Sсintillifer

Contra Vermem

I. Allzumenschliches — слишком человеческое. То, в чём проявляется порочность человеческой натуры. То, что препятствует Пути. То, что должно быть искоренено. Allzumenschliches часто проявляется в предрассудках, нелепых с любой точки зрения, но может проявляться и в том, что всегда помогало человеку выжить. Тому, кто, подобно Заратустре, стремится ни к своему счастью, а к своему делу, будет мешать и инстинкт самосохранения...

II. Разум как преимущество homo sapiens представляет собой мощный инструмент или оружие человека. Но здесь же заключена и опасность. Любое достаточно эффективное оружие не защищает воина от возможности нанести вред себе самому. Человек способен применять свой разум во благо себе, людям, богу или Аду. Но лишь он способен войти в заблуждение и растратить себя на эфемерные цели, сражаясь с ветреными мельницами или в поисках земного счастья.

III. Многое из того, что делает и думает человек пусто, бессмысленно, абсурдно. Он придаёт завышенную ценность таким вещам, как мнение других о себе, деньги, продолжение рода. Он крайне редко различает цель и средство, даже наводит порядок в своей системе приоритетов и мотивациях собственных действий. Огромное количество вещей, не несущих серьёзного вреда, способны вызывать в нём глубокое потрясение и страдания, предвкушение радости зачастую не оправдывается в будущем.

IV. Человек придумал языки и возомнил, что слова отражают реальное положение вещей. Минули эпохи, когда народы считали своё наречие истинным, божественного происхождения, а остальные языки злостными измышлениями (Библия.Быт.2:19, Коран.16:105/103). Но сохранилось то странное представление о том, что оценки рождены не человеческим рассудком, а присущи самим вещам. Истина невыразима словами, не может быть передана человеческими языками. Но слова, не имеющие, как и всё в этом мире, объективного смысла, могут быть носителями Сути, проявляя вполне материальную и ощутимую силу.

V. Теоретики идеальных обществ могли бы добиться куда более значительных результатов, если бы принимали во внимание, что есть человек. Все те, кто пожелал идти непроторенными путями, были объявлены человечеством врагами. Всех тех, кто попытался непредвзято увидеть человека, оно сочло мизантропами. Воистину, мизантропия - максимально объективное отношение к человечеству и человеку. Разве можно уважать человека, пока он даже не Человек?..

VI. Старый эксперимент. Разделяем аквариум стеклянной перегородкой надвое. В одну часть помещаем щуку, в другую — её обычный корм, мелкую рыбёшку. Пытаясь насытиться, щука будет стукаться об перегородку, пока не поймёт всю бессмысленность затеи. Убираем перегородку. Щука плавает вокруг и между своего корма, даже не пытаясь поглотить его. Щука поступает безукоризненно с точки зрения логики, рациональности и эмпиризма. То, что она не отличает вещественную преграду от противодействия при поглощении пищи — это просто её ограниченность, лишь немного меньшая, чем у человека...

VII. Человеку свойственно подменять суть (содержание) формой, значение— знаком. Это проявляется в человеческом повсеместно и постоянно. Суть подменяется формой, когда слова становятся вещами. Суть подменяется формой, когда символы теряют первоначальный смысл, превращаясь в яркие картинки или значки, которыми можно эффектно жонглировать. Суть подменяется формой, когда традиции, ранее основанные на здравом смысле, становятся изжившими цепями. Суть подменяется формой, когда этические идеалы превращаются в нелепый и обременительный набор условностей. Суть подменяется формой, когда эстетика превращается в погоню за круглыми числами и бессмысленной симметрией окружающих предметов. Eheu homo!

VIII. Суть также подменяется формой, когда внимание сосредоточено на мелочах и забыты приоритеты. Человек экономит на спичках, считая более ощутимую разницу в цене на крупные покупки менее значимой. Человек готов заставлять себя съедать продукты только для того, чтобы они не испортились...

IX. Манипуляторы обычно избегают прямой лжи, поскольку разоблачение будет их крахом. Вместо этого они подают факты в нужном им виде, что не позволяет обвинить их в фальсификации. При умении, любую вещь можно обелить/очернить в глазах людей. Они же смотрят на форму, а не содержание. Несложно выдать бережливость за скупость, трусость за осторожность, дурость за храбрость, а хладнокровие за бесчувственность. Или — наоборот. Слова приобретают должную эмоциональную окраску при обозначении одного предмета. Например, "Призвание, склонность — так называют страсть, когда хотят ее облагородить" (М. Дрюон). Шпионы и разведчики, сепаратисты и повстанцы, ошибки и неточности, противоречия и разночтения... Лишь проницательные единицы отбрасывают пафос и эмоции, взвешивая факты per se, критически относясь к любой их интерпретации.

X. Для того, чтобы подбить человека на какое-либо дело, манипуляторы представляют это дело стоящим в его глазах. Для коммерсанта оно должно быть выгодным, для гуманиста человечным, для нигилиста — с оттенком нонконформизма. Им достаточно знать убеждения человека, чтобы облагородить перед ним всё, что угодно. Так каждый может стать марионеткой в чужих руках, если в нем сильно человеческое.

XI. Человек боится неизвестного. Он раздувает свои страхи на незначимых и недостоверных сведениях. То, чего он не понимает, вызывает у него страх, неприятие. Другое, и потому страшное, он готов, не задумываясь, стереть с лица земли, выпал бы случай. Наглядный пример: в латыни понятия "чужеземец" и "враг" обозначаются одним словом. Когда люди перестали обвинять шаманов, а затем ведьм и колдунов, во всех общественных бедах, их ненависть никуда не делась. Всё, то, что выходит за рамки их простого уютного мирка, они пытаются отрицать. Всех тех, кто ищет, они пытаются поднять на смех.

XII. Рамки. Большинство предпочитает жить в рамках, иные пытаются их всеми силами преодолеть, что тоже неверно, т.к. позволяет их лишь отодвинуть или замаскировать. "Свободный от чего? Какое дело до этого Заратустре! Но твой ясный взор должен поведать мне: свободный для чего?" (Ф. Ницше). Согрешить может по определению лишь тот, для кого существуют сами понятия греха, воздаяния и искупления. Не преступник тот, для кого нет преступления.

XIII. Человек не беспокоится, что происходит с его деньгами после растраты — купят ли на них жвачки, конопли, билеты в оперу или подотрутся ими — но его почему-то сильно беспокоит, что о нём будут думать после его смерти. Так, он хочет, чтобы потомки поминали его добрым словом и всячески чтили. Шопенгауэр удивлялся, почему человеку так важно, что о нём думают другие (т.е. каким он представляется в чужом сознании). Человеку до глубины души обидно, когда он узнаёт чужое мнение о себе. Хотя всякий знает, как поверхностно и плоско большинство людей в суждениях.

XIV. Как стать иным? Перестать пытаться стать кем-то и начать становиться собой. Необратимые изменения при становлении сводят на нет интерес к чужеродным оценкам.

XV. Человек с детства приучен к почитанию родителей и всяческой поддержке родственников. Его ненависть к дальней родне не мешает ему лицемерить перед ними, позволяя им кататься на себе. Многие считают справедливым оправдывать любую мерзость на основании родства. Они признают: да это ужасно, но это же моя семья! Неоспоримо изречение Ахикара: "друг близкий лучше, чем брат далёкий". Тем самым, кровное родство становится из усиливающего ослабляющим. Homo homini lupus est. Daemon daemoni frater est.

XVI. Можно вводить врага в заблуждение, но лгать для самовозвеличивания или бытовой выгоды могут лишь крайне бесхребетные существа. Истинно сильный не нуждается во лжи и, кстати, "разве ложь не является прибежищем рабов?" (Стендаль).

XVII. Для взаимопонимания нужен один язык и конвенция понятий. Уточнение определений важно и нужно, когда желают понять собеседника. Определить понятия — сделать необходимый шаг к взаимопониманию. Человеческое проявляется тогда, когда начинаются споры о том, что "правильно" понимать под тем или иным словом. Слова не имеют значения, значение имеет лишь вложенный в них смысл. Но это, однако, не оправдывает измышлений, идущих вразрез с этимологией, или просто грамматических ошибок.

XVIII. Иногда вместо плодотворного обсуждения начинается разглагольствование, основанное на желании публично покрасоваться, самоутверждаясь от комплексов неполноценности. Тогда просвечивается желание "переубедить" или "блеснуть", а не совместными усилиями продвинуться к истине. Это не дискуссия, это базарный трёп, так распространённый у людей. Стремиться понять, а не поспорить, производя на оппонента или публику впечатления своей учёностью или остроумием, — единственная приемлемая цель спора. Спор, ставящий своей целью поиск истины, всегда приводит к ней. Просто его необходимая продолжительность может превышать человеческие годы...

XIX. Человеческим является стремление к мнимой последовательности. "Когда можно добиться от людей, чтобы они публично высказались в пользу чего-либо, этим в большинстве случаев уже достигается то, что они и внутренне разделяют это убеждение; они хотят впредь, чтобы их считали последовательными" (Ф. Ницше). Просто человеку крайне неприятно признание своего несовершенства. Немногим достаёт честности признаться в своих прошлых ошибках даже себе, а это неизбежно для любого развития. В худшем случае человек начинает отстаивать заведомо ложное суждение, стараясь искренне разделять его. Allzumenschliches...

XX. Цель оправдывает средства, если средства не позорят цель. Человеческое проявляется, когда средства превращаются в самоцель. Человеческое проявляется, когда однажды выбранный способ достижения цели, оказавшийся неверным или избыточным, не отбрасывается. "Многие упорны в отношении раз избранного пути, немногие — в отношении цели" (Ф. Ницше). Человек, идущий по тропинке, может увидеть, что выбрал ни самую ближайшую дорогу. От того места, где он стоит, эффективнее вернуться к началу и выбрать другой путь, но он решает "раз уж начал, пойду так".

XXI. Стремление к следованию начатой тропы без оглядки на эффективность глубоко посажено. Желание "сжечь за собой все мосты", порой является борьбой с собственным малодушием. Это "объясняет, например, почему война, начатая против воли народа, продолжает вестись с воодушевлением, как только ей принесена первая жертва" (Ф. Ницше). Известно, что человек питает привязанность к людям, которым он оказал благодеяния, поскольку это тоже своеобразная жертва. Также человек может привязываться к вещам — но "на доспехах нет карманов" (Voron). Порой оправдывается мнение, что бросить курить помогает смятая и выброшенная неначатая пачка. Жертва принесена. Дорога назад неприятна, а значит достаточно неприемлема. Азарт силён именно желанием "отыграться". Это человеческое. Тем не менее, лучше уж "сжигать мосты", преодолевая себя, чем оставлять пути отхода "на всякий случай".

XXII. Обычно человек ведом чувством причастности, стадным инстинктом. Иногда это же чувство толкает его к показному нонконформизму, желанию выделяться, как, кстати, и огромное множество других. Обе крайности пошлы и примитивны.

XXIII. Человеку вообще свойственно бросаться в крайности, делать перегибы вопреки здравому смыслу. Он способен довести любую идею до абсурда, в том числу и эту. Так случится, если начнут требовать золотую середину везде, даже там где необходима бескомпромиссность.

XXIV. Власть ради власти — чаяния многих людей. Это бессмысленное тщеславие, удовлетворение чувства собственной значительности не имеет практической пользы. "Из всех видов человеческой деятельности власть над себе подобными - хотя и вызывает наибольшую зависть, но и наиболее разочаровывает, ибо не дает уму ни минуты роздыха и требует постоянных трудов" (М. Дрюон).

XXV. Две главных беды человека — упрощение сложного и усложнение простого. Человек одинаково склонен к невежественному верхоглядству с далеко идущими выводами и к тому, чтобы накручивать целые громоздкие системы на небольших предпосылках, чья достоверность и значимость обычно сомнительна. Сочетание этих методов породило, в частности, немало идеологий и религий.

XXVI. Людей часто больше интересует не что сказано, а кем. Вместо того, чтобы трезво оценивать мысли, они придают весомость авторитету. Человек принимает авторитет целиком, оправдывая его заблуждения и принципиально отвергая любые доводы оппонентов. Он может разочароваться в авторитете и перевернуть систему ценностей с ног на голову, отказывая былому идолу во всяком здравомыслии. Allzumenschliches...

XXVII. Человек часто обнаруживает предвзятость. Он может говорить и даже искренне верить, что стремится к объективному взгляду на вещи, но увидеть это можно только на деле. Слишком человеческим является двойная мораль, оправдывающая собственные пороки и обличающая чужие. Слишком человеческим являются двойные стандарты, когда свои недостатки или недостатки "своих" людей не замечаются или игнорируются, в то время как на несовершенстве оппонентов акцентируется всё внимание. Неисчислимы формы лицемерия, един их источник — нечестность перед собой.

XXVIII. Люди часто настаивают на понимании их пороков, как результат тяжёлого детства или характера. Ну нет. Ты таков, каким себя сделал. Те, что неспособны к саморазвитию, не заслуживают снисхождения.

XXIX. Ни что так ни отрицает человечество, как соответствующий реальности принцип "за всё надо платить". От этого люди проявляют повышенный интерес ко всему бесплатному. К любой, даже совершенно ненужной, халяве. Они оправдывают это тем, что всё может пригодится. Но разве стремятся они выискивать полезные вещи в горах мусора? Нет, потребитель лишь боится упустить выгоду и выглядеть непрактичным в глазах соседа, потому и благоговеет перед скидками и распродажами.

XXX. Человек отрицает всё то, что кажется ему жестоким, даже если то диктует здравый смысл. Любые идеи о соответствующем обращении с недостойными вызывают у него несогласие обычно потому, что он подставляет в ситуацию себя, не будучи уверен в своей ценности. Он забывает о непредвзятости и, на всякий случай, стремится к сохранению существующего, более привычного, порядка вещей. Воистину, "у большинства людей любовь к справедливости — это просто боязнь подвергнуться несправедливости" (Ларошфуко).

XXXI. Люди мнительны. Каждый имеет вещи, вызывающие его страх и ужас. Вместо того, чтобы познать объект неприятия, они стремятся избегать его, что, разумеется, лишь усиливает их страдания. Ночные кошмары — обычное этого проявление. "Человека преследует только то, от чего он убегает" (Voidriser).

XXXII. Скука и одиночество — признаки интеллектуальной неполноценности. Люди всеми силами стремятся не оставаться наедине с собственными мыслями и непрерывно рыскают в поисках пошлых развлечений. Они, например, ненавидят ждать. Ожидание — величайшее благо, предоставляющее бесценное время для размышлений, но от нелюбви большинства думать ему отвечают лишь проклятиями.

XXXIII. Двум вещам довольно часто предаётся человек: сожалению о прошлом и фантазиям о будущем. Первое полезно для работы над ошибками, но никак ни для самобичевания и всевозможных блужданиях "если бы". Второе, представления о собственном триумфе, занимает весьма значительную часть раздумываний человека. Он представляет себя в лучах славы, воображая какому почитанию будет предан, когда выразит публично собственную гениальность (как правило - никчёмность).

XXXIV. Люди так преувеличивают мощь собственного рассудка, что считают себя вправе размышлять об альтернативном развитии прошедших событий, будь то вчерашняя встреча или исторические циклы. От того ли вода стучит, что дождь, или что дыра в потолке? Или по вине того, кто сделал дыру или того, кто не заделал её вовремя? Или от того, что вода текуча, или человек способен слышать звуки капель? Выкинуть из системы любой элемент — исказить истину.

XXXV. Человек склонен переоценивать свои волевые усилия. Он строит планы с расчётом на проведение каких-либо изменений в характере, преодоления привычек. Думает, что ему уж некуда будет деться и придётся постараться преодолеть себя. Опыт его здесь не учит, именно в понимании себя объективность улетучивается, и человек каждодневно попадает в комические ситуации с недосыпанием, алкоголем или опозданиями.

XXXVI. Человек способен оценить дорогие ему вещи лишь при утрате. Он пресыщается всеми мыслимыми благами и бесконечно рыщет в поисках очередных пошлостей, едва преодолев крайнюю нужду. Он заостряет внимание на своих горестях, свыкаясь с благами как чем-то естественным и само собою разумеющимся. Вследствие этого, человеческая культура породила такие понятия как закон подлости (законы Мэрфи) и иные даже воспринимают их всерьёз.

XXXVII. Что есть право? Might is right. Эта простая истина была неверно истолкована даже крайними имморалистами. Встав по ту сторону добра и зла, многие, упираются в "справедливость" или "правомерность". Но в борьбе одного с другим не имеет значения, что первично или "имеет моральное право" на противостояние. Человек стремится облагораживать своё и порочить чужое, что придаёт ему внутренний покой и уверенность в собственной правоте. Враги стараются уничтожить друг друга не из побуждений мнимых чувств борьбы за "правое дело". Одно и другое ни правы, ни неправы, они лишь враги и потому чужды, а любые морализаторства излишни. Идеология служит именно целям оправдания.

XXXVIII. Абсолютную ответственность может нести лишь тот, кто обладает абсолютной властью. Безответственность же является характерной чертой весьма жалких индивидов. Нужно рассматривать всё произошедшее с человеком как результат его собственных действий. Это не всегда истинно, но чаще всего обворовывают неосторожного, убивают злобливого, презирают лицемерного, уважают достойного. Человек сам, и никто иной, причина собственных страданий. Однако он делает всё возможное, чтобы свалить свою вину на других. Nota bene, кого всегда винит человек в своих несчастьях — других, события, стихию, но никогда себя, даже если его ошибка очевидна. Он не может признать своё несовершенство не только публично, но и внутренне. Эта человеческая черта мешает его развитию и обрекает на очередные страдания, ещё более заслуженные. Те немногие случаи, когда человек не мог знать о надвигающемся бедствии, ничего не меняют. Если кому-то упал кирпич на голову, то такова его заурядная доля, ибо мир жесток и вероломен.

XXXIX. Человек порой избегает тягостей действительности, прячась в мире абстракций. Стендаль признавался, что ненавидит угнетателей народа, но не выносит чернь. Он готов был бороться за права абстракции, не желая иметь сношений с конкретикой. Не на пустом месте возник старый анекдот об одновременной ненависти к расизму и неграм. В сущности, большинство наслаждений человека представляют собой лишь бегство от суровой действительности. Он забывается чрезмерными дозами алкоголя и других психоактивных препаратов, торопится в мир фантазии и искусства, увлечён разного рода играми и зрелищами.

XL. Человек настолько наивен и отчуждён от равнодушного в своей жестокости мира, что его надежда умирает последней. Эта химера, превозносимая священниками, защищает его комфортный внутренний мирок от потрясений. А порой заменяет результативную деятельность бездействием в благочестивом ожидании. Надежда должна умирать первой. Бирс, с известной долей иронии, определил будущее как "период времени, в котором наши дела процветают, друзья — настоящие, и счастье обеспечено".

XLI. Человек отбывает свою жизнь, как правило, бессмысленно и пошло. И, тем не менее, настаивает на её продолжении, ему необходима вера в жизнь после смерти. Пёстрых концепций воздаяния, метемпсихозы и всевозможных систем инкарнаций выдумано немало. Немногие посвящают свой век поиску истины и становлению себя. Обычно человек бесцельно плодится и гонится за мелкой выгодой, не считая нужным какое-либо развитие и трату ресурсов на "мудрствование". Человек может исковеркать свою жизнь принудительной аскезой с надеждой на будущее счастье. Или, что — разумеется — встречается гораздо чаще, влачить потребительское существование с искренней уверенностью в послесмертном блаженстве, забывая о многочисленных нарушениях собственной религии.

XLII. Человек часто a priori настаивает на собственной свободе воли. Свобода воли относительна, как и любая случайность. Но от того, что все действия и мысли могут быть предопределены внешними и внутренними причинами, никто скованней не становится. Другой перегиб — покорность судьбе, пассивный фатализм. "Я уподобил бы судьбу бурной реке, которая, разбушевавшись, затопляет берега, валит деревья, крушит жилища, вымывает и намывает землю: все бегут от неё прочь, все отступают перед её напором, бессильные его сдержать. Но хотя бы и так — разве это мешает людям принять меры предосторожности в спокойное время, то есть возвести заграждения и плотины так, чтобы, выйдя из берегов, река либо устремилась в каналы, либо остановила свой безудержный и опасный бег?» (Н. Макиавелли)

XLIII. Путь к нечеловеку преимущественно лежит через Человека. Там, откуда изжит свет, но не приглашена Тьма, неизбежно найдёт приют грязь...

XLIV. Бороться нужно с причиной, а не следствием. Невозможно истребить внешние проявления внутренней червивости, не касаясь сути, они — лишь следствие, по которому можно судить о происходящих изменениях. Червь должен быть обуздан так же, как свету не избежать участи Карфагена. Ад исключает Allzumenschliches: или-или...

XLV. Прежде чем обличать кого-либо в его недостатках, следует поискать эти недостатки у себя. Прежде чем предъявлять требования к окружающим, их нужно воплотить в себе. Данная работа предназначена в первую очередь для изменения себя и только во вторую для изучения окружающих. Обратный приоритет является проявлением человеческого. Feci quod potui, faciant meliora potentes.