюремным заключением [29]. С другой стороны, 88% преступлений с применением насилия, о которых опрашиваемые сообщили в ходе опроса NCVS 1992-го года, были совершены вне дома жертвы [30], т.е. в таком месте, где является преступлением само ношение жертвой оружия, не говоря уже о том, чтобы применить его в целях защиты. Из-за того, что вопрос о месте преступления предшествует вопросу о самозащите [31], типичная жертва преступления с применением насилия сначала сообщает, что стала жертвой преступления в общественном месте, а затем получает вопрос, что он или она сделал для самозащиты. Получается, что опрашиваемый не может упомянуть о применении оружия в целях защиты без того, чтобы, фактически, дать признательные показания на себя сотруднику федерального правительства.
Даже если преступление совершено в доме жертвы (например, вторжение в жилище), владение оружием все равно может быть незаконным или вызывающим сомнения, потому что опрашиваемый не выполнил в полном объеме (или сомневается в том, что выполнил) все требования закона относительно регистрации покупки или владения оружием, разрешения на покупку, лицензии на хранение, условий хранения и так далее. В свете приведенных рассуждений, нереально ожидать, что какая-то заметная часть опрашиваемых, применявших оружие в целях защиты, захочет сообщить об этом сотрудникам, проводящим опрос NCVS.
Опрос NCVS не был разработан для того, чтобы оценить, как часто люди сопротивляются преступлению с применением оружия. Он был разработан главным образом для того, чтобы оценить разнообразную информацию о том, жертвами каких преступлений становятся американцы; так получилось, что в опрос было включено несколько вопросов о самозащите и среди вариантов ответа были относящиеся к применению оружия. Инструментарий опроса был аккуратно избавлен от всего лишнего и проверен годами для того, чтобы наилучшим образом помочь людям сообщить о противозаконных деяниях, совершенных в отношении них другими лицами. Совершенно противоположную цель ставит перед собой тот, кто пытается получить надежные оценки ПОЗ — сделать так, чтобы люди признали спорные и, возможно, противозаконные вещи, совершенные самими опрашиваемыми. Таким образом, можно сделать неудивительный и нисколько не упрекающий разработчиков опроса вывод, что NCVS совершенно непригоден для оценки распространенности или частоты ПОЗ. Недопустимо использовать данные этого опроса даже как основу для грубых оценок того, как часто американцы применяют оружие в целях защиты.
По крайней мере тринадцать предыдущих опросов дали радикально отличающуюся картину частоты случаев ПОЗ. Эти опросы, сведенные в Таблицу 1, могут быть названы «опросами, связанными с оружием», потому что все они в какой-то степени изучают владение и применение оружия. Некоторые были прямо посвящены этой теме, другие были общими опросами мнения, в структуру которых были включены вопросы, касающиеся оружия. Опросы представляют собой весьма разношерстную коллекцию: некоторые проведены академическими учеными в исследовательских целях, другие — коммерческими фирмами, специализирующимися на опросах. Более того, спонсоры опросов тоже весьма различны. Некоторые опросы спонсировались организациями, поддерживающими идею контроля за огнестрельным оружием (Cambridge Reports, Харт), другие — организациями, выступающими против контроля (DMIa, DMIb), в то время, как третьи оплачивались новостными медиа-организациями, правительством или исследовательскими грантами, выданными независимым ученым.
Ни один из опросов не изучал исключительно случаи ПОЗ. На самом деле, каждый включал один или два вопроса по этой теме. Следовательно, ни один из них не является полным или удовлетворительным для выведения оценки частоты ПОЗ, хотя в остальном они производят впечатление выполненных очень профессионально. Ошибкой некоторых опросов явилась формулировка вопросов, относящихся ко всей жизни опрашиваемого («Приходилось ли Вам когда-нибудь?»), что сделало невозможным оценить применение за какой-то выделенный период времени [32]. Некоторые опросы ограничили аудиторию зарегистрированными избирателями, в то время как другие не позаботились исключить случаи защиты от животных или случаи профессионального использования офицерами полиции, военными или частными охранниками [33]. Некоторые задавали ключевые вопросы в отношении только опрашиваемого, в то время как другие просили опрашиваемого сообщить о случаях с членами его семьи, полагаясь на пересказ событий [34]. Методологические исследования результатов NCVS показывают, что, если один член семьи сообщает сведения обо всех ее членах, сообщается о значительно меньшем числе преступлений, чем если каждый член семьи отдельно рассказывает о своем опыте [35]. Это должно быть верно и в отношении преступлений, когда жертва применяет оружие.
В ходе наименее ценных опросов вопросы о применении в целях защиты задавались даже не всем респондентам, а только владельцам оружия или, еще сужая, владельцам короткоствольного оружия (термин «handgun», — буквально «огнестрельное оружие, применяемое одной рукой», — здесь и далее переведен как «короткоствольное оружие», либо «пистолет», кроме случая, когда рядом используются термины «пистолет» и «револьвер» для обозначения различных типов короткоствольного оружия — прим. перев.), или только тем, кто владеет оружием в целях защиты [36]. Эта процедура исключила из рассмотрения тех, кто применял оружие в целях защиты, но больше не владеет оружием, или оружие не принадлежало им, или оружие приобреталось не в целях защиты.
Более важно то, что опросы не содержали достаточно вопросов, чтобы точно установить, как же применялось оружие в целях защиты в случаях, о которых было сообщено. Самое большее, что установили некоторые опросы, это производились ли выстрелы из оружия. Без таких подробностей можно считать вероятным, что оружие на самом деле не применялось в полном смысле этого слова. Вместо этого опрашиваемый мог вспомнить случаи, когда он всего лишь имел при себе оружие для защиты на всякий случай или посмотреть, что это был за подозрительный шум на заднем дворе и не найти ничего.
Тем не менее, среди этих несовершеннх опросов можно выделить два, сравнительно пригодных для наших целей. И опрос Харта в 1981-м, и опрос Мозера в 1990-м были национальными опросами, в которых тщательно сформулированные вопросы задавались всем опрашиваемым из выборки. В обоих опросах исключались случаи применения оружия против животных и в связи с профессиональной деятельностью. Оба опроса удачно дополняют друг друга в том, что опрос Харта касался только применения пистолетов, а опрос Мозера — применения всех типов оружия. Опрос Харта дает оценку числа применения пистолетов в целях защиты минимум 640.000 случаев в год, в то время как результаты Мозера дают около 700.000 случаев с применением оружия всех типов [37]. Следует подчеркнуть, что, вопреки утверждению Рейса и Рота [38], эти оценки получены не в результате «сомнительных поправочных процедур». Процент охваченных опросом семейств, сообщивших о случаях ПОЗ, был просто умножен на общее число семейств в США, что дало оценку числа семейств, имевших дело со случаями ПОЗ. Это число, полученное для периода в пять лет, затем делилось на пять для получения оценки за год.
Каждый из опросов, приведенных в Таблице 1, измерял что-то свое, простые оценки, полученные из них, не могут напрямую сравниваться друг с другом. Числа в последней строке — это результаты поправок, позволяющих, хотя и очень грубо, сравнить опросы между собой. Поправки пересчитывают результаты опросов к единому стандарту, опросу Мозера. То есть, в результаты всех опросов вносились поправки, чтобы оценить, как бы они выглядели, если бы все опросы, как и опрос Мозера, охватывали всю страну, имели дело только с «внеинституционными совершеннолетними» (лица 16-ти лет и старше, проживающие в одном из штатов или округе Колумбия, не приписанные к какому-либо учреждению закрытого типа — тюрьме, психиатрической клинике, дому престарелых, — и не проходящие службу в Вооруженных Силах — прим. перев.), проживающими в США, в 1990-м году, использовали тот же вопрос, что и в опросе Мозера. Вопрос был адресован всем опрашиваемым, касался случаев со всеми членами семьи, относился к применению оружия всех видов, исключал применение оружия против животных. Все поправки подробно объяснены в другой работе [39].
Для одиннадцати из опросов можно вычислить более-менее разумную поправку частоты случаев ПОЗ. Два опроса, для которых оценка не может быть вычислена — это Cambridge Reports и Time/CNN. Оба не задавали вопросы о ПОЗ всем опрашиваемым, таким образом, было бы чистой воды спекуляцией предполагать, какие ответы дали бы опрашиваемые насчет случаев ПОЗ. Все опросы дали оценки, превышающие 700.000 случаев применения в год. Ни один из опросов не дал оценки, хотя бы отдаленно приближающейся к цифрам от 65.000 до 82.000, выведенным из данных NCVS. До сего дня не было получено подтверждения даже самых приблизительных оценок NCVS. Ни один опрос не дал оценки того же порядка, как и оценки, выведенные из NCVS.
Однако, даже лучшие из опросов, связанных с оружием, имели серьезные проблемы. Во-первых, ни один из них не установил, сколько раз за рассматриваемый период опрашиваемые применяли оружие в защитных целях. Пришлось использовать консервативный подход: предположить, что каждый опрашиваемый, или семья, вовлеченная в инцидент ПОЗ, имела только один инцидент за рассматриваемый период, что наверняка дало заниженные данные. Во-вторых, хотя опросы Мозера и Харта были лучшими во многих смыслах, в них опрашиваемых просили рассказать о случаях всех членов семьи, а не только о самих себе. В-третьих, несмотря на то, что для обоих опросов период рассмотрения был ограничен, это был пятилетний период, для которого усиливаются как забывание событий, так и телескопический эффект. Чем дольше период рассмотрения, тем сильнее фактор забывания превосходит телескопический эффект как источник ошибки опроса [40], это означает, что выбор периода рассмотрения равным пяти годам, вероятно, приведет к заниженной оценке числа ПОЗ. В-четвертых, хотя опросы охватывали достаточно большое число респондентов по меркам обычных национальных опросов, обычно в пределах от 600 до 1.500, это было все еще недостаточно для оценки довольно редкого события. Хотя в среднем размер выборки не влияет на оценку частоты случаев ПОЗ, он повлияет на погрешность выборки. И, наконец, ни один из опросов не установил, что же опрашиваемый делал с оружием в рассматриваемых случаях ПОЗ, делая невозможной уверенность в том, что оно было применено в полном смысле слова. Из всего изложенного можно сделать вывод, что, хотя опросы, связанные с оружием, явно лучше подходят для оценки частоты случаев ПОЗ, чем NCVS, и у них есть существенные недостатки. Они обсуждаются подробнее в другой работе [41].
Целью исследования, описанного ниже, было исправление этих недостатков, получение достоверной оценки частоты случаев ПОЗ и изучение природы случаев ПОЗ и людей, защищающих себя с применением оружия.
Данный опрос — первый в истории опрос, посвященный предмету самообороны с оружием. При его разработке мы стремились исправить или избежать ошибок предыдущих опросов, указанных критиками. Использовавшийся формат опроса обеспечивал наибольшую анонимность в масштабах нации: опрос по телефону с анонимным случайным цифровым набором номера. Мы ничего не знали о личности опрашиваемых, о чем сразу же ставили их в известность. Опросом была охвачена большая национальная репрезентативная выборка, представляющая всех взрослых в возрасте восемнадцати и старше, проживающих в южных сорока восьми штатах и имеющих домашний телефон [42]. Мы задавали вопросы, связанные с ПОЗ, всем опрашиваемым в нашей выборке, опрашивая их отдельно об их собственном опыте ПОЗ и о таком же опыте членов их семей. Мы опрашивали об инцидентах как за пятилетний период, так и за год. Нас интересовали случаи и с пистолетами, и с оружием других типов, мы исключили случаи применения оружия, связанные с профессиональной деятельностью и случаи применения против животных. Наконец, мы задавали большую серию детальных вопросов, чтобы четко установить, что опрашиваемые делали с оружием (например, вступали ли они в конфликт с другим человеком) и с каким видом преступления или преступлений был связан каждый случай ПОЗ.
Мы проконсультировались с наиболее опытными экспертами Северной Америки по опросам, связанным с оружием: Давидом Бордуа, Джеймсом Райтом и Гэри Мозером, а также с экспертом по проведению опросов Сеймуром Судманом, чтобы выработать первоклассный инструмент опроса, специально предназначенный для установления частоты и природы случаев ПОЗ [43]. Компания Ресерч Нетворк (Research Network) из города Талахаси (Tallahassee), штат Флорида, специализирующаяся на проведении телефонных опросов, провела отбор номеров, по которым делались звонки, и сам опрос. Для участия в проекте были отобраны только самые опытные интервьюеры этой компании, чьи имена включены в список лучших работников. Интервьюеры случайным образом контролировались руководителями опроса. Все случаи, когда опрашиваемые сообщали о случае ПОЗ, проверялись руководством в ходе повторных звонков, так же, как и 20% случайно выбранных прочих звонков. Изо всех звонков по выбранным домашним номерам, когда отвечал человек, а не автоответчик, 61% дал полный набор ответов. Опрос длился с февраля по апрель 1993-го года.
Процедура создания выборки отличалась качеством, намного превосходящим уровень, типичный для национальных опросов. Наша выборка была не только большой и репрезентативной по стране, она была также стратифицирована (расслоена) по штатам. Это значит, что выбиралось сорок восемь независимых домашних телефонных номеров, по одному от каждого из сорока восьми штатов, обеспечивая сорок восемь независимых, хотя часто и маленьких, выборок по штатам. Благодаря такому методу генерации выборки телефонных номеров не создавалось кластеризации случаев и не нужна была многоступенчатая процедура отбора номеров, применяемая в NCVS [44], следовательно, не было и накопления ошибки выборки в ходе этих процедур. Чтобы увеличить вероятность столкнуться со случаями ПОЗ в выборке, мы ввели дополнительные номера из южных и западных районов, где, по данным предыдущих опросов, процент владельцев оружия выше [45]. Также, при выборе телефонных номеров мы сделали более предпочтительным выбор телефона, зарегистрированного на мужчин, потому что мужчины с большей вероятностью владеют оружием и становятся жертвами таких преступлений, где жертва использует оружие для защиты [46]. Позднее мы пользовались взвешенными результатами, чтобы компенсировать эти перекосы.
Каждый опрос начинался с нескольких общих «разминочных» вопросов о проблемах, с которыми сталкивается район, где живет опрашиваемый, и о преступности. Затем интервьюер задавал следующий вопрос: «В течение последних пяти лет приходилось ли Вам или членам Вашей семьи применять оружие, даже без открывания огня, в целях самозащиты или для защиты собственности в доме, на работе или где-то еще? Пожалуйста, не включайте в ответ службу в армии, полицейскую службу или работу охранника.» Опрашиваемым, которые отвечали «да», задавался вопрос: «Это была защита от животного или от человека?» Опрашиваемым, которые сообщали о случае ПОЗ против человека, задавались вопросы: «Сколько случаев применения оружия в целях защиты от человека произоизошло с членами Вашей семьи за последние пять лет?» и «Произошел ли этот случай (любой из этих случаев) в течение последних двенадцати месяцев?» После чего опрашиваемому задавался вопрос: «Тот, кто применил оружие в целях защиты — это Вы сами или член Вашей семьи?»
Все опрашиваемые, утверждавшие, что попадали в ситуацию ПОЗ, должны были ответить на длинную серию детальных вопросов, призванных установить, что же в точности случилось в инциденте ПОЗ. Опрашиваемым, утверждавшим, что в течение последних пяти лет они попадали в ситуацию ПОЗ более одного раза, задавались вопросы о самом недавнем инциденте. Если именно опрашиваемый, снимавший трубку, применял оружие в целях защиты (в основном так и было), интервьюеры получали информацию об инциденте из первых рук. Если же опрашиваемый, снявший трубку, сообщал, что в инцидент был вовлечен другой член семьи, интервьюеры предпринимали все усилия, чтобы опросить напрямую того, кто был вовлечен, либо сразу же прося его к телефону, либо договариваясь, в какой день и время нужно перезвонить. Затем делалось до трех звонков в попытке связаться с человеком, непосредственно вовлеченным в инцидент. Мы предвидели, что иногда нам не удастся связаться с этим человеком, поэтому интервьюеры получили указание в любом случае получить информацию об инциденте в пересказе того, кто снял трубку. Мы полагаем, что информация в пересказе — лучше, чем вовсе никакой. Нам редко приходилось использовать информацию о случае ПОЗ в пересказе — только в шести случаях из общего числа в 222 случая.
Все опрашиваемые, сообщавшие о случаях ПОЗ, проходили полный опрос. Из оставшихся, которые не попадали в такие случаи, только случайно выбранной трети предлагалось ответить на ряд вопросов. Остальных просто благодарили за помощь. Благодаря такому подходу, удалось избежать повышения затрат на опрос. Когда мы закончили опрос, мы имели 222 полных интервью тех, кто сообщил, что попадал в инциденты с ПОЗ, и еще 1.610 полных интервью тех, кто не попадал в такие инцинденты, но ответил на полный ряд вопросов, отличающихся от задаваемых в случаях ПОЗ. Всего мы получили 1.832 полных интервью. В допoлнение к этому, 3.145 опрашиваемых ответили только на несколько вопросов, достаточных, чтобы убедиться, что никто из их семьи не попадал в случаи ПОЗ против человека за последние пять лет (число — невзвешенное). Эти процедуры эффективно уменьшили число опрашиваемых, не попадавших в инциденты с ПОЗ, или, соответственно, увеличили число опрашиваемых, которые попадали в них. Затем данные были взвешены, чтобы учесть это отклонение.
Вопросы о деталях инцидента с ПОЗ позволяли установить, удовлетворены ли следующие условия для того, чтобы инцидент мог действительно считаться инцидентом с ПОЗ:
  1. в ходе инцидента предпринимались защитные действия против человека, а не против животного, и эти действия не были связаны с профессиональной полицейской, военной или охранной деятельностью;
  2. в ходе инцидента состоялся действительный контакт с человеком, это не было просто проверкой чего-то подозрительного и т.п.;
  3. защищавшийся мог четко сформулировать, какое преступление, по его мнению, совершалось во время инцидента;
  4. определенным образом применялось оружие — как минимум, оно должно было использоваться как часть угрозы по отношению к человеку либо устным упоминанием (например, «Убирайся! У меня есть оружие!»), либо направлением его на противника.
Мы не предпринимали усилий оценить ни законность, ни моральность защитных действий опрашиваемого.
Мы предприняли дополнительный шаг для того, чтобы свести к минимуму возможность переоценки частоты ПОЗ. Руководитель исследования изучил все анкеты для каждого интервью, где сообщалось о случае ПОЗ, в поисках признаков, что инцидент мог не быть подлинным. Результат опроса обозначался как сомнительный, если возникала хотя бы одна из следующих четырех проблем:
  1. не было ясно, действительно ли опрашиваемый вступил в конфликт с противником;
  2. опрашиваемый был офицером полиции, военнослужащим или охранником и мог, несмотря на наши инструкции, сообщить об инциденте, связанном с выполнением его профессиональной деятельности;
  3. интервьюер не записал должным образом, что опрашиваемый делал с оружием, таким образом, была возможность, что оно не применялось в полном смысле этого слова; или
  4. опрашиваемый не сказал или интервьюер не записал, какое именно преступление, по мнению опрашиваемого, совершалось против него во время инцидента.
В двадцати шести интервью мы нашли по крайней мере одну из упомянутых проблем. Следует подчеркнуть, что мы не утверждаем, что эти случаи не являются реальными случаями ПОЗ, мы только хотели отметить, что в отношении этих опросов у нас нет такой высокой уверенности на этот счет, как в отношении других случаев, определенными нами как ПОЗ. Полученные нами оценки, основанные на всех интервью, обозначались как оценки типа «А», более консервативные оценки, основанные только на интервью, не содержащих проблемных мест, обозначались как оценки типа «B».
В Таблице 2 представлено большое количество оценок того, как часто оружие применяется в целях защиты. Эти оценки не противоречат друг другу, они измеряют разные вещи разным образом. Одни оценки основаны только на инцидентах, которые, по словам опрашиваемого, произошли в течение двенадцати месяцев, предшествовавших опросу, другие — на инцидентах предшествующих пяти лет. И телескопический эффект, и забывание должны проявляться слабее в данных за последний год, таким образом, оценки, выведенные для этого периода, должны быть точнее, чем оценки, основанные на более длинных временных периодах. Некоторые оценки основаны на случаях, произошедших, по словам опрашиваемого, с ним самим (оценки для человека), другие — на случаях, произошедших, по словам опрашиваемого, с членом его семьи (оценки для семьи). Оценки для человека должны быть точнее, потому что информация получена из первых рук. Наконец, некоторые из чисел описывают случаи ПОЗ, в которых применялся пистолет, в то время как другие описывают случаи ПОЗ, в которых применялось оружие любого типа.
Методы расчета оценок, приведенных в Таблице 2, очень просты и понятны. Распространенность (% применявших оружие) была получена делением взвешенного числа интервью из двух верхних строк чисел на взвешенное общее число интервью: 4.977. Затем была получена оценка числа людей или семей, попавших в ситуацию ПОЗ (третья и четвертая строки) умножением полученной распространенности (% применявших) на число жителей США в возрасте восемнадцати и старше — для оценки числа людей и умножением на число семей в США — для оценки числа семей. И, наконец, оценка числа применений оружия для защиты вычислялась умножением числа людей или семей, попавших в ситуацию ПОЗ, на следующие оценки числа случаев ПОЗ на одного человека/семью за пять лет с использованием оружия всех типов: на человека, оценка «A» — 1,478; на человека, оценка «B» — 1,472; на семью, оценка «A» — 1,531; на семью, оценка «B» — 1,535. Мы не устанавливали, сколько случаев ПОЗ произошло за год ( имеется в виду, что у респондента, сообщившего о ПОЗ, дополнительно не выяснялось, со сколькими случаями такого рода сталкивались он или его семья — прим. перев.), для случаев ПОЗ за пять лет мы не устанавливали, применялся ли пистолет или другой тип оружия. Таким образом, для всех оценок за год и для оценок использования пистолетов за пять лет нам пришлось использовать консервативную оценку и принять, что для одного человека или семьи, попавшей в ситуацию ПОЗ в течение года или пяти лет этот случай был единственным.
Наиболее достоверные оценки из представленных в Таблице 2 — те, которые основаны на более коротком периоде времени в один год и на данных, полученных из первых рук (оценки для человека). Эти оценки приведены в первых двух колонках. Они показывают, что каждый год в США происходит от 2,2 до 2,5 миллионов случаев ПОЗ для оружия всех типов, применяемого гражданскими лицами против людей, и от 1,5 до 1,9 миллионов случаев применения пистолетов.
Эти оценки — выше, чем даваемые лучшими из предыдущих опросов, указывая на то, что технические усовершенствования процесса измерения привели, вопреки ожиданиям Кука [47], Рейса и Рота [48] и МакДауэлла и Виерсемы [49], к увеличению, а вовсе не к уменьшению оценки частоты случаев ПОЗ. Таким образом, применение оружия для защиты дает еще один пример типичной закономерности для криминологических опросов, таких, как опрос жертв, опрос добровольцев-преступников об их преступлениях, опрос о незаконном использовании наркотиков и т.д.: чем лучше разработана процедура измерения, тем большими оказываются оценки антиобщественного поведения [50].
Полученные оценки выше, чем получались ранее, главным образом благодаря трем значительным улучшениям данного опроса:
  1. опрос относится к более короткому периоду;
  2. обработка информации об отдельных людях, а не только о семьях; и
  3. информация о том, сколько случаев ПОЗ произошло в семье за рассматриваемый период, если опрашиваемый упомянул, что такие случаи были.
Использование более короткого периода опроса, несомненно, уменьшило эффекты забывания, а с этим и искусственное уменьшение чисел, сказывавшееся на предыдущих оценках. Хотя телескопический эффект также несомненно уменьшился и это, само по себе, привело бы к уменьшению оценок, влияние уменьшения телескопического эффекта было явно слабее, чем влияние уменьшения потери статистики из-за забывания. Данные этого опроса четко показывают, что данные, полученные для одного года, дают большие оценки, чем данные, полученные для пятилетнего периода; сравните соответствующие числа в правой и левой половинах Таблицы 2. Эта закономерность, когда явление меньше проявляется в опросах, основанных на более длинных периодах по сравнению с опросами, основанными на более коротких периодах, также наблюдается в опросах наркоманов-добровольцев о незаконном использовании наркотиков [51].
Более того, если проводить оценки на основе только случаев ПОЗ, происшедших с самими опрашиваемыми, оценки тоже возрастают. Один из сюрпризов этого опроса — насколько мало опрашиваемых захотело рассказать о случае ПОЗ, случившемся с другим членом семьи. Изо всех случаев ПОЗ, о которых нам сообщили, восемьдесят пять процентов произошли с первым опрашиваемым, с тем, кто первым снял трубку. Учитывая, что в большинстве семей есть больше, чем один взрослый, который мог бы быть опрошен, удивительно, что в семьях, столкнувшихся со случаями ПОЗ, тот, кто первым подошел к телефону, постоянно оказывается именно тем, с кем произошел такой случай. Мы сильно подозреваем, что большинство опрашиваемых решило, что не в праве рассказать совершенно незнакомому человеку, что кто-то другой в семье использовал оружие для самозащиты. Некоторые из них готовы рассказать незнакомцам о случаях, которые произошли с ними самими, но, очевидно, немногие захотели «донести» на других членов семьи. Еще кто-то мог просто не знать о случаях ПОЗ, происшедших с другими членами семьи. Данные, полученные в ходе опроса, поддерживают эту догадку, потому что оценки, вычисленные для одного человека, превосходят оценки для семьи на 66-77 процентов; такая разница приводит к выводу, что опрос дал более полную картину случаев ПОЗ, произошедших с опрашиваемым, чем со всеми членами семьи [52]. Можно сделать вывод, что по этой причине те из предыдущих опросов, которые вычисляли только оценки для семей, получили существенно заниженную частоту случаев ПОЗ (из шести опросов, в которых вопросы о случаях ПОЗ задавались всем опрашиваемым без ограничений, давая, таким образом, наилучшие оценки, четыре опроса касались только семей) (данное предложение вызвало трудности при переводе, и в ходе переписки было разъяснено и переформулировано профессором Клеком, таким образом, оно не в полной мере совпадает с оригинальным текстом — прим. перев.).
Для семей, столкнувшихся со случаями ПОЗ, у нас также была информация о том, сколько именно раз семья сталкивалась с такими случаями за период в пять лет. Хотя прежде при проведении расчетов приходилось применять консервативный подход, полагая, что каждый человек или семья, сообщившие о случае ПОЗ столкнулся с таким случаем только один раз, наши данные показывают, что повторные столкновения со случаями ПОЗ не являются редкостью: 29,5% семей, упомянувших о случаях ПОЗ, сообщили, что таких случаев было больше одного в течение пяти лет. Среднее число случаев ПОЗ за этот период было 1,5 на каждую упомянувшую семью. Только одна эта информация может поднять оценку числа случаев ПОЗ за пять лет примерно на 50%.
И наконец, наш опрос превосходил NCVS по двум дополнительным причинам: его проведение никоим образом не было связано с работниками федерального правительства, и он был совершенно анонимным.
Было бы неправильным утверждать, что наши оценки противоречат оценкам, полученным в ходе предыдущих опросов, связанных с оружием. Избегая смешивать мухи и котлеты, сравним числа из Таблицы 2 с ранее полученными результатами, сведенными в Таблицу 1. Цифры распространенности случаев ПОЗ для семей, полученные из национальных опросов Харта и Мозера, в ходе которых задавался вопрос, наиболее близкий к вопросу настоящего опроса, показывают, что в 1990-м 3,8% семей сообщили о случаях ПОЗ с применением оружия всех типов в течение пяти лет [53], и в 1981-м 4% сообщили о случаях ПОЗ с применением пистолета в течение пяти лет [54]. Для Таблицы 2 цифры в строке "% использовал" за пять лет показывают 3,9% для оружия всех типов и 3,0% для пистолетов. В тех случаях, когда можно провести прямое сравнение, настоящие результаты лежат в пределах ошибки выборки двух лучших предыдущих опросов. Действительно, соответствие опросов — замечательное, если принять во внимание значительные отличия между опросами и двенадцатилетний интервал между опросом Харта и настоящим опросом. Далее, единственный из предыдущих опросов, дающий оценку для человека для периода в один год, опрос Филда в 1976-м в Калифорнии, дает цифру распространенности для пистолетов, равную 1,4% [55] в сравнении с 1,0% настоящего опроса [56]. С объемом выборки 4.977, случайная ошибка выборки для оценок невелика. Например, погрешность оценки распространенности для всех видов оружия для оценок типа "А" с доверительным интервалом 95% равна 0,32% для одного года, для человека; 0,35% для одного года, для семьи; 0,50% для пяти лет, для человека; и 0,54% для пяти лет, для семьи. Для погрешностей, которые уже настолько малы, даже увеличение размера выборки до огромного размера, такого, как размер опроса NCVS, уменьшит ошибку выборки совсем ненамного.
Достоверны ли эти результаты? Возможно ли, что американцы используют оружие для самообороны действительно от 2,1 до 2,5 миллионов раз в год? Эта оценка может казаться преувеличенной в сравнении с тем, что подсказывает житейский здравый смысл, но она не кажется нереально завышенной в сравнении с различными данными, относящимися к оружию. В США в частном владении находится, вероятно, более 220-ти миллионов единиц оружия [57], из чего следует, что только около 1% из них используется в целях защиты в течение одного года — вовсе не нереально завышенная доля. Согласно опросу Гэллапа в декабре 1993-го года, 49% американских семей сообщили о том, что владеют оружием, и 31% взрослых сообщил о владении оружием как личной собственностью [58]. Из этих цифр следует, что число семей, в которых есть оружие, — примерно 47,6 миллионов, значит, видимо, 93 миллиона взрослых (это 49%) в США живет в семьях, где есть оружие, и около 59,1 миллиона взрослых лично владеет оружием. И снова не кажется нереальным, что 3% (2,5 миллиона от 93 миллионов) людей, имеющих доступ к оружию, могли бы применить его для защиты в течение года.
Огромное число американцев не только имеет доступ к оружию, но и, в подавляющем большинстве, если можно верить их заявлениям, готовы применить оружие для защиты. По результатам декабрьского национального опроса 1989-го года, 78% владельцев оружия в Америке заявили, что они не только готовы каким-то образом применить оружие для защиты, но и готовы стрелять в забравшегося в дом [59]. Процент тех, кто готов применить оружие для защиты любым образом, не обязательно стреляя в кого-то, должен быть еще выше.
Однако, иметь доступ к оружию и быть готовым применить его против преступника — еще не достаточно, чтобы оружие было применено в реальности. Нужно еще, чтобы жертва действительно столкнулась с преступлением в таких условиях, когда она может добраться до оружия или уже имеет его. Мы не знаем, сколько в течение года происходит случаев, когда жертва имеет возможность применить оружие в целях защиты. Было бы полезно знать, какова доля преступлений, происходящих в течение года, с прямым столкновением преступник-жертва, которые также являются случаями ПОЗ. К сожалению, значительная часть случаев, учтенных нашим опросом, вероятно, находится за пределами случаев, которые реально могли бы быть учтены опросом NCVS или сообщены в полицию. Если случаи ПОЗ, учтенные настоящим опросом, не входят в группу случаев, учтенных NCVS, то невозможно использовать данные NCVS, чтобы оценить долю преступлений, также являющихся случаями ПОЗ. Однако опрос выборки заключенных тюрем десяти штатов, проведенный в 1982-м году, показал, что 34% были «отпугнуты, обстреляны, ранены или задержаны вооруженной жертвой» [60]. С точки зрения преступников, случаи ПОЗ отнюдь не редки.
Как могут такие серьезные случаи происходить так часто и оставаться незамеченными обществом? Это явление, как бы широко оно ни было распространено, остается невидимым с точки зрения правительственной статистики. Ни защищающийся/жертва, ни преступник обычно не испытывают желания сообщать о событии такого типа в полицию, и часто один из них, а то и оба, имеют серьезные основания для такого нежелания. Следовательно, многие из этих инцидентов так и остаются неизвестными полиции, в то время как о других могут сообщить, но без упоминания о применении оружия. И даже если о случае ПОЗ будет сообщено, этот случай не обязательно будет зарегистрирован полицией, которая обычно не ведет статистику по случаям, отличным от ПОЗ, закончившихся смертью, поскольку полицейские записи в основном сосредоточены на информации, необходимой для поимки преступников и сбора доказательств для передачи дела в суд для их осуждения. Поскольку такая статистика не ведется, мы даже не можем быть уверены, что полиции не сообщают о большом числе случаев ПОЗ.
Система здравоохранения также не может пролить свет на это явление, поскольку очень немногие из таких инцидентов оканчиваются травмой [61]. В тех редких случаях, когда кто-то травмирован, обычно это — преступник, который вряд ли обратится за медицинской помощью, разве что если его огнестрельная рана будет угрожать жизни, потому что такое обращение за помощью обычно влечет за собой полицейское расследование. Во многих штатах врачи обязаны сообщать в полицию обо всех случаях огнестрельных ранений, с которыми к ним обратились, поэтому преступник, обратившийся к врачу, должен будет объяснить, как он был ранен.
И наконец, теперь совершенно ясно, что практически ни одна из жертв, применивших оружие для защиты, не расскажет об этом в ходе опроса NCVS. Наши оценки показывают, что в ходе опросов NCVS опрашиваемые сообщают примерно о 3% случаев ПОЗ, происшедших с ними [62]. На основе сравнения оценок случаев насилия, даваемых альтернативными опросами, с оценками NCVS, можно сделать вывод, что высокий уровень сокрытия информации не вызывает никаких сомнений. Лофтин и Маккензи опубликовали выводы, что изнасилования происходят в тридцать три раза чаще, чем дают оценки NCVS, а случаи насилия в семье — не меньше чем в двенадцать раз чаще [63].
Нам даже не нужно знать точное число случаев ПОЗ или точное число преступлений, совершаемых каждый год. Оценки, приведенные в Таблице 2, являются очень грубым приближением, скорее всего сильно заниженным. Однако они позволяют сделать вывод, что случаи ПОЗ происходят достаточно часто, гораздо чаще, чем в настоящее время признается криминологами или политиками, и определенно намного чаще, чем можно себе представить, пользуясь любыми официальными источниками информации.
Что означает «достаточно часто»? Одним из естественных стандартов, в сравнении с которыми можно судить о масштабе этих чисел, является частота применения оружия в преступных целях. Наивысшая годовая оценка применения преступниками оружия в течение года, когда число преступлений, связанных с оружием, достигло пика, — это оценка, даваемая NCVS для 1992-го года: по оценке произошло 847.652 преступления, связанных с насилием, в которых, по словам жертвы, по крайней мере у одного из нападавших было оружие [64]. Эти цифры, даваемые NCVS, не могут напрямую сравниваться с нашими оценками числа ПОЗ потому, что наши оценки ПОЗ ограничены только случаями, когда защищавшийся действительно применял оружие, в противоположность случаям, когда у жертвы просто было оружие. Во многих из «пистолетных преступлений» в NCVS, с другой стороны, оружие не использовалось преступником. Таким образом, оценка «оружейных преступлений» по NCVS завышает число преступлений, в которых нападавший действительно применял оружие. Единственные «оружейные преступления» из NCVS, для которых можно быть уверенным, что нападавший действительно использовал оружие, — это те, в ходе которых они стреляли в жертву, но такие преступления составляют только 16,6% «пистолетных преступлений», учтенных в ходе NCVS с 1987 по 1992 [65].
Еще 46,8% «пистолетных преступлений» обозначены Бюро юридической статистики как «оружие в наличии» [66] и неизвестно, для какой части из них оружие применялось, чтобы запугать жертву; данные NCVS не позволяют этого определить. Для таких преступлений вопросы NCVS неясны, чтобы прийти к определенному выводу. Предлагаемый ответ четыре на вопрос четырнадцать («Каким образом Вам угрожали?») опросника NCVS гласит «Оружие было в наличии или запуган оружием» [67]. Когда выбирался этот вариант ответа, это не давало возможности определить, действительно ли жертве угрожали оружием или жертва всего лишь сообщала, что у нападавшего было оружие. Для оставшихся 36,6% «пистолетных преступлений» [68] ничто не указывает на то, что оружие, которое якобы было у нападавшего, применялось.
Даже наличие оружия находится под сомнением, поскольку никто не спрашивал жертву, почему она решила, что нападавший вооружен или видела ли она оружие. Существует возможность, что некоторые жертвы просто решили, что нападавший — вооружен, или пришли к такому выводу потому, что у того под одеждой что-то выпирало, или поверили на слово нападавшему, который блефовал насчет оружия.
Таким образом, среди преступлений, определенных NCVS как «пистолетные», от 16,6% до 63,4% [69] совершаются с реальным использованием оружия для нападения или запугивания. Применяя эти цифры к оценке числа преступлений 847.652 для преступлений с использованием любого вида оружия и 689.652 для преступлений с использованием пистолетов, мы можем с уверенностью утверждать, что в 1992-м произошло по меньшей мере 140.710 преступлений без смертельного исхода, в которых нападавшие применили оружие, 114.482 — применили пистолеты, или, с учетом преступлений со смертельным исходом, около 157.000 преступлений с применением оружия и 129.000 с применением пистолетов [70]. Или, щедро полагая, что во всех сомнительных преступлениях типа «оружие в наличии» оружие действительно применялось, мы получим оценки 554.000 для суммарного числа преступлений со смертельным и несмертельным исходом с применением оружия всех видов и 451.000 для преступлений с применением пистолетов.
Все эти оценки явно не дотягивают даже до самых консервативных оценок ПОЗ в Таблице 2. Лучшие оценки ПОЗ (первые две колонки), даже в сравнении с самыми щедрыми оценками преступлений с применением оружия, в 4,6 раза выше, чем оценка преступлений со всеми видами оружия, и в 4,2 раза выше, чем для преступлений с применением пистолетов, или в 3,9 и 3,4 раза соответственно, если использовать консервативные оценки типа «В» для случаев ПОЗ. В общем, случаи ПОЗ происходят в три-пять раз чаще, чем случаи применения оружия преступниками, даже при самых щедрых оценках в пользу применения преступниками.
Есть основания считать, что оценки опросов сильно занижены для применения оружия как преступниками, так и защищающимися, включая результаты настоящего опроса. Кук показал, что оценки NCVS для огнестрельных ранений очень сильно занижены [71]. Наши оценки ПОЗ, по-видимому, тоже сильно занижены, в частности потому, что, в отличие от NCVS, наш опрос не включал молодежь, возрастную группу, наиболее часто становящуюся жертвой преступлений, связанных с насилием. Более того, используя телефонный опрос, мы исключили из рассмотрения 5% американских семей, не имеющих телефона, семей, в подавляющем большинстве бедных и/или живущих в сельской местности. Люди с низким доходом чаще становятся жертвами преступлений [72], в то же время люди, живущие в сельской местности, чаще владеют оружием и находятся на значительном расстоянии от полиции [73]. Обе группы, таким образом, имеют больше возможностей для применения оружия в целях защиты и исключение их из опроса могло привести к занижению оценок ПОЗ.
Оба параметра также занижаются из-за намеренного сокрытия опрашиваемыми. Вполне вероятно, что типичный опрашиваемый будет больше склонен скрыть сомнительные действия, совершенные им самим (такие, как угроза оружием другому лицу предположительно в целях защиты), чем преступные действия, совершенные против них. Если это так, то отсюда следует, что статистика случаев ПОЗ даже в лучших опросах занижена сильнее, чем статистика вооруженных преступлений, собранная со слов жертв, и что исправление этого сокрытия только увеличит разрыв между ПОЗ и вооруженными преступлениями.
Единственный известный нам источник завышения оценок ПОЗ в этом опросе — это «телескопический эффект», тенденция опрашиваемых сообщать об инцидентах, происшедших до периода опроса, например, сообщать об инциденте, произошедшем шесть лет назад в опросе, проводящемся для пятилетнего периода. Очень вероятно, что телескопический эффект перекрывается опрашиваемыми, которые сталкивались со случаями ПОЗ, но не сообщили о них. Тем не менее, стоит обсудить, какой эффект могло оказать телескопирование на наши оценки. Чтобы оценить способность жертв преступлений вспомнить преступления при проведении опросов, Бюро Переписи Населения провело выборку преступлений, о которых сообщили в полицию, а затем провело опрос жертв этих известных преступлений. Опрос был проведен для периода в двенадцать месяцев (как и в нашем опросе), для опроса были выбраны жертвы преступлений, происшедших за тринадцать — четырнадцать месяцев до проведения опроса, т.е. на один или два месяца раньше, чем период опроса. Из этих неподходящих преступлений 21% был телескопирован вперед — ошибочно обозначен как произошедший в течение последних двенадцати месяцев [74].
Поскольку самый высокий уровень телескопирования проявляется для месяцев, непосредственно предшествующих периоду опроса, уровень должен быть ниже для преступлений, происшедших еще раньше. Тем не менее, полагая, что уровень в 21% может быть применен к целому году до периода опроса, периоду от тринадцати до двадцати четырех месяцев до его проведения, получим, что телескопирование может завысить оценки ПОЗ для одного года только на 21%. Пересчитывая оценку числа ПОЗ в 2,5 миллиона в сторону уменьшения из-за телескопирования, мы уменьшим это число до примерно 2,1 миллиона (2,5 миллиона / 1,21 = 2,1 миллиона), эта поправка не скажется ни на одном из наших выводов. Для опроса с периодом в пять лет телескопирование завысит оценки еще слабее, поскольку отношение ошибок забывания к ошибкам телескопирования увеличивается по мере увеличения периода опроса [75]. Следует подчеркнуть, что приведенные выкладки — чисто арифметическая демонстрация. Нет никаких оснований считать, что эти умеренные телескопические эффекты превосходят эффекты умалчивания опрашиваемыми о случаях ПОЗ и, таким образом, нет оснований считать, что приведенные оценки хоть немного завышены.
Всего были получены данные по 222 случаям ПОЗ против людей. В девяти из них источник прервал обсуждение инцидента до того, как удалось получить достаточное количество информации кроме того, что оружие использовалось против человека. Это оставляет нам 213 случаев со сравнительно полной информацией. Несмотря на то, что эти данные представляют наиболее детальную имеющуюся информацию по ПОЗ, размер этой выборки довольно скромен. Хотя оценки частоты ПОЗ достоверны, поскольку основаны на очень большой выборке из 4.997 примеров, результаты, описывающие детали случаев ПОЗ основаны на 213 или меньшем числе случаев, и читателям следует подходить к этим результатам с известной осторожностью.
Помимо небольшого размера выборки, результаты опроса были искажены цензурированием случаев. Помимо случаев ПОЗ, о которых опрашивающим рассказали, совершенно определенно были и другие случаи ПОЗ, о которых источники помнили, но не упомянули. Рассказывая авторам о ходе опроса, почти все интервьюеры говорили, что они наблюдали следующее: они задавали ключевой вопрос по ПОЗ, за этим следовала долгая пауза на другом конце линии, и/или опрашиваемый спрашивал что-то вроде «Кому это интересно?», или «Зачем это Вам?», или задавал подобный недоверчивый вопрос, а затем отвечал «Нет». В противоположность этому, только один интервьюер сообщил об источнике, который, по его мнению, придумал несуществовавший инцидент. Один из очевидных выводов из этого — что действительная частота ПОЗ, вероятно, еще выше, чем дают наши оценки. Еще один вывод состоит в том, что инциденты, о которых мы получили сведения, могут отличаться от тех, по которым нам не удалось получить сведений.
Мы считаем, что существуют два различных типа случаев, о которых скорее не сообщат:
  1. случаи, которые источник не захочет обсуждать с незнакомым по телефону из-за того, что источник считает их юридически или морально сомнительными или из-за того, что опрашивающий посчитает их таковыми, и
  2. сравнительно незначительные случаи, о которых источник действительно забыл или же не посчитал их достаточно серьезными, чтобы говорить о них.
Таким образом, в дополнение к описанным нами в большинстве законным и серьезным случаям, существуют и другие случаи ПОЗ, менее законные или серьезные, которые не попадут ни в это исследование, ни, видимо, в какие-либо другие. Это предположение подразумевает два направления отклонения наших результатов:
  1. наши случаи ПОЗ выглядят законными намного чаще, чем ПОЗ в реальной жизни; и
  2. наши ПОЗ выглядят в среднем более серьезными, чем ПОЗ в реальной жизни.
Эти возможные отклонения следует иметь в виду при рассмотрении представленных ниже результатов.
В Таблице 3 сведена информация об инцидентах ПОЗ. Приведенные данные позволяют сделать несколько обощений. Во-первых, подобно типичному вооруженному нападению, большинство наших случаев ПОЗ были недраматичными и незначительными в сравнении с тем, как традиционно описываются случаи применения оружия. В представленных случаях только 24% оборонявшихся говорили о стрельбе из оружия и только 8% говорили о том, что ранили противника [76]. Эти данные согласуются с тем, что только в 17% случаев вооруженного нападения, сообщенных NCVS, нападавший стрелял в жертву и только в 3% жертва получала огнестрельное ранение [77].
Сам по себе низкий процент ранений, 8%, видимо, завышен и из-за цензурирования менее серьезных случаев, в которых ранений не должно было быть, и из-за того, что в ходе опроса мы не уточняли, как отвечавшие пришли к выводу о ранении противника. Мы подозреваем, что в инцидентах, где нападавшему удалось сбежать, некоторые из отвечавших склонны были приукрасить свое мастерство и полагали, что они попали в противника. Если бы 8,3% действительно попали в противника, то при 15,6% случаев открывания огня это означало бы 53% (8,3/15,6) попадания, такой уровень боевого мастерства значительно превышает уровень, реально наблюдаемый даже у офицеров полиции. Просмотр 15-ти отчетов офицеров полиции показывает, что им удавалось нанести огнестрельное ранение по крайней мере одному противнику в 37% случаев, когда они намеренно открывали огонь по человеку [78]. Уровень попаданий в 53% был бы трехкратным превышением восемнадцатипроцентного уровня попаданий преступников, открывших огонь по своим жертвам [79]. Таким образом, мы считаем, что сам по себе умеренный процент попадания 8,3% завышен и что типичные случаи ПОЗ менее серьезны и приводят к менее драматичным последствиям, чем это представляют наши данные. В любом случае, цифра 8,3% выведена по всего лишь семнадцати случаям, в которых отвечавшие сообщали, что ранили нападавшего.
Около 37% всех случаев произошли в домах защищавшихся, еще 36% — возле домов защищавшихся [80]. Отсюда следует, что оставшиеся 27% случаев произошли в местах, где защищавшийся нес оружие в общественном месте. Принимая во внимание, что в 36% случаев, произошедших возле дома защищавшегося, он мог или сразу иметь при себе оружие, или нет, приходим к выводу, что от 36 до 63% случаев ПОЗ связаны с ношением оружия.
Оружие в основном использовалось для защиты от вторжения в жилище, нападения и ограбления [81]. Случаи «обоюдного нападения», при которых трудно сказать, кто же агрессор, или являются ли агрессором обе стороны, являются частью 30% случаев, когда нападение являлось частью преступления. Однако, только 19% всех случаев ПОЗ связаны исключительно с нападением и никаким другим преступлением, что позволяет легче определить жертву и нападавшего. Далее, только 11% всех случаев ПОЗ связаны исключительно с нападением на мужчину — у нас нет информации о поле нападавшего — часть этих случаев, возможно, — драка мужчины с мужчиной. Таким образом, очень немногие из рассмотренных случаев подходят под классическую модель обоюдной агрессии, описывающую драку двух мужчин. Мы не хотим сказать, что преступления, где одна из сторон применяет оружие и утверждает, что оно применялось в целях защиты, редки, однако среди рассмотренных нами инцидентов таких случаев оказалось сравнительно немного. Вместо этого мы имеем дополнительный набор сомнительных случаев ПОЗ, когда трудно определить, кто — жертва, а кто — агрессор, а в таких случаях наши методы опроса не так эффективны, как в случаях четко определяемых инцидентов.
Этот опрос не преследовал цели сравнить эффективность вооруженного сопротивления с другими формами самозащиты, поскольку это сравнение уже было проведено, оно рассмотрено в предыдущей части этой работы. Тем не менее, пункты D и E подтверждают предыдущее исследование эффективности самообороны с оружием — жертвы преступления, использующие этот вид самообороны, редко теряют собственность и редко провоцируют нападающего на нанесение телесных повреждений. В преступлениях против собственности, когда была совершена попытка вторжения в жилище, попытка ограбления или попытка других видов преступлений против собственности, жертвы несли материальные потери всего в 11% случаев. Вооруженные самооборонщики получали телесные повреждения всего в 5,5% случаев ПОЗ. Далее, в 84% случаев, когда обороняющийся был атакован или ему угрожали нападением, именно нападающий первым угрожал или применял силу. Ни в одном из одиннадцати рассмотренных случаев, когда вооруженному самооборонщику были нанесены телесные повреждения, обороняющийся не применил силу первым или не угрожал ее применением. Жертва использовала оружие для того, чтобы отпугнуть или атаковать нападавшего только после того, как нападавший атаковал или угрожал атаковать и обычно после того, как нападавший нанес телесное повреждение. Рассмотренные случаи не поддерживают гипотезу о том, что вооруженное сопротивление провоцирует нападение преступника на жертву, таким образом, подтверждаются выводы предыдущего исследования [82].
В то время, как только 14% жертв преступлений с применением насилия сталкиваются с применением оружия нападающим [83], 18% вооруженных жертв преступления в рассмотренных нами случаях сталкивается с вооруженным противником [84]. Хотя вооруженные самооборонщики обычно сталкиваются с нападающими, не имеющими оружия или вооруженными слабее, они сталкиваются с вооруженными преступниками с большей вероятностью, чем другие жертвы преступлений. Этот вывод соответствует рассуждению, что в отчаянных обстоятельствах применяются более отчаянные средства защиты. Полученный вывод подрывает основы теории, что жертвы прибегают к использованию оружия в «несерьезных» обстоятельствах, наверняка приводящих к благоприятным для жертв результатам и без использования оружия [85]. Наоборот, видно, что вооруженные самооборонщики действуют в обстоятельствах более тяжелых, чем другие жертвы преступлений, а не в более легких.
Тем не менее, одной из причин, по которым жертвы преступлений решаются рискнуть и оказать сопротивление нападающему, является то, что большинство нападающих на тех, кто принимает такое решение, невооружены, или же вооружены менее опасным оружием. Сравнительно мало жертв решаются использовать оружие против противника, в свою очередь имеющего оружие. Согласно результатам этого опроса, нападавшие имели какое-то оружие в 48% случаев ПОЗ, однако имели огнестрельное оружие только в 18% случаев [86].
Распределение огнестрельного оружия по типам в случаях ПОЗ подобно такому же распределению оружия, используемого преступниками. Данные, полученные от NCVS и от полиции показывают, что примерно 80% огнестрельного оружия, используемого преступниками, — пистолеты [87], и настоящее исследование показывает, что 80% огнестрельного оружия, используемого жертвами преступлений, — пистолеты [88].
Инциденты, в которых жертвы используют оружие для защиты, почти никогда не являются перестрелкой, в которой обе стороны ведут стрельбу друг по другу. Только в 24% случаев защищающийся производил выстрел из оружия, и только в 16% случаев защищающийся стрелял в противника [89]. Только в 4,5% случаев нападающий стрелял в защищающегося [90]. Таким образом, неудивительно, что только в 3% случаев обе стороны открывали огонь друг по другу.
В рассмотренных нами случаях нападающий не был знаком с защищающимся в примерно трех четвертях инцидентов [91]. Мы подозреваем, что и в этом случае результат отражает эффект цензурирования рассмотренных случаев. Так же, как NCVS, похоже, получает информацию менее чем о десятой части инцидентов насилия в семье [92], наш опрос, видимо, прошел мимо многих случаев ПОЗ против членов семьи и близких.
В то время, как жертва сталкивается с нападением более чем одного преступника всего в примерно 24% преступлений, связанных с насилием [93], в рассмотренных нами случаях жертвы использовали оружие против нескольких нападающих в 53% инцидентов [94]. Это наблюдение зеркально отражает другое наблюдение: что преступники, использующие огнестрельное оружие, чаще, чем невооруженные преступники, имеют дело с несколькими жертвами сразу [95]. Оружие позволяет и преступникам, и жертвам иметь дело с превосходящим количеством противников. Многие жертвы преступлений, вероятно, не оказали бы сопротивления, столкнувшись с несколькими нападающими, если бы у них не было огнестрельного или другого оружия. Другое возможное объяснение состоит в том, что некоторые жертвы прибегают к такой серьезной мере защиты, как применение оружия, только оказавшись в отчаянных обстоятельствах. И снова полученные данные опровергают теорию, что обороняющиеся с помощью огнестрельного оружия сталкиваются с более благоприятными обстоятельствами, чем другие жертвы преступлений.
Другой способ оценить, насколько серьезными представляются эти инциденты опрашиваемым — спросить насколько вероятным было то, что столкновение могло привести к смерти. Мы задавали опрашиваемым вопрос: «Если бы Вы не использовали оружие для защиты в том инциденте, насколько вероятно, по-Вашему, что Вы или кто-то другой был бы убит? Ответили бы Вы «Наверняка нет», «Вероятно, нет», «Не исключено», «Вероятно, да» или «Наверняка да»?» Пункт K показывает, что 15,7% опрошенных утверждали, что они сами или кто-то другой наверняка были бы убиты, еще 14,2% отвечавших вероятно были бы убиты, и 16,2% отвечавших не исключают такого варианта [96]. Таким образом, почти половина опрошенных утверждает, что со значительной долей вероятности кто-то мог бы быть убит в результате инцидента, если бы они не применили оружие в целях защиты.
Следует подчеркнуть, что мы привели субъективное мнение участников, а не обьективную оценку реальной вероятности. Некоторые защищавшиеся могли преувеличить серьезность угрозы, с которой они столкнулись, чтобы оправдать свои действия. Следует иметь в виду и возможность цензурирования рассматриваемых случаев: незначительные, не угрожающие жизни случаи скорее всего не попали в рассмотрение либо потому, что отвечавшие забыли о них, либо потому, что эти случаи не посчитали достаточно важными, чтобы сообщить нам о них.
Если взять только 15,7%, которые считают, что кто-то определенно был бы убит, если бы оружие не было применено, и применим эту цифру к оценкам в первых двух колонках Таблицы 2, мы получим годичную оценку по стране в пределах от 340.000 до 400.000 случаев ПОЗ с использованием оружия любого типа и от 240.000 до 300.000 случаев с использованием пистолетов, когда защищающийся утверждает, в ответ на вопрос, что определенно спас чью-то жизнь, когда применил оружие. Мы не можем знать, сколько из этих случаев действительно спасли жизнь. Для сравнения: самое большое количество смертей от огнестрельного оружия, включая убийство, самоубийство и случайную смерть, в течение одного года американской истории было 38.323 в 1991-м году [97].
В заключение мы задавали вопрос, сообщали ли об инциденте в полицию, или полиции каким-то образом стало известно об инциденте. 64% жертв, применивших оружие, утверждали, что полиции известно об инциденте. К этой цифре следует отнестись с осторожностью, поскольку жертвы скорее всего хотят представить применение ими оружия как законное и желание сообщить о случившемся в полицию должно поддержать впечатление законности. Отвечавшие, которые в действительности не сообщили об инциденте в полицию, могли опасаться, что ответ «нет» повлечет за собой неприятный вопрос «почему не сообщили?» (именно так организован опрос NCVS). Далее, возможно, некоторые из отвечавших сообщили об инциденте в полицию, но не упомянули, что применяли оружие.
В завершение, в этой статье будет рассмотрено, что из себя представляют люди, применяющие оружие в целях защиты, и чем они могут отличаться от остальных людей. В Таблице 4 представлено сравнение пяти групп:
  1. «оборонщики», т.е. люди, сообщившие о применении оружия в целях защиты;
  2. люди, лично владеющие оружием, но не сообщившие о ПОЗ;
  3. люди, лично оружием не владеющие;
  4. люди, не сообщившие о ПОЗ, независимо от того, владеют ли они оружием; и
  5. все опрашиваемые, ответившие на все вопросы данного опроса.
В некоторых из предшествующих опросов, связанных с оружием, вопросы, связанные с ПОЗ, задавались только опрашиваемым, лично владеющим оружием. Цена этого ограничения ясно видна из первых двух строк Таблицы 4. Около 40% людей, сообщивших о ПОЗ, не владели, по их словам, оружием на момент проведения опроса. Они или использовали чье-то оружие, или избавились от оружия с тех пор, как инцидент произошел, или их утверждение, что они не владеют оружием, не соответствовало истине. Около четверти защищавшихся утверждали, что даже их семья не владела оружием во время проведения опроса. Возможно также, что многие владельцы оружия ложно отрицали наличие у них «изобличающего вещественного доказательства» для их случая ПОЗ.
Многие выводы из Таблицы 4 не являются неожиданными. Те, кто применяет оружие в целях защиты, чаще носят оружие для самозащиты, этот факт соответствует тому, что заметная часть случаев ПОЗ происходит далеко от дома «оборонщика». Очевидно, что они чаще становятся жертвами таких преступлений, как проникновение в дом со взломом или ограбление в течение прошедшего года, хотя этот вывод является тавтологией для тех опрашиваемых, чей случай ПОЗ связан с ограблением или взломом дома в течение предыдущего года. Они также чаще становятся жертвой нападения после достижения взрослого возраста.
«Оборонщики» чаще считают, что человек должен быть готов сам защитить свой дом от преступления и насилия, а не надеяться на полицию — в сравнении с владельцами оружия, не столкнувшимися со случаями ПОЗ, или в сравнении с теми, кто не владеет оружием. Используя имеющиеся данные, невозможно сказать, является такое мнение причиной или следствием защитных действий «оборонщика».
Некоторые считают, что на самом деле случаи ПОЗ — проявление агрессии со стороны мстительных индивидуумов, желающих наказать преступников. Если бы это было справедливо в отношении всех «оборонщиков», то следовало бы ожидать, что они сильнее поддерживают такие карательные меры, как смертная казнь. Фактически, те, кто говорил, что столкнулся со случаем ПОЗ, поддерживали смертную казнь не сильнее, чем те, кто с такими случаями не сталкивался, и несколько слабее, чем владельцы оружия в общем. Точно так же те, кто применял оружие в целях защиты, не чаще, чем другие, соглашались с утверждением, что суды не проявляют достаточно строгости по отношению к преступникам.
Пожалуй, наиболее неожиданным результатом опроса явилась большая доля сообщенных случаев ПОЗ с участием женщин. Из-за того, что женщины реже становятся жертвами преступлений и реже владеют оружием, можно было бы ожидать, что изо всех сообщенных случаев ПОЗ на долю женщин придется гораздо меньше половины. Однако, женщины участвуют в 46% обработанных случаев ПОЗ. Этот результат может быть объяснен тем, что мужчины сообщают о меньшей части случаев ПОЗ, чем женщины. Если бoльшая часть случаев ПОЗ, реально происходящих с участием мужчин, частично является актом агрессии, то бoльшая их часть окажется на «противозаконном» конце шкалы и, таким образом, с меньшей вероятностью будет сообщена при опросе. Более того, возможно, женщины с большей охотой, чем мужчины сообщают о «своих» случаях ПОЗ, потому что меньше опасаются уголовного преследования. Следовательно, хотя нет твердых оснований подвергать сомнению, что женщины сталкиваются со случаями ПОЗ с такой частотой, какую дает опрос, возможно, что мужчины сталкиваются со случаями ПОЗ в большем количестве и с большей долей, чем дает опрос.
Непропорционально большая доля «оборонщиков» приходится на чернокожих и латиноамериканцев в сравнении с их долей в населении, и особенно в сравнении с их долей среди владельцев оружия. Кроме того, непропорционально много «оборонщиков» живет в больших городах в сравнении с их долей в населении, и особенно в сравнении с их долей среди владельцев оружия, которые в гораздо большей пропорции живут в сельской местности и в маленьких городках. И, наконец, среди «оборонщиков» непропорционально много несемейных. Эти результаты, возможно, объясняются более высокой долей жертв насилия среди расовых меньшинств, жителей больших городов и несемейных [98]. С другой стороны, «оборонщики» в большинстве люди небедные. Эффект большей доли жертв преступлений среди бедных, возможно, компенсируется тем, что доля владельцев оружия среди бедняков ниже [99].
Можно было бы заподозрить, что, несмотря на требование не сообщать о случаях применения оружия, связанных с профессиональными обязанностями офицера полиции, военнослужащего или охранника, некоторые из опрашиваемых сообщили о таких случаях ПОЗ. Такая опасность имеется в отношении горстки собранных случаев ПОЗ, поскольку только 2,4% (пять случаев) произошли с человеком такой профессии. Даже в этих немногих случаях человек мог быть не на службе, таким образом, эти случаи ПОЗ не обязательно связаны с профессией. В действительности, применившие оружие в целях защиты реже имеют профессию, связанную с оружием, чем остальные владельцы оружия.
Тот, кто захотел бы отвергнуть убедительные данные опроса о частоте случаев ПОЗ, мог бы предположить, хотя и совершенно безо всякого эмпирического подтверждения, что почти все из опрашиваемых, сообщивших о случаях ПОЗ, просто выдумали их. Мы считаем такое неправдоподобным. Опрашиваемый, столкнувшийся со случаем ПОЗ, мог без затруднений ответить «нет» на вопрос о ПОЗ, потому что вслед за таким ответом не задавалось никаких вопросов. С другой стороны, давшему ложный ответ «да» пришлось бы вслед за этим напрячь свое воображение. Поскольку мы задавали девятнадцать вопросов по теме ПОЗ (а это — немало), такой ответ повлек бы за собой необходимость спонтанно придумать целых девятнадцать правдоподобных и не противоречащих друг другу фрагментов ложной истории, да еще и так, чтобы опытный интервьюер не заподозрил обман.
Допустим, кто-то упорно хочет верить сильно заниженным оценкам частоты ПОЗ, даваемым NCVS, и хочет использовать гипотезу «нечестного опрашиваемого», чтобы объяснить, почему данный опрос дает цифры в тридцать раз выше. Для этого ему придется предположить, что двадцать девять из каждых тридцати опрошенных, сообщивших о случае ПОЗ, лгали. История криминологических исследований путем опросов не знает случаев намеренной и упорной фальсификации такого масштаба.
То, что рассказы о случаях ПОЗ выглядят обыденными и недраматичными, тоже говорит против идеи нечестных опрашиваемых. При том, что во всех случаях совершалось преступление, как правило серьезное, только 8% опрашиваемых утверждали, что стреляли в противника и только 24% утверждали, что вообще стреляли. Если значительное число опрашиваемых придумало свои истории, можно было бы ожидать более динамичных сценариев.
Сейчас у исследователей практически нет повода сомневаться в том, что применение оружия в целях защиты очень распространено в США и, вероятно, намного шире, чем применение оружия преступниками. Это не должно являться неожиданностью, поскольку число жертв преступления, владеющих оружием, намного превосходит число преступников, владеющих оружием, а также поскольку жертвой преступления могут стать самые разные люди, в то время как нападения следует ожидать от сравнительно небольшого числа склонных к этому личностей.
Таким образом, имеется мало оснований считать оценки случаев ПОЗ, даваемые NCVS, хотя бы отдаленно правильными. Разительное несоответствие результатов NCVS и других источников информации дает основания полагать, что, за исключением горстки, все жертвы преступлений, применявшие оружие для защиты, воздержались от упоминания об этом в ходе опроса NCVS. Если же говорить о данных, показывающих, помогает ли применение оружия жертвой избежать травмы, то для некоторых случаев, в которых отсутствие травм жертвы объясняется отказом ее от сопротивления или сопротивлением каким-то другим способом, без применения оружия, на самом деле, отсутствие травм может объясняться сопротивлением с применением оружия, о чем жертва не стала сообщать опрашивавшему.
Эти результаты дают четкие рекомендации в отношении законов, связанных с оружием. Приведенные выводы ничего не говорят о том, желательны ли умеренные меры, такие, как проверка криминальной истории или выдача разрешения на покупку. Законы, которые не ведут к разоружению значительной части населения, не приведут к значительному уменьшению успешного применения оружия в целях защиты со стороны граждан. С другой стороны, запретительные меры, — независимо от того, относятся они ко всем видам оружия или только к короткоствольному, — направлены на разоружение не только преступников, но и законопослушных граждан. Эти меры будут препятствовать использованию оружия в защитных целях, и, вероятно, уменьшат частоту ПОЗ со стороны жертв преступлений, так как даже слабоэффективные запреты на оружие приведут к разоружению какой-то части непреступного населения. Такие же выводы справедливы и в отношении законов, запрещающих ношение оружия. Суммируя сказанное, — меры, эффективно ограничивающие доступность оружия большинству населения, также сократят число случаев ПОЗ, которые могли бы спасти жизни, предотвратить травмы, сорвать попытки изнасилования, отпугнуть грабителей и помочь жертвам сохранить свою собственность.
Нельзя просто отмахнуться от того факта, что каждый год 400.000 человек применяют оружие в ситуации, когда, по их словам, они наверняка своими действиями сохраняют кому-то жизнь. Даже если только один из десяти правильно оценил ситуацию, число жизней, сохраненных в результате применения оружия жертвами преступлений, все равно будет больше, чем число случаев гибели, связанных с оружием. Конечно, мы не можем узнать точное число жизней, сохраненных такими действиями, по той простой причине, что нам не дано знать, как развивалось бы преступление, если бы его участники повели себя по-другому. Вопрос слишком серьезен, чтобы просто посчитать, что практически каждый, кто утверждает, что сохранил чью-то жизнь, применив оружие, ошибается.
Важность проблемы также не позволяет делать заключения, исходя из недальновидного сравнения статистики погибших от огнестрельного оружия с числом преступников, убитых успешно оборонившимися жертвами. [100]. Убивая преступника, жертва не получает ничего, кроме опасности, что на много лет после этого ее жизнь превратится в кошмар. Сравнивать нужно было бы с числом жизней, сохраненных в результате ПОЗ, но в таких случаях почти никогда не нужно убивать преступника; вероятно, каждый год менее 3.000 преступников гибнет в результате законного применения оружия жертвой преступления [101], что составляет около 1/1000 общего числа ПОЗ, и менее 1% от числа ПОЗ, сохранивших, по мнению применившего оружие, чью-то жизнь. Таким образом, число оправданных убийств (если придерживаться российской терминологии, здесь «причинение смерти», а не собственно «убийство», — термин, характеризующий деяние как преступление — прим. перев.) не может служить даже грубым показателем распространенности случаев использования оружия для спасения жизни. Поскольку описанное сравнение игнорирует большую часть случаев ПОЗ, оно не может пролить свет на положительные и отрицательные эффекты от владения оружием в целях защиты. [102].
Таблица 1. Частота применения оружия в защитных целях по данным предыдущих опросов [103]
Кто проводил опрос Филд Бордуа Cambridge Reports DMIa DMIb Харт Огайо
Регион Калифорния Иллинойс США США США США Огайо
Год опроса 1976 1977 1978 1978 1978 1981 1982
Опрошенная категория
населения
внеинст.
совершенно-
летние
внеинст.
совершенно-
летние
внеинст.
совершенно-
летние
зарегистри-
рованные
избиратели
зарегистри-
рованные
избиратели
зарегистри-
рованные
избиратели
резиденты
Тип оружия короткоствольное любое короткоствольное любое любое короткоствольное короткоствольное
Период, за который
собирались данные
все время/1, 2 года все время все время все время все время 5 лет все время
Исключено использование
против животных?
нет нет нет нет да да нет
Исключено использование
военными, полицейскими,
охранниками?
да нет нет да да да нет
Кому задавались вопросы
о применении оружия
в защитных целях?
все респонденты все респонденты владеющие короткоствольным оружием в целях самообороны все респонденты все респонденты все респонденты респонденты, в домохозяйстве (семье) которых имелось короткоствольное оружие
Вопросы о применении оружия
в защитных целях
относились к:
респонденту лично респонденту лично респонденту лично домохозяйству (семье) респондента домохозяйству (семье) респондента домохозяйству (семье) респондента респонденту лично
% применявших оружие
в защитных целях
1,4/3/8,6 [a] 5,0 18 15 7 4 6,5
% производивших выстрел(ы)
при применении оружия
в защитных целях
2,9 нет данных 12 6 нет данных нет данных 2,6
Оценка числа случаев ПОЗ [b] 3.052.717 1.414.544 нет данных 2.141.512 1.098.409 1.797.461 771.043
 
Таблица 1 (продолжение). Частота применения оружия в защитных целях по данным предыдущих опросов
Кто проводил опрос Time/CNN Мозер Gallup Gallup L.A. Times Tarrance
Регион США США США США США США
Год опроса 1989 1990 1991 1993 1994 1994
Опрошенная категория
населения
владельцы оружия резиденты внеинст.
совершенно-
летние
внеинст.
совершенно-
летние
внеинст.
совершенно-
летние
внеинст.
совершенно-
летние
Тип оружия любое любое любое любое любое любое
Период, за который
собирались данные
все время 5 лет все время все время все время 5 лет
Исключено использование
против животных?
нет да нет нет нет да
Исключено использование
военными, полицейскими,
охранниками?
да да нет да да да
Кому задавались вопросы
о применении оружия
в защитных целях?
владельцы оружия все респонденты респонденты, в домохозяйстве (семье) которых имелось короткоствольное оружие владельцы оружия все респонденты все респонденты
Вопросы о применении оружия
в защитных целях
относились к:
респонденту лично домохозяйству (семье) респондента респонденту лично респонденту лично респонденту лично респонденту лично/домохозяйству (семье) респондента
% применявших оружие
в защитных целях
нет данных 3,79 8 11 8 [c] 1/2 [d]
% производивших выстрел(ы)
при применении оружия
в защитных целях
9-16 [e] нет данных нет данных нет данных нет данных нет данных
Оценка числа случаев ПОЗ [b] нет данных 1.487.342 777.153 1.621.377 3.609.682 764.036
Примечания:
[a] 1,4% за последний год, 3% за последние два года, 8.6% когда-либо.
[b] Оценка годичного числа случаев применения оружия всех видов для защиты от человека, исключая случаи, связанные с военной и полицейской службой, для США, 1993 г. Метод оценки изложен в [Kleck, 1994].
[c] Только случаи использования вне дома.
[d] 1% респондентов, 2% домохозяйств (семей) респондентов.
[e] 9% производили выстрел(ы) для самозащиты, 7% использовали оружие чтобы «отпугнуть кого-либо». Степень пересечения этих категорий неизвестна.
 
Таблица 2. Распространенность и частота применения гражданскими лицами оружия для защиты, США, 1988-1993 [a]
Период Последний год Последние 5 лет
База Респонденты Семьи респондентов Респонденты Семьи респондентов
Тип оружия Любое Коротко-
ствольное
Любое Коротко-
ствольное
Любое Коротко-
ствольное
Любое Коротко-
ствольное
Взвешенное число интервью A: [c] 66 49 79 55 165 132 194 148
B: [c] 56 40 68 46 148 115 172 129
% применявших [b] A: 1,326 0,985 1,587 1,105 3,315 2,652 3,898 2,974
B: 1,125 0,804 1,366 0,924 2,974 2,311 3,456 2,592
Человек/домохозяйств (семей) A: 2.549.862 1.893.079 1.540.405 1.072.434 6.374.655 5.099.724 3.782.767 2.885.822
B: 2.163.519 1.545.371 1.325.918 896.945 5.717.872 4.442.941 3.353.794 2.515.345
Случаев в год A: 2.549.862 1.893.079 1.540.405 1.072.434 1.884.348 1.442.941 (1.493.800 [d]) 1.158.283 515.345 (883.639 [d])
B: 2.163.519 1.545.371 1.325.918 896.945 1.683.342 888.588 (1.296.133 [d]) 1.029.615 505.069 (772.211 [d])
Численность населения:
Оценка численности постоянного населения в возрасте 18 лет и старше, США, апрель 1993 г.: 190.538.000; оценка числа семей (принимая, что в 1992-1993 гг. динамика роста осталась такой же, как и в 1991-1992 гг.): 97.045.525 (U.S. Bureau of the Census 1993, сс. 17, 55).
Примечания:
[a] Применение оружия гражданскими лицами (т.е. исключая офицеров полиции, охранников и военных) против человека в целях защиты. Все цифры основаны на взвешенных данных (см. текст).
[b]. Процент людей (семей), использовавших оружие в целях защиты хотя бы раз в течение пяти лет (одного года), предшествовавших опросу.
[c]. Оценки «А» основаны на всех случаях использования оружия в целях защиты, полученных при опросе. Оценки «B» основаны только на случаях, исключающих сомнение в том, что речь действительно идет о применении оружия в целях защиты.
[d]. От переводчика: В данной таблице наряду с оригинальными значениями содержатся оценки, полученные другим методом в последующих работах: «Для оценок применения пистолетов за пять лет мы использовали коэффициенты вместо применения консервативного подхода. То есть, мы допустили, что на каждое упоминание применения пистолета в ситуации ПОЗ приходится 1,478 случаев на человека для оценки «A», и так далее.» (См. коэффициенты в тексте.)
 
Таблица 3. Природа случаев применения оружия для защиты [a]
А. Как защищавшийся использовал оружие [b]
Демонстрировал оружие 75,7%
Вербально предупредил о наличии оружия 57,6%
Навел оружие на нападавшего 49,8%
Стрелял (включая предупредительные выстрелы) 23,9%
Стрелял на поражение 15,6%
Ранил или убил нападавшего 8,3%
B. Место происшествия
В доме защищавшегося 37,3%
Возле дома защищавшегося 35,9%
В доме или возле дома знакомого, родственника или соседа 4,2%
Коммерческое заведение (бар, заправка, офис, фабрика) 7,5%
Парковка, коммерческий гараж 4,5%
Школа (в здании, на принадлежащей школе территории, на игровой площадке) 0,3%
На открытом пространстве, на улице или в общественном транспорте 7,4%
В других местах 2,3%
C. Тип преступления со слов защищавшегося [b]
Вторжение в жилище 33,8%
Ограбление 20,5%
Кража 6,2%
Незаконное проникновение на частную территорию 14,8% [c]
Изнасилование, нападение на сексуальной почве 8,2%
Нападение другого вида 30,4%
Преступление другого вида 9,5%
D. Сумел ли нападавший скрыться с деньгами или другой собственностью?
% преступлений против собственности, повлекших потерю собственности 11,0%
E. Вид насилия, направленного на защищавшегося
Не было угрозы нападения 46,8%
Только угроза 32,3%
Напал, но не травмировал 15,3%
Напал и травмировал 5,5%
(В случаях, когда защищавшемуся угрожали или на него нападали):
Кто начал угрожать или напал первым?
Защищавшийся 15,3%
Нападавший 83,5%
Кто-то другой 1,3%
F. Оружие нападавшего [b]
Не было (невооружен) 51,9%
Оружие 48,1%
Пистолет 13,4%
Другое огнестрельное оружие 4,5%
Нож 17,8%
Другой острый предмет 2,0%
Тупой предмет 9,9%
Другое оружие или предмет, использовавшийся в качестве оружия 5,9%
G. Ведение огня
Стрелял ли нападавший в защищавшегося?
% всех случаев 4,5%
% случаев, когда нападавший был вооружен 26,2%
Стреляли ли обе стороны?
% всех случаев 3,1%
H. Тип оружия, примененного защищавшимся
Револьвер 38,5%
Полуавтоматический пистолет 40,1%
Пистолет, тип неясен 1,1%
Винтовка 6,4%
Дробовик 13,9%
I. Отношение нападавшего к защищавшемуся
Незнакомец 73,4%
Поверхностное знакомство 8,3%
Сосед 1,3%
Неформальный сексуальный партнер 1,0%
Знакомый, сотрудник 1,0%
Брат, сестра 0,0%
Сын, дочь 0,5%
Муж, жена 3,1%
Прочие отношения 4,2%
Неясно 7,3%
J. Число нападавших
1 47,2%
2 26,1%
3-4 17,6%
5-6 4,0%
7 и больше (включая 3 случая, когда защищавшийся мог только сказать, что их было очень много) 5,0%
K. По мнению защищавшегося, насколько возможно, что кто-то погиб бы, если бы оружие не было применено в целях защиты
Наверняка нет 20,8%
Вероятно, нет 19,3%
Не исключено 16,2%
Вероятно, да 14,2%
Наверняка да 15,7%
Затрудняюсь ответить 13,7%
L. Информирование полиции о случаях вооруженной защиты
Стало ли полиции известно об инциденте — по сообщению защищавшегося или другим образом? 64,2%
Примечания:
[a] Таблица представляет только случаи применения оружия в целях защиты против людей и не включает девять случаев, для которых опрашиваемые отказались сообщить достаточно информации, чтобы сделать вывод о том, что оружие действительно применялось для защиты.
[b] Сумма процентов превышает 100% из-за того, что опрашиваемым разрешалось отмечать более одной категории.
[c] Незаконное проникновение на частную территорию является единственным упомянутым преступлением только для 3,7% случаев.
 
Таблица 4. Сравнение «оборонщиков» с другими категориями респондентов (взвешенные значения).
  Процент интервью [a]
  "Оборонщики" Владельцы оружия, не ПОЗ Не владеющие оружием Не ПОЗ Все
Лично владеет оружием 59,5 100,0 0,0 23,9 25,5
В домохозяйстве (семье) есть оружие 79,0 100,0 16,3 36,3 37,9
Носит оружие для защиты 47,3 23,3 2,1 7,3 8,8
Жертва вторжения в жилище за последний год 19,3 4,5 4,9 4,9 5,5
Жертва ограбления за последний год 12,9 1,9 2,0 2,1 2,5
Совершеннолетний, жертва нападения 46,8 29,3 18,3 21,5 22,5
Проводит ночей вне дома, в среднем за месяц  
0 8,2 5,2 8,9 8,2 8,2
1-6 27,5 24,1 33,4 31,5 31,2
7-13 23,2 28,2 22,7 23,8 23,9
14 и более 42,0 42,5 35,0 36,8 36,6
Считает, что должен (должна) полагаться скорее на себя, чем на полицию 77,0 69,7 50,0 55,0 55,8
Поддерживает смертную казнь 72,4 85,2 65,8 70,5 70,6
Считает, что суды недостаточно строги к преступникам 75,2 78,9 71,5 74,0 74,0
Пол  
мужчины 53,7 75,4 37,1 46,4 46,7
женщины 46,3 24,6 62,9 53,6 53,3
Возраст  
18-24 25,7 10,2 14,3 13,1 13,5
25-34 36,9 21,6 22,6 22,1 22,6
35-44 20,6 26,8 25,2 25,5 25,4
45-64 14,2 30,6 25,9 27,3 26,8
65 и более 2,6 10,9 12,1 12,0 11,7
Раса  
европеоидная 72,4 90,3 83,0 84,6 84,1
негроидная 16,8 5,1 9,7 8,6 8,9
латиноамериканцы 8,0 3,2 4,9 4,6 4,8
другие 2,8 1,3 2,4 2,2 2,1
Место жительства  
крупный город (население свыше 500.000 человек) 32,5 14,7 24,7 22,2 22,6
малый город 29,8 32,2 27,7 29,4 29,3
пригород крупного города 25,5 28,1 32,6 31,3 31,1
сельская местность 12,2 24,9 15,1 17,2 17,0
Семейное положение  
женат/замужем 50,8 69,1 57,5 60,5 60,1
вдовец/вдова 0,6 2,2 6,5 6,2 6,0
в разводе/проживает отдельно 15,3 10,9 11,2 11,8 12,0
никогда не состоял(а) в браке 33,3 17,8 24,8 21,4 21,9
Годовой доход домохозяйства (семьи)  
менее 15.000 долл. 12,3 7,4 15,3 13,6 13,5
15.000-29.999 долл. 30,1 23,2 27,9 26,9 27,2
30.000-44.999 долл. 22,2 30,3 23,0 24,5 24,4
45.000-59.999 долл. 18,6 17,8 20,0 19,2 19,2
60.000-79.999 долл. 7,9 12,1 8,0 8,9 8,9
80.000 долл. и более 8,8 9,2 5,8 6,8 6,9
Профессия связана с оружием 2,4 4,9 2,0 3,2 3,1
Примечание:
[a] «Оборонщики» — лица, сообщившие о случае ПОЗ против другого лица в течение последних пяти лет, за исключением случаев, связанных с работой военного, полицейского или охранника. Сюда входят девять случаев, когда о случае было сообщено, но опрашиваемый не предоставил дополнительных сведений. «Владельцы оружия, не ПОЗ» — лица, сообщившие, что имеют оружие в личной собственности, но не сообщившие, что применяли оружие в целях защиты. «Не владеющие оружием» — лица, не сообщившие, что имеют оружие в личной собственности и не сообщившие, что применяли оружие в целях защиты. Однако, эти лица могут жить в семье, где кто-то другой владеет оружием. «Не ПОЗ» — лица, не сообщившие, что применяли оружие в целях защиты, независимо от того, имеют они оружие или нет.
 
[1] MARVIN E. WOLFGANG, PATTERNS IN CRIMINAL HOMICIDE 245 (1958).
[2]. Richard A. Berk et al., Mutual Combat and Other Family Violence Myths, in THE DARK SIDE OF FAMILIES 197 (David Finkelhor et al. eds., 1983).
[3]. См. главным образом MICHAEL J. HINDELANG, CRIMINAL VICTIMIZATION IN EIGHT AMERICAN CITIES (1976); Gary Kleck, Crime Control Through the Private Use of Armed Force, 35 SOC. PROBS. 1 (1988); Gary Kleck & Miriam A. DeLone, Victim Resistance and Offender Weapon Effects in Robbery, 9 J. QUANTITATIVE CRIMINOLOGY 55 (1993); Eduard A. Ziegenhagen & Dolores Brosnan, Victim Responses to Robbery and Crime Control Policy, 23 CRIMINOLOGY 675 (1985).
[4]. См. главным образом Philip J. Cook, The Technology of Personal Violence, 14 CRIME & JUST.: ANN. REV. RES. 1, 57 (1991).
[5]. Ziegenhagen & Brosnan, [3]; Kleck [3]; Kleck & DeLone, [3].
[6]. Kleck, [3].
[7]. Cook, [4], с. 58.
[8]. Kleck & DeLone, [3], с. 75.
[9]. JOAN M. MCDERMOTT, RAPE VICTIMIZATION IN 26 AMERICAN CITIES (1979).
[10]. Quinsey & Upfold, Rape Completion and Victim Injury as a Function of Female Resistance Strategy, 17 CAN. J. BEHAV. SCI. 40 (1985).
[11]. Alan J. Lizotte, Determinants of Completing Rape and Assault, 2 J. QUANTITATIVE CRIMINOLOGY 203 (1986).
[12]. Gary Kleck & Susan Sayles, Rape and Resistance, 37 SOC. PROBS. 149 (1990).
[13]. Quinsey & Upfold, [10], с. 46-47. См. главным образом Sarah E. Ullman & Raymond A. Knight, Fighting Back: Women's Resistance to Rape, 7 J. INTERPERSONAL VIOLENCE 31 (1992).
[14]. См. Kleck, [3], с. 9.
[15]. Cook, [4]; David McDowall & Brian Wiersema, The Incidence of Defensive Firearm Use by U.S. Crime Victims, 1987 Through 1990, 84 AM. J. PUB. HEALTH 1982 (1994); UNDERSTANDING AND PREVENTING VIOLENCE 265 (Albert J. Reiss & Jeffrey A. Roth eds., 1993).
[16]. Kleck, [3], с. 8.
[17]. Cook, [4], с. 56; MICHAEL R. RAND, BUREAU OF JUSTICE STATISTICS, GUNS AND CRIME (Crime Data Brief) (1994).
[18]. См. Kleck, [3], с. 3; GARY KLECK, POINT BLANK: GUNS AND VIOLENCE IN AMERICA 146 (1991).
[19]. Gary A. Mauser, Firearms and Self-Defense: The Canadian Case, работа представлена на заседании Американского криминологического общества (Oct. 28, 1993).
[20]. RAND, [17].
[21]. Cook, [4], с. 56; McDowall & Wiersema, [15].
[22]. UNDERSTANDING AND PREVENTING VIOLENCE, [15], с. 265-66.
[23]. Там же, с. 265.
[24]. Cook, [4], с. 54.
[25]. U.S. BUREAU OF THE CENSUS, NATIONAL CRIME SURVEY: INTERVIEWER'S MANUAL, NCS-550, PART D — HOW TO ENUMERATE NCS (1986).
[26]. U.S. BUREAU OF JUSTICE STATISTICS, CRIMINAL VICTIMIZATION IN THE UNITED STATES 1992, с. 128 (1994).
[27]. Colin Loftin & Ellen J. MacKenzie, Building National Estimates of Violent Victimization 21-23 (April 1-4, 1990) (неопубликованные вспомогательные материалы, подготовленные для симпозиума по изучению и контролю насильственного поведения — Symposium on the Understanding and Control of Violent Behavior, финансируемого National Research Council).
[28]. Patrick Blackman, Carrying Handguns for Personal Protection 31 (1985) (неопубликованный доклад, представленный на заседании Американского криминологического общества) (Nov. 13-16, 1985); KLECK, [18], с. 412.
[29]. Kent M. Ronhovde & Gloria P. Sugars, Survey of Select State Firearm Control Laws, in FEDERAL REGULATION OF FIREARMS 204-05 (H. Hogan ed., 1982) (отчет, подготовленный службой Congressional Research Service для Юридического комитета Палаты представителей Сената США).
[30]. U.S. BUREAU OF JUSTICE STATISTICS, [26], с. 75.
[31]. Там же, с. 124, 128.
[32]. См. Таблица 1, графа «Период, за который собирались данные».
[33]. Там же, графа «Исключено использование военными, полицейскими, охранниками?»
[34]. Там же, графа «Вопросы о применении оружия в защитных целях относились к».
[35]. U.S. BUREAU OF JUSTICE STATISTICS, [26], с. 144.
[36]. CAMBRIDGE REPORTS, INC., AN ANALYSIS OF PUBLIC ATTITUDES TOWARDS HANDGUN CONTROL (1978); THE OHIO STATISTICAL ANALYSIS CENTER, OHIO CITIZEN ATTITUDES CONCERNING CRIME AND CRIMINAL JUSTICE (1982); H. Quinley, меморандум о результатах опроса владельцев оружия, проведенного Time/CNN, от 06.02.1990 (1990).
[37]. KLECK, [18], с. 106-07.
[38]. UNDERSTANDING AND PREVENTING VIOLENCE, [15], с. 266.
[39]. Gary Kleck, Guns and Self-Defense (1994) (неопубликованная рукопись, архив School of Criminology and Criminal Justice, Florida State University, Tallahassee, FL).
[40]. Seymour Sudman & Norman M. Bradburn, Effects of Time and Memory Factors on Response in Surveys, 68 J. AM. STAT. ASS'N 808 (1973).
[41]. Kleck, [39].
[42]. Полные интервью: n=4.977.
[43]. См., например, DAVID J. BORDUA ET AL., ILLINOIS LAW ENFORCEMENT COMMISSION, PATTERNS OF FIREARMS OWNERSHIP, REGULATION AND USE IN ILLINOIS (1979); SEYMORE SUDMAN & NORMAN BRADBURN, RESPONSE EFFECTS IN SURVEYS (1974); JAMES WRIGHT & PETER ROSSI, ARMED AND CONSIDERED DANGEROUS (1986); Alan J. Lizotte & David J. Bordua, Firearms Ownership for Sport and Protection, 46 AM. SOC. REV. 499 (1980); Gary Mauser, A Comparison of Canadian and American Attitudes Towards Firearms, 32 CAN. J. CRIMINOLOGY 573 (1990); Gary Mauser, 'Sorry, Wrong Number': Why Media Polls on Gun Control Are Often Unreliable, 9 POL. COMM. 69 (1992); Mauser, [16].
[44]. U.S. BUREAU OF JUSTICE STATISTICS, [26], с. 141-42.
[45]. KLECK, [18], с. 57.
[46]. Там же, с. 56.
[47]. Cook, [4].
[48]. UNDERSTANDING AND PREVENTING VIOLENCE, [15].
[49]. McDowall & Wiersema, [15].
[50]. См., например, MICHAEL HINDELANG ET AL., MEASURING DELINQUENCY (1981).
[51]. См. Jerald Bachman & Patrick O'Malley, When Four Months Equal a Year: Inconsistencies in Student Reports of Drug Use, 45 PUB. OPINION Q. 536, 539, 543 (1981).
[53]. Mauser, [19].
[54]. Peter D. Hart Research Associates, Inc., Questionnaire used in October 1981 Violence in America Survey, with marginal frequencies (1981).
[55]. См. Таблица 1, Примечание A.
[56]. См. Таблица 2, вторая колонка.
[57]. KLECK, [18], с. 50 (экстраполировано до 1994 г., исходя из данных 1987 г.).
[58]. David W. Moore & Frank Newport, Public Strongly Favors Stricter Gun Control Laws, 340 THE GALLUP POLL MONTHLY 18 (1994).
[59]. Quinley, [36].
[60]. WRIGHT & ROSSI, [43], с. 155.
[61]. См. Таблица 3, пункты A, E.
[62]. 85.000 случаев ПОЗ по оценке опроса NCVS, деленные на 2,5 млн. случаев по оценке настоящего опроса, дают 0,03.
[63]. Loftin & MacKenzie, [27], с. 22-23.
[64]. Вычислено по U.S. BUREAU OF JUSTICE STATISTICS, [26], с. 82-83.
[65]. RAND, [17], с. 2.
[66]. Там же.
[67]. U.S. BUREAU OF JUSTICE STATISTICS, [26], с. 126.
[68]. 100%, минус 16.6%, где жертва была обстреляна, минус 46.8%, где жертва сообщила о «наличии оружия либо угрозе оружием» = 36.6%.
[69]. 16.6% плюс 46.8% в спорной категории «оружие в наличии».
[70]. FEDERAL BUREAU OF INVESTIGATION, U.S. DEPARTMENT OF JUSTICE, CRIME IN THE UNITED STATES 1992--UNIFORM CRIME REPORTS 18, 58 (1993).
[71]. Philip J. Cook, The Case of the Missing Victims: Gunshot Woundings in the National Crime Survey, 1 J. QUANTITATIVE CRIMINOLOGY 91 (1985).
[72]. U.S. BUREAU OF JUSTICE STATISTICS, [26], с. 33.
[73]. KLECK, [18], с. 57.
[74]. Richard W. Dodge, The Washington, D.C. Recall Study, in 1 THE NATIONAL CRIME SURVEY: WORKING PAPERS: CURRENT AND HISTORICAL PERSPECTIVES 14 (Robert G. Lehnen & Wesley G. Skogan eds., 1981).
[75]. Henry S. Woltman et al., Recall Bias and Telescoping in the National Crime Survey, in 2 THE NATIONAL CRIME SURVEY: WORKING PAPERS: METHODOLOGICAL STUDIES 810 (Robert G. Lehnen & Wesley G. Skogan eds., 1984); Sudman & Bradburn, [40].
[76]. См. Таблица 3, пункт A.
[77]. RAND, [17].
[78]. WILLIAM A. GELLER & MICHAEL S. SCOTT, POLICE EXECUTIVE RESEARCH FORUM, DEADLY FORCE: WHAT WE KNOW 100-106 (1993).
[79]. RAND, [17].
[80]. См. Таблица 3, пункт B.
[81]. Там же, пункт C.
[82]. Kleck, [3], с. 7-9; Kleck & DeLone, [3], с. 75-77.
[83]. U.S. BUREAU OF JUSTICE STATISTICS, [26], at 83.
[84]. См. Таблица 3, пункт F.
[85]. Для примера связанной с этим спекуляции см. UNDERSTANDING AND PREVENTING VIOLENCE, [15], с. 266.
[86]. Там же.
[87]. U.S. BUREAU OF JUSTICE STATISTICS, [26], с. 83; U.S. FEDERAL BUREAU OF INVESTIGATION, [70], с. 18.
[88]. См. Таблица 3, пункт H.
[89]. Там же, пункт A.
[90]. Там же, пункт G.
[91]. Там же, пункт I.
[92]. Loftin & MacKenzie, [27], с. 22-23.
[93]. U.S. BUREAU OF JUSTICE STATISTICS, [26], с. 82.
[94]. См. Таблица 3, пункт J.
[95]. Cook, [4].
[96]. См. Таблица 3, пункт K.
[97]. NATIONAL SAFETY COUNCIL, ACCIDENT FACTS 11 (1994). Согласно данному источнику, 95% смертей в результате «законного вмешательства» связаны с огнестрельным оружием.
[98]. U.S. BUREAU OF JUSTICE STATISTICS, [26], с. 25-26, 31, 38- 39.
[99]. KLECK, [18], с. 56.
[100]. Arthur L. Kellermann & Donald T. Reay, Protection or Peril?, 314 NEW ENG. J. MED. 1557 (1986).
[101]. KLECK, [18], с. 111-117.
[102]. Более детальная критика «облегченной статистики» — там же, с. 127-129. В качестве примера солидного источника, всерьез принимающего эти цифры, см. UNDERSTANDING AND PREVENTING VIOLENCE, [15], с. 267.
[103]. FIELD INSTITUTE, TABULATIONS OF THE FINDINGS OF A STUDY OF HANDGUN OWNERSHIP AND ACCESS AMONG A CROSS SECTION OF THE CALIFORNIA ADULT PUBLIC (1976); BORDUA ET AL., [43]; CAMBRIDGE REPORTS, [36]; DMI (DECISION/MAKING/INFORMATION), ATTITUDES OF THE AMERICAN ELECTORATE TOWARD GUN CONTROL (1979); Peter D. Hart Research Associates, Inc., [54]; Ohio, [36]; Quinley, [36]; Mauser, [19]; данные опросов Gallup 1991 и 1993 гг., L.A. Times и Tarrance получены из компьютерной базы данных DIALOG Public Opinion.
Оригинальный адрес документа: http://www.ZaBezopasnost.Ru/research/Armed-resistance-to-crime.html
Документ последний раз обновлялся 20 ноября 2005 г. (версия 1.2)
Хостинг Majordomo.Ru
SpyLOG