Дядюшка Юлиус

Проза жизни

— Господь наш великодушен и всепрощающ, — нежно произнес священник, — и видит Он все благодеяния наши и вознаграждает Он нас, и видит Он все грехи наши, и прощает Он нас. Как мы прощаем детей наших, так и Он прощает нас, ибо есть Он любящий отец наш, а мы - Его дети неразумные. Восславим же Господа!

Священник склонил голову и приготовился к молитве, когда из зала раздался голос:

— А зачем мы ему нужны-то вообще?

— Аарон! — раздалось шипенье, — замолчи немедленно!

Священник поднял глаза и увидел подростка, стоящего в первых рядах зала. Он не помнил мальчика — наверное, тот был впервые на проповеди. Рядом с ним сидела богато разодетая дама, очевидно мать, и продолжала шипеть на мальчика.

— Hемедленно замолчи! Позоришь нас на весь район!

Паренек как будто и не слышал её. Он пристально глядел на священника и вновь повторил свой вопрос:

— А зачем мы ему нужны? Что, Господь создал нас только для того, чтобы мы ему поклонялись, а он нас прощал?

— Аарон! — дама зашлась от возмущения.

Священник лучезарно улыбнулся мальчику и, сразу переключившись с трубного архангельского гласа для проповедей, на бархатный, с едва заметным придыханием, голосок, которым он обычно проводил беседы, произнес:

— Господь наш любит нас и заботится о нас. Он смотрит на нас с небес и сердце его проникнуто любовью к нам и болью за нас.

— Зачем? — настаивал мальчик. — Разве мы только его рабы? Почему он требует от нас, чтобы мы ему поклонялись и прославляли его, раз он нас так любит? Или он только за это и любит нас?

Дама, очевидно, уже устала шипеть и теперь сидела молча, бессильно обмахиваясь веером.

— Господь наш, словно любящий садовник, — сказал священник, — что возделывает сад Свой с заботой и усердием.

— Для своего развлечения, что ли, он нас содержит? — поинтересовался мальчик.— Как будто мы его игрушки.

— Аарон! — мать собралась с силами и возмущение ее вспыхло снова. — Это уже слишком! Пойдем немедленно!

Она схватила мальчишку за руку и потащила к выходу из церкви под осуждающе-сочувствующими взглядами прихожан. Через минуту нарушитель спокойствия был выдворен за пределы святилища, и внутри вновь воцарилось согласие и покой.

Священник издал едва слышный вздох облегчения и одарил присутствующих одной из своих теплейших улыбок.

— И мы, дети Его, должны быть такими, какими хочет видеть нас любящий Отец наш, — продолжил он, — ибо те, кто во грехе, не могут снискать награды Его...

* * *

Садовник выглянул в окно, поежился от утренней прохлады и решил, что накинуть плащ будет нелишне. До завтрака оставалось еще достаточно времени, чтобы все успеть, поэтому можно было особо не торопиться, а поработать с удовольствием. Он вышел из дома, вооружился косой и сперва принялся скашивать траву на лужайке, которая росла очень быстро, поэтому приходилось ежедневно ее подравнивать.

Закончив с этим, он прихватил кувшин и отправился к плодовым деревьям. Там он, как обычно, начал высматривать созревшие плоды и сшибать их косой, так как они росли довольно высоко. Упавшие плоды он подбирал, выжимал из них души в кувшин, а шкурки бросал под корни деревьев — перегнивая, те удобряли землю.

Hаполнив кувшин, садовник пошел в дом и оставил его на кухне. Вскоре к сосуду подошел повар, процедил содержимое, перелил отфильтрованный напиток в бокал, а остатки выплеснул в помойное ведро.

Взглянув на часы, он подхватил поднос с бокалом, вышел из кухни и направился вдоль по коридору. Остановившись возле одной двери, он постучал.

— Петр? — спросил сонный голос.

— Да, Господин, — ответил Петр. — Ваш завтрак.

— А-а... заходи-заходи..., — обладатель голоса, видимо еще не совсем проснулся.

Петр вошел в спальню и поставил поднос на столик возле кровати.

— Приятного аппетита, Господин.

Откланялся, вышел из комнаты и заспешил далее по своим делам.