Изобретенное изгнание: «И многие из народов страны сделались иудействующими...»

"После того как еврейский народ был силой изгнан со своей земли, он хранил ей верность во всех странах рассеяния, молился и не оставлял надежды вернуться на свою землю и отстроить на ней национальное государство. Вследствие этой исторической и традиционной связи стремились евреи во всех поколениях вернуться и обосноваться на своей древней родине" (с) Декларация независимости, провозглашение государства Израиль (1948)

Израильтяне, даже незнакомые с вступительной частью собственной Декларации независимости, все же наверняка держали в руках пятидесятишекельную купюру с напечатанными на ней трогательными словами Шая Агнона, произнесенными на церемонии вручения Нобелевской премии. Прославленный писатель, точно так же как составители декларации и большинство израильских граждан, твердо знал, что «еврейская нация» была изгнана в 70 году н. э., после разрушения Второго храма, и с тех пор неустанно скиталась по миру, храня в своем сердце «двухтысячелетнюю надежду стать свободным народом» на своей древней родине.

...тщательное изучение исторического контекста, якобы породившего «второе изгнание» 70 года н. э., а также анализ понятия «диаспора» и характера его употребления в позднем иудаизме указывают, что его нынешняя национально-историческая интерпретация скроена из обрывочных эпизодов и различных элементов религиозной традиции. Только в такой форме она становится эффективным мифом, способным снабдить современных евреев идентификационными «этническими» чертами. Парадигма изгнания потребовалась для того, чтобы сформировать долгосрочную коллективную память, в рамках которой воображаемая изгнанная нация-раса оказывается прямым наследником предшествовавшего ей «библейского народа». Поскольку, как станет ясно позднее, миф об изгнании был создан христианской традицией и заимствован оттуда иудейским вероучением, он превратился со временем в неоспоримую истину, как всеобщую, так и национальную.

I. «Народ», изгнанный в 70-м году

Прежде всего следует отметить, что римляне вообще не изгоняли «народы». Добавим, что даже ассирийцы и вавилоняне (использовавшие изгнание как политическую меру) никогда не депортировали все завоеванное население. Сгонять с насиженных мест большие земледельческие народы, производившие сельскохозяйственную продукцию и платившие налоги, было чрезвычайно невыгодно.

-- тут проскипано про преувеличения Флафия в плане количества евреев, как живших, так и пострадавших в это время --

В ходе междоусобных войн между зелотами и их восстания против римлян Иудея перенесла страшное потрясение; кроме того, следует предположить, что разрушение Храма поначалу деморализовало местную культурную элиту. Вне всякого сомнения население Иерусалима и его окрестностей временно сократилось. Однако, как уже было сказано, изгнано оно не было, да и экономическое возрождение произошло довольно быстро. Археологические раскопки показывают, что описания разрушений, приводимые Флавием, преувеличены, и уже к концу I века н. э. многие пострадавшие города переживали впечатляющий подъем. Мало того, вскоре начался один из самых ярких и продуктивных периодов в истории еврейской религиозной культуры. К сожалению, мы мало что знаем о политической жизни этого периода.

Сходным образом сохранилось мало достоверных сведений о втором мессианском восстании, потрясшем Иудею во II веке н. э. ... Дион Кассий описывает трагическое завершение восстания Бар-Кохбы следующим образом: «Пятьдесят наилучших укрепленных городов и девятьсот восемьдесят пять превосходнейших деревень были полностью разрушены. Пятьсот восемьдесят тысяч человек погибли в ходе боев и налетов, бесчисленное множество умерло от голода, болезней и пожаров. Иудея почти целиком превратилась в пустыню...» .

Здесь также налицо характерные преувеличения (создается ощущение, что в числах, приводимых древними историками, всегда следует опускать один ноль), однако и в этом мрачном сообщении нет даже намека на насильственное переселение.

…широкие массы иудейского населения не были насильственно изгнаны со своей земли и в 135 году. Хотя римская провинция Иудея с этого момента (и впредь) стала называться Палестиной, в II веке н. э. большинство ее жителей продолжали составлять иудеи и самаритяне, причем спустя всего несколько десятилетий после подавления восстания экономика страны достигла процветания, и ее население начало быстро расти.

 

Откуда, в таком случае, взялся грандиозный миф об изгнании «еврейского народа» после разрушения Храма?

Хаим Милковский, исследователь из Бар-Иланского университета, доказал, проанализировав разнообразные танаические источники, что во II и III веках термин «диаспора» означал политическое порабощение, а не выселение из страны и что второе вовсе не вытекало из первого.

Другие раввинистические тексты признают лишь одну диаспору — вавилонскую, продолжавшуюся, по мнению многих авторов, и после разрушения Второго храма. Исраэль Яаков Юваль, историк из Иерусалимского университета, сделал еще один шаг вперед и продемонстрировал, что обновленный еврейский миф об изгнании оформился относительно поздно и был «побочным продуктом» свежего христианского мифа об изгнании евреев в наказание за распятие Иисуса и отказ принять его учение.

Действительно, источник антиеврейского дискурса о рассеянии можно найти уже у Юстина Мученика (Justinus), в середине III века объявившего выдворение всех обрезанных из Иерусалима после восстания Бар-Кохбы божественной коллективной карой. По его стопам пошли и другие христианские авторы, считавшие пребывание верующих иудеев вне пределов священной для них страны неизбежным следствием и неоспоримым доказательством их греховности. Начиная с IV века н. э. миф об изгнании начинает постепенно проникать в еврейскую традицию.

Однако только в Вавилонском Талмуде можно встретить высказывания, искусно объединяющие рассеяние с разрушением Второго храма. Следует помнить, что с VI века до н. э. в Вавилонии непрерывно существовала еврейская община, вовсе не стремившаяся «вернуться» в Сион (даже когда его контролировало государство Хасмонеев). Быть может, не случайно именно в Вавилонии после гибели Второго храма был старательно выстроен нарратив, связавший «новое разрушение» с «новым изгнанием» актом символического подражания («мимесис») древним деяниям. Катастрофа позволила осуществить религиозную рационализацию многовековых «стенаний на реках вавилонских», при том, что они текли не так уж далеко от Иерусалима.

После победы христианства в начале IV века и его превращения в официальную религию империи даже верующие евреи, проживавшие вне нее, примирились с логикой, рассматривающей рассеяние как ниспосланное свыше наказание. Связь между насильственным выселением и грехом, между разрушением Храма и рассеянием стала имманентной частью всевозможных объяснений всемирного распространения иудаизма. Корень мифа о «скитающемся еврее», расплачивающемся за свои поступки, лежал в христианско-иудейской вражде, переопределившей границы обеих религий в последующие столетия. Однако еще важнее другое: с этого момента понятие «диаспора» приобрело в еврейской традиции ярко выраженное метафизическое значение, смысл которого имел мало общего с тривиальным пребыванием людей вдали от своей родины.

Представление о генеалогической связи с изгнанниками из Иерусалима стало теперь таким же необходимым, как и принадлежность к «семени Авраама, Ицхака и Якова», поскольку без этого связь верующих иудеев с «избранным народом» утратила бы прочную основу. Тем не менее пребывание в «диаспоре» приобрело экзистенциальный характер, постепенно утрачивало территориальный аспект. Вообще говоря, еврей находился в «диаспоре» повсюду, даже в Святой земле.

Позднее, в каббалистическом учении, она стала основополагающей характеристикой самого Господа Бога, ибо он, присутствуя повсеместно, пребывает в перманентном «рассеянии».

 

Христианская концепция эпохи божественного милосердия, наступившей с временным воскрешением Иисуса, не была принята теми, кто упорно продолжал считать себя иудеями. По их мнению, мир все еще погружен в страдание, и его экзистенциальные муки будут продолжаться до прихода настоящего мессии. Следовательно, рассеяние — это своего рода религиозный катарсис, в определенной степени очищающий от грехов. Долгожданное избавление, антитеза жизни в диаспоре, наступит лишь в конце времен. Поэтому «рассеяние» — это не пребывание вдали от родины, а эпоха, предшествующая избавлению. Ожидаемое спасение настанет лишь с появлением царя-мессии из рода Давида, с окончательным возвращением в Иерусалим. Оно включает в себя воскрешение мертвых, которым также предстоит собраться в Святом городе.

Поэтому евреи «во всех поколениях» не слишком стремились вернуться на свою «древнюю родину», а те, кто все-таки возвращались, обычно осуждались большинством соплеменников как лжемессии. Разумеется, время от времени религиозным паломникам дозволялось посетить Иерусалим в индивидуальном порядке; кроме того, люди приезжали в Святой город, чтобы быть здесь похороненными. Однако еврейская коллективная эмиграция с целью наладить в Иерусалиме полноценную общинную жизнь не являлась частью иудейской религиозной фантазии...

Важные раввинистические постановления категорически запрещали любые попытки ускорить избавление, в том числе эмиграцию туда, откуда оно должно начаться в будущем.

W.: Интересная историко-религиозная справка, но по интересующей теме -- вообще ничего.

II. Диаспора без изгнания — сумеречная зона историографии

Большую часть рассказа о результатах восстания зелотов Грец, разумеется, позаимствовал у Иосифа Флавия, «слегка» преувеличив приводимые тем цифры. При этом он, не колеблясь, делает дополнительный шаг — приводит «информацию», отсутствующую у его первоисточника, укрепляя таким образом священную пару «разрушение-изгнание»:

«Так была уничтожена еврейская нация. Лишь малая ее часть осталась на родине, и эти обломки народа были растеряны и поражены при виде картины, представшей перед ними по окончании войны, в которой евреи сражались с удивительной доблестью, при виде разрушенного города и священного храма. Большая часть Иудеи была полностью опустошена, города и деревни превращены в груды развалин. Хватит ли сил у этих обломков, чтобы выжить?.. Неужели наступил конец многотысячелетнему существованию иудейской расы, а вместе с ним и еврейскому учению, которое уже заронило в сердцах людей семена морали и благочестия?».

 

...уже на этом этапе работы над книгой он косвенным образом создает метаобраз насильственного изгнания и последующих скитаний. Это впечатление многократно усиливается при чтении пассажей, в которых Грец описывает последствия восстания Бар-Кохбы, произошедшего спустя шестьдесят пять лет.

«Так были уничтожены все воины, все города и деревни, участвовавшие в восстании, были разрушены, и вся страна превратилась в пустыню в полном смысле этого слова... Пленных [разумеется], только женщин и детей, тысячами и десятками тысяч отправляли на невольничьи рынки в Хеврон и Газу, и число выставленных на продажу рабов было столь велико, что они продавались за бесценок. Оставшиеся же были переправлены в Египет, где им было суждено умереть от голода или утонуть в море. Посчастливилось лишь тем беженцам, которым удалось найти убежище в странах, расположенных у реки Евфрат или в Аравии... Израильская нация лежала как мертвое тело на пропитанных кровью полях смерти своей родины».

Важно отметить, что Грец нигде не говорит напрямую об изгнании целого народа. … У Шимона Дубнова также нет ни единого упоминания об изгнании. …

 

Барону было особенно важно (это хорошо увязывается со сказанным в предыдущей главе) избежать установления причинно-следственной связи (якобы существующей) между политическим упадком Иудеи и исчезновением еврейской «этнической нации». Историческому анализу Теодора Моммзена, Юлиуса Вельхаузена и других «гойских» историков, рассматривавших еврейские коллективы в эпоху после разрушения Иерусалима исключительно как религиозные общины, а не как единый народ, Барон решительно противопоставил тезис, утверждающий, что евреи со времен Навуходоносора вплоть до современной эпохи оставались особым этносом, характеристики которого «совершенно не соответствуют общим схемам национальных разграничений». Следовательно, евреи — народ с уникальным прошлым, несопоставимым с прошлым других народов.

Упоминавшийся выше национальный историк Ицхак Баер, изложив во вводной части к своему известному сочинению «Диаспора» сущность длительного пребывания в изгнании, высказывается затем следующим образом: «Разрушение Второго храма привело к углублению исторической раны и утрате национальных ценностей, которые оставалось лишь оплакивать, а именно: Храма и жертвоприношений, образа жизни, соответствующего правилам (сильно пострадавшей) культовой святости, национального самоуправления, Святой земли, исчезающей из-под ног народа» .

Если верить Баеру, Святая земля «исчезала из-под ног народа» несмотря на то, что еврейская «нация» не была изгнана из нее в ходе конкретного насильственного акта, хотя и лишилась на длительное время своего государства.

 

Изобретение «диаспоры без изгнания», начавшейся в VII веке н. э., то есть через шестьсот лет после разрушения Второго храма, не принадлежало Ицхаку Баеру единолично. Соавторами этого сенсационного открытия были другие национальные историки, прежде всего Бенцион Динур, друг и соратник Баера по историографическим баталиям.

Хотя никто не изгонял евреев посредством целенаправленного политического акта, это, не дай бог, не означает, что они ушли в диаспору по собственной воле. Динур серьезно опасался, что если будет признано, что евреи покинули свою страну по собственной инициативе, их современные притязания на нее окажутся менее обоснованными и оправданными. В своих сочинениях он долго маневрировал вокруг этой серьезной проблемы и спустя годы сформулировал окончательный и вроде бы самодостаточный исторический тезис:

«Всякое еврейское поселение в странах диаспоры берет свое начало в изгнании и было вызвано принуждением и насилием... Это не означает, что евреи оказались в большинстве стран рассеяния сразу же после разрушения Иерусалима как военнопленные, беженцы или изгнанники, выселенные из своей страны. Их путь от разрушенного Иерусалима до последнего места поселения в том или ином поколении был чрезвычайно долгим. На этом пути они делали многочисленные и продолжительные остановки. Но поскольку они приходили как беженцы, как изгнанники, как люди, ищущие защиты и прибежища, и поскольку разрушение их национального дома и вызвавшие его причины были общеизвестны, естественно, что те, в чьи двери они стучались, вполне удовлетворялись изложением первоначальных причин, вынудивших пришельцев прийти к ним. Зачастую и сами евреи предпочитали подчеркивать иудейский характер своего изгнания и старались не рассказывать, из какой последней точки в диаспоре прибыли, а ограничивались рассказом о самом начале или даже о начале начал».

Динур охотно адаптирует христианский, а позднее антисемитский миф о «скитающемся еврее», нигде не находящем пристанища. Поэтому он определяет еврейскую идентичность не как самосознание религиозного меньшинства, на протяжении столетий жившего в окружении других доминантных религиозных культур, то подавлявших его, то защищавших, а как набор характеристик обособленного национально-этнического коллектива, всегда находящегося в движении и обреченного на постоянные скитания. Только такое восприятие диаспоры может придать истории еврейского рассеяния «органическую» непрерывность, и только оно может объяснить и оправдать «возвращение нации на свою родину».

В книге Койфмана «Диаспора и чужбина» много говорится о «диаспоре» и о «нации», однако в ней нет ни малейшего намека на изгнание. Эта книга — одна из интереснейших попыток доказать, что на всем протяжении своей долгой жизни диаспоры евреи были упрямой и стойкой нацией, а не только множеством религиозных общин. Тем не менее в своем детальном анализе сущности еврейской диаспоры Койфман старается не затрагивать исторические обстоятельства возникновения «изолированного, необычного, рассеянного по свету коллектива», остававшегося, по его мнению, «народом» при любых обстоятельствах и невзирая на гонения.

Процесс «изгнания», этого основополагающего и ключевого события в «истории еврейского народа», должен был стать предметом десятков трудов. Поразительно: на эту тему до сих пор не было написано ни одного обстоятельного исследования.

«Общеизвестное и самоочевидное» стало аксиомой, не обсуждавшейся и никогда не подвергавшейся сомнению.

W.: Это, конечно, всё мило и интересно, и вообще очень важно, что именно изгнания евреев не было. Но по вопросу "были ли тогда евреи этносом" игнорируется напрочь. А суть-то -- в этом!

III. «Народ», покинувший страну не по своей воле

Одна из основных проблем, связанных с мифом о «разрушении-изгнании» и немало тревожившая аккуратистов, состояла в том общеизвестном факте, что многочисленные еврейские общины существовали за пределами Иудеи задолго до 70 года н. э.

...Уже Иосиф Флавий сообщал, что евреев в Персии так много, что невозможно установить их число.

…в 59 году до н. э. знаменитый римский оратор Цицерон (Cicero, 106-43 до н. э.) жаловался: «Каждый знает, как многочисленны эти люди, как спаянно они держатся и как влиятельны они на народных собраниях».

От Северной Африки до Армении, от Персии до Рима — повсюду росли и процветали иудейские общины, большей частью в крупных городах, но также и в небольших городках и даже в деревнях. Флавий, основываясь на трудах греческого историка и географа Страбона, пишет, что «этот народ уже проник во все города без исключения, и нелегко найти место в обитаемом мире, где нет этой расы (phylon) и где она не владычествует».

W.: Вот, вот! РАСЫ -- и опять молчок на главную тему!

Менахем Штерн, известный историк,.. подытожил долгую историографическую традицию таким образом: «Различные факторы способствовали как географическому расширению еврейской диаспоры, так и ее количественному росту: практика насильственных выселений с родной земли, политические и религиозные преследования в Иудее, перспективы, открывавшиеся в странах с быстро растущей экономикой, таких как Египет в III веке до н. э., а также случаи обращения в иудаизм, уходящие своими корнями в начальный период эпохи Второго храма и достигшие пика в I веке н. э.».

W.: А кто, как, когда и в каком кол-ве обращался?

…за всеми этими рассказами о диаспоре стыдливо скрывается представляющаяся неразрешимой проблема. Каким образом чисто земледельческий народ, никогда не обращавший взгляд в сторону моря и не создавший ни одной крупной империи, породил такое количество эмигрантов?

…жители Иудеи, как неоднократно подчеркивает Флавий, в большинстве своем не занимались торговлей; они были профессиональными земледельцами, накрепко привязанными к земле и родине…

Несколько тысяч или даже десятков тысяч иудейских эмигрантов не могли за два столетия произвести на свет миллионы верующих иудеев, рассеянных по всему культурному средиземноморскому региону. Древние времена, как уже отмечалось выше, не знали таких демографических всплесков; количество людей, способных прокормиться в городе или в деревне, как правило, оставалось почти неизменным и жестко ограниченным объемом сельскохозяйственного производства.

W.: Вот дальше вроде про обращение в иудаизм.

IV. «И устремятся к ней все народы...»

Обращение в иудаизм как один из факторов, объясняющих повсеместное присутствие верующих иудеев в Древнем мире задолго до разрушения Второго храма, входит почти во все нарративы, созданные донациональными и даже национальными историками . Однако эта центральная причина бурного распространении иудаизма неизменно трактуется как второстепенная... ее вытесняли со сцены такие «звезды» еврейской историографии, как изгнание, беженство, эмиграция и естественный рост населения. Эти последние представляли «рассеяние еврейского народа» в правильном «этническом» свете.

W.: Уже интереснее. Но тут надо учитывать, кто именно обращался в иудаизм -- что-то я иудеев-римлян особо не припоминаю.

Между эпохой Эзры в V веке до н. э. и восстанием Маккавеев во II веке простираются своего рода «темные века» иудейской истории. При изучении предшествующих эпох национальные историки опираются на библейский нарратив; более поздние времена оставили нам книги Маккавеев, а главное — подробные сведения, приводимые Иосифом Флавием в последней части «Иудейских древностей». Наши знания об этих «темных веках» крайне скудны, так как кроме немногочисленных археологических находок, отвлеченных (поздних) библейских книг, быть может, до какой-то степени отражающих эпоху своего создания, и обрывочного рассказа Флавия, у нас нет практически ничего. Судя по всему, община жителей Иудеи была в то время настолько мала, что когда любознательный Геродот посетил эти места в 40-х годах V века до н. э., он ухитрился ее вовсе не заметить.

В тексте Второисайи, в книгах Руфи и Ионы, а также в книге Юдифи (не вошедшей в канон), мы постоянно находим как прямые, так и косвенные призывы привлекать инородцев в лоно иудаизма и даже попытаться убедить весь мир принять «религию Моисея». Уже авторы книги пророка Исайи поставили перед еврейским монотеизмом универсальную цель: «И будет в последние дни, утвердится гора дома Господня как вершина гор и возвысится над холмами, и устремятся к ней все народы. И пойдут многие народы и скажут: давайте взойдем на гору Господню, в дом Бога Якова, чтобы научил он нас своим путям, и чтобы пошли мы стезями его» (Исайя 2: 2-3).

В отличие от склонного к терпимости политеизма, мирно относящегося к присутствию других богов, вера в единого Бога (как таковая) и отрицание пресловутой «множественности» постоянно побуждают верующих распространять усвоенный ими принцип божественной монополии.

Автор Псалмов с воодушевлением возглашает: «Все народы, рукоплещите, восклицайте Богу голосом ликования; ибо Господь Всевышний страшен, — великий Царь над всей землей» (Псалмы 47: 2-3)… Можно привести множество других цитат, доказывающих присутствие мощного миссионерского импульса в еврейском монотеизме — первом, обратившемся к другим народам.

W.: Вообще первом; или я чего-то не знаю?

Авраам, Ицхак, Иосиф, Моисей, Давид и Соломон представлены как большие любители иноплеменных женщин, вовсе не заботившиеся об обращении дам своего сердца в иудаизм. Авраам преспокойно жил с Агарью, пока она не была изгнана по настоянию Сары, Иосиф женился на египтянке Аснат, Моисей взял в жены мидьянитку Ципору, а Давид — принцессу из Гешура, известный сластолюбец Соломон не брезговал идумейками, сидонянками, аммонитянками, моавитянками и т. д. В те времена, когда создавались эти сюжеты, будь то персидский период или эллинистическая эпоха, религиозная и общинная принадлежность новорожденных, как известно, еще не определялась в соответствии с происхождением матери, так что, судя по всему, оно не слишком заботило анонимных библейских авторов.

Древнейшее внебиблейское свидетельство о полном или частичном принятии иудаизма содержится в документах, обнаруженных в древнем (шумерском) городе Ниппур и относящихся к персидскому периоду. Многие из появляющихся в них отцовских имен — типично вавилонские, в то же время некоторые из их детей носят бесспорные иудейские имена. Даже если верно, что некоторые евреи носили тогда иностранные имена (самые известные примеры — Зерубавель бен Шалтиэль и Мордехай-иудей), тенденция называть детей прозелитов (то есть новообращенных во втором поколении) иудейскими именами была не просто модой. По-видимому, на относительно раннем историческом этапе она свидетельствует о факте перемены религии. Сходное явление обнаруживается и в папирусах с острова Йев. Здесь многие родители носят египетские имена, а их дети — чаще всего иудейские. В данном случае «прозелитическая» гипотеза еще более обоснована, поскольку эмигранты из Иудеи никогда не носили египетских имен. Кроме того, эти папирусы рассказывают об «ивритизации» имен, принадлежавших взрослым людям, а также о браках с иноверцами и иноверками, становившимися затем частью растущей общины. При этом не следует забывать, что религия жителей Йева еще не была чистым монотеизмом; кроме того, они не были знакомы с библейскими книгами

...в завершающей части легенды о победе Мордехая и царицы Эсфирь над Аманом Агагиянином в далеком Персидском царстве появляются следующие знаменитые строки: «И многие из народов страны сделались иудеями, потому что напал на них страх пред иудеями» (Эсфирь, 8: 17). Это единственное место в Библии, где встречается термин «сделались иудеями». Декларация массового обращения в иудаизм, да еще не в конце времен, а прямо сегодня, свидетельствует о возросшей уверенности в себе молодого иудейского монотеизма.

W.: А вот это уже очень интересно. К сожалению, этнических данных по "многим из народов" нет. Вполне вероятно, что речь идёт не о этносах, а о всего лишь племенах, и тут очень интересен вопрос этнической схожести/разницы этих племён. Но автор -- молчок по этой важной теме.

Докторская диссертация Уриэля Раппопорта, завершенная в 1965 году и, к большому сожалению, так и не опубликованная (хотя ее автор впоследствии стал известным историком эпохи Второго храма), была первой работой, вышедшей за рамки сложившейся историографической парадигмы и попытавшейся (безуспешно) обратить внимание израильских исследователей на феномен массового обращения в иудаизм. Раппопорт, в отличие от этнонационалистических историков, не побоялся заявить в заключительной части своей блестящей диссертации, что «усиление иудаизма в Древнем мире — из-за своих гигантских масштабов — не может быть объяснено естественным приростом населения, эмиграцией из родной страны или как-либо иначе без учета массового притока новообращенных».

Если пропаганда религии началась уже на исходе персидской эпохи, то с воцарением Хасмонеев она превратилась в официальную государственную политику. Хасмонеи были первыми, кто своими руками «создал» множество иудеев и «народную массу».

V. Хасмонеи навязывают иудаизм своим соседям

Примерно тогда же, когда греческое сознание постепенно освобождалось от узких рамок идентичности, естественных для древних полисов (городов-государств), изоляционистский иудаизм Эзры сбрасывал с себя «кожуру» прежних «эксклюзивных» границ.

Иерусалим стал до некоторой степени чем-то вроде космополитического полиса, однако гораздо сильнее восприняли греческие веяния при-морские города Иудеи. Аристократия, земельная и религиозная, эллинизировалась и взяла себе престижные греческие имена. Реконструированный (позднее) Иродом Иерусалимский храм приобрел ярко выраженные греческие архитектонические черты. Даже церемония пасхального седера, играющая центральную роль в иудаизме, была оформлена спустя многие годы, уже после разрушения Храма, как «симпозиум», то есть греческий пир

Восстание против «нечестивых» религиозных практик было реальным, а глубокая ненависть Маккавеев и их приверженцев к язычеству имела историческое значение. Можно также с осторожностью предположить, что оставившая Иерусалим полная религиозной веры семья священника Маттитьягу была чисто еврейской — об этом свидетельствуют имена его сыновей. Однако государство Хасмонеев, созданное после успешного религиозного восстания, было ничуть не более национальным, чем царство Иосии пятью столетиями ранее. Политическое образование, в котором деревенские жители говорят на ином языке, нежели городские, и обе эти группы населения не имеют общего языка с представителями административного аппарата, никоим образом не является национальным.

Во II веке до н. э. в деревнях все еще были распространены различные диалекты иврита или арамейского языка, большинство торговцев общались между собой на греческом, а политические и интеллектуальные элиты в Иерусалиме разговаривали и писали в основном на арамейском . Не существовало единого светского культурного пространства, общего для различных групп подданных и государственной власти, и ни один правитель не был настолько «национальным», чтобы хотя бы стремиться создать такую культуру.

…государство Хасмонеев было первой настоящей иудейской монотеистической монархией, оставаясь при этом типичным эллинистическим образованием. Здесь нет никакого противоречия. Более того, специфический иудейский характер Хасмонейского царства может быть понят лишь в контексте поглощавшего его эллинизма. Разумеется, это государство еще не знало талмудических заповедей, позднее составивших ядро раввинистического иудаизма. Однако властная основа Хасмонейского режима, несомненно, контролировалась жестким монотеизмом, что и наделяло ее культурным своеобразием.

 

Как это ни странно (и парадоксально) звучит, восстание Маккавеев искоренило в Иудее не эллинизм, а «лишь» его языческую составляющую. В то время никто (в том числе и повстанцы) не имел настоящего представления о границах «аутентичной» еврейской культуры, не было и адекватных интеллектуальных инструментов, позволяющих на системном уровне противопо¬ставить еврейскую культуру эллинистической. Историческое описание, предполагающее что-то подобное, представляет собой ретроспективную фантазию, навеянную типичными национальными эмоциями современной эпохи, однако не имеющую смысла в Древнем мире. Необходимо понять, что Хасмонеи и созданный ими аппарат власти были жесточайшими «монотеистами» и в то же время типичнейшими «эллинистами». Чрезвычайно символическим является тот факт, что в ходе археологических раскопок объектов Хасмонейского периода обнаруживаются скромные «миквы» — бассейны для ритуальных омовений, бок о бок с роскошными и просторными банями.

Возможно, впервые в истории мы становимся свидетелями того, как монотеистическая религия сливается с политической властью — верховным правителем стал первосвященник. Так же как большинство властных вариантов веры в единого Бога, которые в будущем станут политической силой, теократический режим Хасмонеев прибегал к насилию не только ради территориальных приобретений, но и для того, чтобы расширить иудейскую общину. Теперь, когда перед всеми жителями огромного региона открылась историческая возможность культурной эллинизации, приобщение к иудаизму также стало само собой разумеющейся практикой; иными словами, прорыв барьеров осуществлялся в обоих направлениях. Эллинизм привнес в иудаизм жизненно важный элемент антиплеменной универсальности и тем самым пробудил в иудейских правителях «аппетит» к обращению в иудаизм больших масс иноверцев; эти правители «забыли» об «эксклюзивных» заповедях, содержащихся во Второзаконии и в книге Иисуса Навина. В той же мере, в какой Хасмонейские правители не претендовали на происхождение от царя Давида, они не считали необходимым и подражать Иегошуа, легендарному завоевателю Ханаана.

В 125 году до н. э. Йоханан Гиркан захватил Идумею, область, простиравшуюся на юг от Бейт-Цура и Эйн Геди до Беэр-Шевы и дальше, и насильственно обратил ее жителей в иудаизм. … С этого момента можно смело рассматривать идумейский «народ» как неотъемлемую часть еврейского «народа».

Именно здесь впервые отчетливо видно начало перехода от «культуры Иудеи» (то есть от культурно-языкового и географического явления) к «иудаизму» — понятию, характеризующему религиозную цивилизацию совершенно нового типа. Этот процесс будет развиваться с нарастающей интенсивностью, пока не достигнет своего апогея в II веке н. э.

 

Разумеется, невозможно предположить, что все идумейские крестьяне и пастухи в одночасье стали убежденными монотеистами. Скорее всего, ими не были и многие иудейские земледельцы. Однако нет почти никаких сомнений в том, что высшие и средние слои идумейского населения безоговорочно приняли Моисееву религию и таким образом стали интегральной частью народа Иудеи.

Флавий цитирует Страбона: «Этот человек был честен и принес иудеям большую пользу, потому что расширил область иудейскую и присоединил к народу часть итурейцев, привязав их обрядом обрезания».

W.: Увы, но везде расовое отношение упоминаемых племён остаётся за кадром.

Приверженцы эллинизма, гордившиеся своей культурой, могли принять иудаизм по собственной воле, как поступили многие жители Средиземноморья, однако резко противились насильственной смене религии в духе Хасмонеев, в частности потому, что это означало бы утрату политических и экономических привилегий, предоставленных им греческими полисами. Флавий сообщает, что город Пелла «Александр разрушил до основания, так как жители не согласились заменить обычаи своих отцов иудейскими обычаями» . Известно, что он разрушил и другие эллинистические города — Самарию, Газу и Гадару.

Уже его отцу Гиркану пришлось столкнуться с нестандартной проблемой обращения в иудаизм. Захватив в ш (или в ю8) году до н. э. территорию Самарии, он не сумел насильно обратить в иудаизм самаритян, многие из которых, как известно, являлись потомками древних израильтян. К тому времени самаритяне были ярыми монотеистами: они избегали любых проявлений идолопоклонства, соблюдали святость субботы и совершали обрезание. Но, к великому сожалению, с ними было запрещено вступать в брак, их молитвы несколько отличались от иудейских, и к тому же они упорно хотели осуществлять богослужения в своем собственном храме. Поэтому Гиркан решил разрушить Шхем (Сихем), центральный самарийский город, а храм, расположенный неподалеку, на горе Гризим, стер с лица земли.

...день разрушения Самарийского храма, стал в древней еврейской традиции праздничной датой. Как указывает Трактат о постах (Таанит), в этот день запрещено поститься и оплакивать мертвых. Еврейское национальное сознание бережно хранит память о еврейском «Тите», разрушителе Самарийского храма: во многих нынешних израильских городах есть улицы, гордо носящие имя Йоханана Гиркана, победоносного священника из дома Хасмонеев.

W.: А вот это уже интересно: были, значит, именно местные племена, при этом даже монотеистические и обрезающиеся, просто немного с другой религией, которых и обращали в иудаизм.

VI. От эллинистического мира до Месопотамии

Массовые обращения в иудаизм в Хасмонейском государстве были лишь частным случаем гораздо более значительного явления, начавшегося в II веке до н. э. Миссионерский иудейский монотеизм стремительно ворвался в языческий мир, находившийся на ранней стадии переоценки своих верований и ценностей, и стал одним из главных факторов, подготовивших почву для будущей великой христианской революции. Хотя иудаизм на тот момент еще не имел профессионального миссионерского механизма (вроде созданного в недалеком будущем христианским младшим братом), его встреча с такими философскими школами, как стоицизм или эпикурейство, породила бурную и многообразную литературу, ясно свидетельствующую о стремлении привлечь новых адептов.

…полная версия Библии создавалась на протяжении долгих лет многочисленными еврейскими учеными. Однако самый факт осуществления столь масштабного проекта говорит о зарождении сущностного симбиоза между иудаизмом и эллинизмом и о превращении первого в ярко выраженную многоязычную религию.

…значение иллюстрируется следующими словами Филона Александрийского…: «Поэтому по сей день ежегодно устраиваются праздник и торжественное собрание на острове Фарос [где, согласно традиции, была создана Септуагинта], куда приплывают во множестве не только иудеи, но и иноверцы, чтобы почтить место, где впервые воссиял перевод, и возблагодарить Бога за это вечно возобновляющееся благодеяние... Настолько любезны наши законы всем без исключения, простым людям вместе с правителями... Всякий, по моему мнению, оставит прежний образ жизни, отбросит обычаи предков и будет следовать одним этим законам, прославляя их, ибо, когда они воссияют заодно с процветанием народа (ethnos), они затмят все остальные законы, как восходящее солнце затмевает звезды».

W.: Кстати, да: Септуагинта переведена ДО даты рождения Иисуса, это Ветхий Завет, т.е. прозелетизм для не знающих иврит имел место задолго до.

Следует отметить, что Филон постоянно пользовался словом «ethnos», в то время как Флавий писал «phylon» или «phyle». Это указывает, что уже на этом этапе иудеи представляли собой расширяющееся культовое сообщество, а не закрытую группу, объединенную общим происхождением своих членов. В любом случае, речь не идет о коллективе, даже отдаленно напоминающем «нацию» в современном смысле слова. Для александрийского философа обращение в иудаизм — логичный, достойный поощрения процесс, демографически укрепляющий его «народ», то есть «этнос».

W.: Тут всё сложно (с). В современности-то на тему "что такое этнос" есть множество мнений, а уж через столько веков говорить о тождественности смыслов надо аккуратно. Про "иудеи представляли собой расширяющееся культовое сообщество" -- обосновано, ОК. Но пот почему это резко отрицается общее происхождение? Да, группа явно не закрытая, но этнос "шире" племени, он как раз формируется из племён. Т.е. вполне возможно, что и Филон, и Флавий оперировали племенами, а их этих племён как раз формировался этнос на основе общей религии. Вопрос же родственности этих племён остаётся "за кадром", увы. Если они все были семитскими -- имеем нормальное формирование этноса (вопрос "откуда же взялись ашкенази и фаллаши" более поздний, но крайне важный). А если сразу объединялись в иудаизм и, скажем, эллины массово -- совсем другое дело. Но я такого не знаю, и автор тоже про такое не пишет.

«Перевод семидесяти» стал начальной стартовой площадкой для еврейской религиозной пропаганды… «Послание Аристея», рассказывающее непосредственно об этом переводе, было написано по-гречески религиозным иудеем из Александрии еще в III веке до н. э.

… Пересказав легенду о создании перевода, «Послание Аристея» переходит к атаке на идолопоклонство и к восхвалению иудейской веры, причем в особой аллегорической форме. Например, перечисляя основные принципы иудейской веры, автор не упоминает заповедь обрезания, чтобы не оттолкнуть необрезанных читателей. Вместо этого он дает идеализированное или даже фантастическое описание Иерусалима и находящегося в нем Храма. В тексте беспрерывно появляются еврейские ученые, превосходящие мудростью греческих философов-идолопоклонников. Однако, парадоксальным образом, их превосходство базируется на принципах, изобретенных греческой мыслью, и иногда создается впечатление, что неизвестный автор владеет ею лучше, чем Пятикнижием.

Сходная риторика присутствует и в сочинении, названном «Третья книга Сивиллы» (Sibylla) (II век до н. э). …Пропаганда иудаизма маскируется здесь высокопарными стихами, якобы принадлежащими известной из греческой традиции прорицательнице — ещё один решительный шаг к полному растворению в эллинистической среде. … Языческая вера низменна и позорна, в то время как иудаизм — учение, несущее справедливость, братство и милосердие.

Сочинение «Премудрость Соломона», написанное, по-видимому, в начале I века до н. э., также демонстрирует связь между охватившим египетские иудейские общины стремлением к массовому обращению иноверцев и жаждой распространения иудаизма, завладевшей правителями Иудеи. Первая часть этого сочинения, написанная на иврите в форме пророческого видения, была создана в Иудее, а вторая, более философская и написанная по-гречески, — александрийского происхождения. «Премудрость Соломона» также насмехается над культами животных; пренебрежительное отношение к поклонению статуям и изображениям является центральной темой опуса. Как и в «Третьей книге Сивиллы», многобожие здесь неразрывно связано с прелюбодеянием и другими аморальными и неэтичными действиями, за которые его приверженцам, в конечном счете, придется дорого заплатить. И в этом сочинении объекты религиозной пропаганды — неевреи, в основном правители и цари, а его риторика является стопроцентно эллинистической. Учение о стоическом логосе вкладывается в уста мудрого Соломона, впрочем, как и некоторые хорошо известные изречения Платона.

Флавий, живший поколением позже Филона Александрийского, в I веке н. э. ... Книги Флавия не только прославляют иудаизм, но и имеют откровенно миссионерский характер. В сочинении «Против Апиона», откуда взята вышеприведенная цитата, он с гордостью рассказывает: «Многие из них [эллинов] приняли наше вероучение, но лишь некоторые остались ему верны, другие же, не выдержав бремени наших законов, вернулись на старый путь». ... Флавий, не колеблясь, хвастливо утверждает, что Библия является истоком греческой мудрости, и что Пифагор и Платон узнали о Боге от Моисея. По его мнению, одной из причин враждебного отношения к евреям является то обстоятельство, что они служат «примером для многих».

W.: Интересно. Однако не приводится конкретных данных, как и в каком количестве эллины переходили в иудаизм, а Флавий явно неадекватен, раз такое пишет про Пифагора. Хотелось бы данных из другого источника.

В Дамаске, процветающем эллинистическом центре, уступавшем по своей значимости лишь Александрии, приток прозелитов был даже большим, чем в Египте. В «Иудейской войне» Флавий сообщает, что когда жители города собрались перебить местных евреев, они долго не решались осуществить свой замысел, поскольку «боялись своих собственных жен, которые почти все исповедовали иудейскую веру, и поэтому более всего беспокоились, как бы скрыть свои приготовления от них».

W.: Забавно, что тема еврейских жён и государственной безопасности была актуальна уже тогда.

Популярность иудаизма на рубеже новой эры распространилась за пределы Средиземноморья. В «Иудейских древностях» Флавий приводит удивительный рассказ о переходе в иудаизм в I веке н. э. правителей государства Адиабена (Hadyab). Поскольку этот случай обращения в иудаизм упоминается и в других источниках, почти не приходится сомневаться в том, что рассказ Флавия, хотя бы в общих чертах, соответствует действительности.

Адиабена стала первым государством-прозелитом за пределами Иудеи, но отнюдь не последним. Нет у нее монополии и на другое достижение — создание влиятельной иудейской общины, сохранившейся вплоть до Нового времени.

W.: Наконец-то началось обсуждение чего-то по делу. К сожалению, источники однобокие. Было бы интересно понять, что так привлекало в иудаизме эллинов?

VII. Прозелетизм в тени Рима

...завоевания Александра положили начало образованию открытого эллинистического пространства, то разрастание Рима и расширение его гигантской империи завершили этот процесс. Отныне все культурные миры, существовавшие на берегах Средиземного моря, оказались вовлеченными в общий динамический процесс, сильно смешавший их между собой и вдобавок породивший в них совершенно новые явления. Различные приморские регионы существенно сблизились, и коммуникации между Западным и Восточным Средиземноморьем стали гораздо более простыми и быстрыми. Образование этой культурной вселенной открыло новые перспективы для распространения иудаизма. И действительно, вскоре он значительно укрепился: в период его расцвета «религию Моисея» исповедовали от 7 до 8% всех жителей империи, в основном горожане. Термин «иудеи» перестал обозначать исключительно (или даже в основном) обитателей Иудеи; он стал относиться и к массе прозелитов и их потомков.

В начале III века н. э., когда число иудеев в Средиземноморье достигло апогея, Дион Кассий высказался по поводу этого исторического явления весьма категорично: «Я не знаю, откуда про-изошло это название [иудеи], однако оно обозначает людей, живущих по общим законам, даже если они происходят от разных народов».

Христианский теолог Ориген (Origenes), живший примерно в то же время, писал: «Термин "иудеи" (loudaios) обозначает не этнос, а выбор [определенного образа жизни]. Человек, не принадлежащий к иудейскому племени, однако принявший его обычаи и обратившийся в иудаизм, без всяких оговорок будет именоваться иудеем».

 

W.: Вот наконец-то по делу! Отлично; но не понятно, что подразумевалось под "народами". Скорее всего, это ещё не этносы, а именно отдельные народы, которые потом могли образовать этнос. Вот вы много слышали свидетельств о том, чтобы римляне массово переходили в иудаизм? А если иудаизм объединял разные семитские племена -- то именно так этнос и образовывался.

Проблема в том, что к евреям относят и явных европеоидов (ашкенази), и негроидов (фаллаши), помимо семитов.

Римляне, в большинстве своем закоренелые политеисты, терпимо относились к чужим верованиям, включая иудаизм, официально признанный ими легитимной религией (religio licita). Тем не менее они не понимали и не принимали монотеистический принцип исключительности божества и еще менее того — упорное стремление иудеев побудить иноверцев сменить религию и отказаться от веры и обычаев своих предков. Правда, в течение долгого времени переход в иудаизм не считался преступлением, однако было известно, что любой прозелит отказывается от верности государственным богам, а такая «измена» трактовалась как угроза существующему политическому порядку.

Согласно Валерию Максиму (Valerius Maximus), жившему в эпоху императора Августа, уже в 139 году до н. э. из Рима были высланы на родину иудеи и астрологи за то, что «пытались повлиять на умы римлян отправлением культа Юпитера Сабазия». ... Относительно термина «Юпитер Сабазий» также существуют разные мнения. Возможно, речь идет о каком-то иудеоязыческом синкретическом культе. Однако куда вероятнее, что Юпитер — это просто обозначение иудейского «Бога», а под Сабазием подразумевается Саваоф (от «цеваот» — воинство) или Шабат (суббота).

Это был не единственный случай изгнания иудеев из Рима за миссионерскую деятельность. В 19 году н. э., во время правления императора Тиберия, иудеи, а также приверженцы иных культов были высланы из столицы, причем на этот раз число изгнанных оказалось довольно значительным. Тацит в своих «Анналах» сообщает: «По решению Сената четыре тысячи зараженных этими суевериями вольноотпущенников были отправлены в Сардинию». Участникам «нечестивых обрядов», не принадлежавшим к сословию вольноотпущенников, было предписано покинуть Италию . Схожие рассказы мы находим и у других историков. Светоний (Suetonius, 69/75-130) добавляет, что Тиберий удалил из города и тех, кто «придерживался сходных [с иудеями] мнений» , то есть иудействующих неевреев. Дион Кассий позднее писал, что «поскольку в Риме собрались огром¬ные массы иудеев, побуждавших местное население перенять их образ жизни, он [Тиберий] изгнал большинство из них» .

W.: Вот опять же: а этнически вольноотпущенники кем были?

Сенека (Seneca, 4 до н. э. — 65 н. э.) считал иудеев проклятием, поскольку их обычаи «приобрели огромное влияние и распространились по всему миру; побежденные навязали свои законы победителям».

Историк Тацит, не особенно любивший иудеев, еще сильнее ненавидел «иудействующих». Он писал с нескрываемым возмущением: «Все низкие негодяи, презревшие веру отцов, издавна приносили им ценности и деньги, отчего и выросло богатство этого народа... Они и обрезание ввели, чтобы отличать своих от всех прочих. Те, кто перенимают их обычаи, тоже поступают таким образом и прежде всего должны воспылать презрением к своим богам, отречься от родины, отказаться от родителей, детей и братьев».

Кроме того, следует помнить, что иудаизм порождал чувство принадлежности к общине, которого так не хватало жителям непрерывно расширяющейся империи, расшатывавшей и разрушавшей старые идентичности и традиции. Разумеется, было непросто приспособиться к новой системе заповедей, однако присоединение к святому, избранному народу давало прозелитам бесценное ощущение своей особенности, вознаграждавшее за старания. Чрезвычайно интересным является здесь гендерный аспект: как правило, именно женщины были авангардом широкого прозелитского движения.

В упомянутом выше рассказе Флавия о Дамаске говорилось, что иудаизм был чрезвычайно популярен среди женщин города; мы помним также, что царица Елена сыграла центральную роль в истории принятия иудаизма адиабенской царской династией. Совсем не случайно в Новом Завете Савл из Тарса, он же Павел, взял в ученики человека, у «которого мать была Иудеянка уверовавшая, а отец Еллин». И в Риме именно женщины легче всего принимали закон Моисея. Поэт Марциал (Martialis), прибывший в столицу империи с Иберийского полуострова, в своих «Эпиграммах» насмехается над женщинами, соблюдающими субботу. В эпиграфических материалах из еврейских катакомб Рима упоминается не меньше женщин-прозелиток, чем мужчин-прозелитов. Особо примечательной является надпись, посвященная Ветурии Пауле (Veturia Paulla), основавшей две синагоги и после обращения в иудаизм ставшей Сарой. Фульвия, из-за которой, по утверждению Флавия, в 19 году н. э. иудеи были изгнаны из Рима, также полностью обратилась в иудаизм. Помпония Грецина (Pomponia Graecina), жена Авла Плавтия, знаменитого военачальника, покорившего Британию, была предана суду и изгнана мужем за приверженность иудейской (быть может, христианской) религии. Императрица Поппея Сабина (Poppea Sabina), вторая жена Нерона, тяготела к иудаизму и не скрывала этого. Эти знатные женщины, как и многие другие, распространяли иудейскую веру в высших слоях римского общества. Существуют данные, свидетельствующие о том, что иудаизм был популярен и в низших слоях городского общества, например среди солдат и вольноотпущенников. Из столицы он проник и на покоренные римлянами европейские территории, в частности в южную Галлию, в Испанию, а также в славянские и германские земли.

W.: Так понятнее. Действительно, женщины более религиозны, и могли влиять на воспитание своих детей.

…женщинам не нужно было проходить обряд обрезания, отталкивавший многих мужчин-прозелитов. Кроме того, во II веке н. э. император Антоний Пий (Antonins Pius, 86-161) отменил декрет Адриана, запрещавший проведение этого обряда, и разрешил евреям производить обрезание своим детям. Однако, желая остановить приток новообращенных, он оставил в силе запрет обрезать младенцев нееврейского происхождения. Это была дополнительная причина, по которой наряду с прозелитами, то есть теми, кто полностью переходил в иудаизм, существовала еще одна (промежуточная) категория людей, называвшихся «богобоязненными».

Именно эти люди, по существу, полупрозелиты, и населяли все более расширяющуюся периферию иудейского мира. Они участвовали в культовых церемониях и собирались в синагогах, однако исполняли далеко не все религиозные заповеди. Флавий неоднократно упоминает таких полупрозелитов и, в частности, называет Поппею, жену императора Нерона, «богобоязненной». Кроме того, этот термин появляется в многочисленных надписях, найденных в развалинах синагог того времени и в римских катакомбах. Новый Завет также подтверждает массовое присутствие в иудейской среде полупрозелитов: «В Иерусалиме же находились Иудеи, люди набожные, из всякого народа под небом» (Деяния апостолов 2: 5). Прибыв в Антиохию, Павел вошел в синагогу в разгар субботы и начал свою проповедь следующими словами: «Мужи Израильтяне и боящиеся Бога! Послушайте...» (Деяния апостолов 13: 16). Если кто-то из его слушателей и удивился такому разграничению, последующие слова разъяснили его смысл: «Мужи братия, дети рода Авраамова и боящиеся Бога между вами! Вам послано слово спасения сего» (Деяния апостолов 13: 26). Далее текст рассказывает, что «когда же собрание было распущено, то многие Иудеи и чтители Бога, обращенные из язычников, последовали за Павлом и Варнавою» (Деяния апостолов 13:43).

Именно в «серой области» между колеблющимся язычеством, частичной приверженностью иудаизму и полным его принятием прокладывало себе дорогу христианство. На широкой волне поднимающегося иудейского монотеизма и расцветших вокруг него многообразных синкретических культов сформировалось новое, более открытое и гибкое вероучение, умевшее достойно принять каждого, кто обратился к нему. Поистине удивительно, до какой степени последователи Иисуса, авторы Нового Завета, осознавали характер различий между двумя миссионерскими моделями, жестоко соперничавшими, но постепенно все дальше уходившими друг от друга.

W.: Вот чего бы сразу так не написать? Тогда понятнее: присоединялись, по сути, к общине, а не к религии.

VIII. Прозелитизм в раввинистической традиции

Мы уже видели, что на протяжении целой эпохи — от иудейско-эллинистических авторов II века до н. э. до Филона Александрийского в начале I веке н. э., — распространение иудаизма не только всячески приветствовалось, но и было «сверхзадачей» произведений этих писателей.

Но если пространство между Сионом и Александрией породило универсальную религию, то на территории, простиравшейся между Иудеей и Вавилоном, сформировался фарисейский иудаизм, определивший религиозные принципы и культовые правила для последующих поколений иудеев.

...высказывание рава Элазара: «Лишь для того рассеял Святой, благословен Он, Израиль среди народов, чтобы к нему присоединились прозелиты» (Псахим 876). Другими словами, тяготы «диаспоры» и оторванность от Святой земли потребовались лишь для того, чтобы иудейская религиозная община пополнилась новыми адептами и укрепилась.

W.: При этом обособились фарисеи, которые были за замкнутость, но прозелетизм продолжнался.

…осторожный подход к прозелитизму был обусловлен не столько сопротивлением язычников, сколько распространением христианства, воспринимавшегося как вопиющая ересь. Окончательная победа христианства в IV веке н. э. навсегда охладила иудейский миссионерский пыл в основных культурных центрах, а впоследствии породила стремление вытравить из истории саму память о нем.

Мишна, оба Талмуда и мидраши изобилуют высказываниями и дискуссиями, единственное назначение которых — убедить широкие слои иудейских общин принимать в свои ряды прозелитов и относиться к ним как к равным.

Свидетельство о том, что обращение в иудаизм широко практиковалось в период таннаев, можно найти в книге «Песнь Песней Раба» (комментарий к библейской «Песне Песней»): «Когда мудрец проповедует, обращается множество прозелитов». В разделе Мидраш Раба, посвященном книге «Экклезиаст», обнаруживается еще одно свидетельство массового притока новообращенных: «Все реки текут в море, но море не переполняется. Так все прозелиты приходят к одному лишь Израилю, и никогда не убывает число его сынов». Существует немало сходных изречений, подчеркивающих стремление многочисленных язычников перейти в иудаизм.

«Сыну прозелита не говори: помни дела твоих предков» (Мишна «Бава Мециа» 4: ю). В «Тосефте» к трактату «Бава Мециа» сказано: «Увидев, что прозелит пришел учить Тору, не говори: смотрите, кто пришел, — тот, кто ел падаль, скверну и ползучую нечисть». В «Тосефте» содержатся, например, такие постановления: «Тому, кто привел хотя бы одно существо под крылья Шехины , зачтется, как если бы он его создал, оформил и произвел на свет».

И Иерусалимский, и Вавилонский Талмуд пестрят высказываниями, проникнутыми симпатией к прозелитам. Вместе с тем в них можно отыскать и многочисленные пассажи, высмеивающие прозелитов, а также содержащие подозрения и опасения по поводу чрезмерного сближения с неевреями: «Рабби Элиэзер бен Яаков сказал: поскольку у прозелитов дурные наклонности, Писание многократно предостерегает от них»; «Беды одна за другой падут на головы тех, кто принимает прозелитов»; «Прозелиты и забавляющиеся с детьми отдаляют приход мессии» и т. д. В некоторых источниках обнаруживаются попытки установить иерархические отношения между евреями «от рождения» и прозелитами. Несмотря на все это, по мнению большинства исследователей, число и влияние мудрецов, одобрявших и поощрявших обращение в иудаизм, неизменно значительно превосходили число и влияние тех, кто его осуждал. Не исключено также, что за пределами Иудеи отношение к этому вопросу было более либеральным.

Талмуд излагает дискуссию о том, как именно должен происходить процесс обращения иноплеменника в иудаизм. Некоторые мудрецы утверждали, что достаточно пройти обряд обрезания, другие настаивали на том, что ритуальное омовение важнее. В итоге было решено, что оба эти действия являются необходимыми условиями обращения мужчины в иудейскую веру, в дополнение к третьей заповеди об определенном жертвоприношении, отмененной с разрушением Храма. Нам известно, что обращение при посредстве обрезания практиковалось задолго до введения обряда омовения. Флавий и Филон, к примеру, еще не говорят об омовении как о непременном условии перехода в иудаизм; из этого следует, что оно вошло в иудейский культ относительно поздно. Интереснейшим аспектом взаимоотношений между раввинистическим иудаизмом и павлианским христианством является тот факт, что обряд омовения возник в них примерно в одно и то же время и навсегда остался едва ли не единственным общим для этих отмежевавшихся друг от друга религий культовым явлением.

Судя по всем признакам, поражение восстания зелотов (66-70 годы н. э.) не остановило мощный приток новообращенных, начавшийся за двести лет до этого после восстания Маккавеев. Однако провал обеих мессианских попыток бросить вызов греческому и римскому политеизму — вооруженный бунт иудейских общин южного побережья Средиземного моря в 115-117 годах и восстание Бар-Кохбы в 131-135 годах н. э. — привел к постепенному ослаблению иудаизма. Приобщение к иудейской вере замедлилось, ряды ее приверженцев заметно поредели; иудейский прозелитизм уступил место миролюбивой стратегии «завоевания мира», взятой на вооружение христианской «религией любви».

Начиная с III века н. э., численность иудейского населения в Средиземноморье стала медленно сокращаться. Впрочем, в Иудее, в Вавилонии и, возможно, в западной части Северной Африки она оставалась более или менее стабильной вплоть до появления ислама. Уменьшение числа иудеев было вызвано (в основном) не гибелью многих из них в ходе неудачных восстаний и уж наверняка не возвращением к язычеству. Его главная причина — массовый переход в христианство. А когда, уже в IV веке н. э., христианство стало религией власти, распространению иудаизма вширь, казалось, был подписан смертный приговор.

Стоит проследить за декретами императора Константина I (Constantinus, 272-337) и его преемников, прежде всего чтобы убедиться, насколько деятельным, невзирая на постепенное ослабление, оставался иудейский прозелитизм вплоть до начала IV века. Такое исследование вскрывает заодно и причины изоляционизма, охватившего иудейские общины Средиземноморья. Принявший христианство император вновь утвердил упомянутый выше декрет Антонина Пия, уже во II веке н. э. запретивший подвергать обрезанию тех, кто по рождению не принадлежал к иудейской общине. Поскольку иудеи испокон веков обращали в иудаизм своих рабов, обрезая их, этот обычай был категорически запрещен; позднее иудеев вообще лишили возможности иметь невольников-христиан . Сын Константина I расширил масштабы борьбы с иудейским прозелитизмом, официально запретив, вдобавок к обрезанию, и прохождение женщинами-прозелитками обряда омовения. Он установил также, что иудеи не имеют права брать в жены христианок.

 

На этом фоне не приходится удивляться тому, что некогда многочисленное иудейское население Средиземноморья стало убывать все быстрее и быстрее. Национальные историки (как мы увидим в следующей главе) заявляют, что в период изоляции и гонений иудейскую веру оставили почти исключительно прозелиты, а твердое «этническое» ядро, состоявшее из евреев «по рождению и по крови» (термин, часто встречающийся в сионистской историографии), сохраняло неизменную верность своей религии. Разумеется, не существует никаких доказательств, подкрепляющих это «фолькистское» предположение.

...прозелиты всех религий и их потомки привержены новой вере в значительно большей степени, чем те, кто исповедует ее издавна.

Со времен поздних амораев, то есть с IV века и далее ... Политика еврейской идентичности радикально изменила свою направленность. Новые недвусмысленные идеологические формулы вводили жесткую внутреннюю цензуру, смирялись с правилами, установленными христианским государством, и превращали еврейскую общину в закрытую группу, стремящуюся к изоляции и относящуюся с неприязнью и подозрением ко всем, кто пытается к ней приблизиться. Эта политика была непременным условием выживания иудаизма в христианском мире.
Тем не менее иудейский монотеизм не утратил склонности к миссионерству. Его активность постепенно переместилась на периферию, так что поиск потенциальных прозелитов происходил уже за пределами культурного христианского мира. Кое-где иудейские миссионеры добивались немалых успехов.

IX. О «печальной» участи жителей Иудеи

Если население Иудеи не было изгнано из своей страны, если не было даже массовой эмиграции обитавшего здесь земледельческого населения, естественно спросить, какая участь постигла большинство местных жителей.

Как уже отмечалось, Ицхак Баер и Бенцион Динур, первые профессиональные историки в Иерусалимском университете, прекрасно знали, что разрушение Храма не сопровождалось каким-либо выселением местных жителей. Поэтому они отодвинули начало «изгнания» на шесть столетий вперед и отнесли его к VII веку н. э., то есть к эпохе мусульманских завоеваний.

Памятуя о массовом восстании Бар-Кохбы и о культурном и экономическом расцвете Иудеи во времена Иехуды а-Наси (и несколько позднее), трудно не согласиться с двумя известными историками в том, что не может быть и речи об изгнании «народа Израиля» после разрушения Храма.

…хронологическое перемещение момента «насильственного ухода в изгнание» с I века на VII представляется весьма сомнительным. По утверждению Динура, только «непрекращающиеся вторжения выходцев из пустыни на территорию Иудеи и последующее их смешение с уже обитавшими там иноплеменными группами (сирийцами-арамейцами), подчинение сельского хозяйства нуждам захватчиков и отчуждение в их пользу еврейских земель» привели в конце концов к тому, что страна сменила хозяев.

Но действительно ли мусульмане проводили политику земельной колонизации? Куда переселились сотни тысяч обездоленных иудейских крестьян? Быть может, они приобрели или захватили земли в других странах? Основали аграрные еврейские поселения в каких-либо более или менее отдаленных местах? Или, быть может, «народ земли» в VII веке н. э. резко переменил род занятий и, оказавшись в заморской «диаспоре», чудесным образом превратился в легкий на подъем народ торговцев и менял? К сожалению, национальная историография не дает исчерпывающих и логичных ответов на эти вопросы.

Когда в 324 году н. э. в провинции Палестина установилось христианское владычество, все большее число местных жителей стали обращаться в христианство. Иерусалим… после восстания Бар-Кохбы были изгнаны все жители, прошедшие обрезание, стал постепенно превращаться в город с очевидным христианским большинством. Массовое обращение обитателей Иудеи в христианство происходило и в других городах. Кесария стала важнейшим христианским центром, а из списка участников первого церковного собора в Никее, состоявшегося в 325 году, мы узнаем, что общины последователей Иисуса процветали и в Газе, Явне, Ашкелоне, Ашдоде, Лоде, Бейт-Шеане, Шхеме, Гадере и т. д. «Исчезновение» еврейского населения Иудеи началось, по-видимому, в момент, когда оно в массовом порядке стало переходить в христианство.

 

W.: И вот тут снова замыливается самое главное. ОК, про иудаизм как религию всё понятно: был период прозелетизма, потом случилось христианство. Но каково было соотношение между иудеями и этнически евреями? Точнее: нации-то ещё не было, были семитские племена. Как раз, по идее, период формирования нации.

Как понимаю, автор считает, что люди сначала переходили в иудаизм не столько религиозно, сколько для вступления в общину. При этом обрезаться и проч. было не строго обязательно, а распространение религии шло в значительной степени через женщин (которые воспитывали детей изначально как минимум толерантно к иудаизму). Затем гайки прикрутили. Условные и безусловные фарисеи догматизировались и замкнулись -- их-то мы и считаем евреями. Но также было множество иудеев, причём разноплемённого происхождения, которые частично переходилим в христианство, а частично где-то должны были оставаться, о чём иудейсткие историки молчат хором.

Религиозные притеснения со стороны византийских властей не смогли полностью уничтожить сильный иудейский культ. Строительство новых синагог, впрочем, как и последнее галилейское восстание 614 года н. э. под предводительством Беньямина из Тверии — прекрасное тому доказательство.

…ощутимое еврейское присутствие в Иудее резко сократилось в VII веке. Однако эта важное событие не было вызвано насильственным выселением иудеев из страны — хотя бы потому, что оно не подтверждается ни единым историческим свидетельством. …Завоеватели заведомо не осуществляли политики, способной привести к изгнанию или массовому переселению иудейских земледельцев, — ни тех, кто по-прежнему верил лишь в Иегову, ни тех, кто присоединял к нему Иисуса и Святой Дух.

Один из главных секретов могущества мусульман заключался в их «либеральном», довольно терпимом отношении к верованиям завоеванного населения (разумеется, если эти верования были монотеистическими). Указание Мухаммеда относиться к иудеям и христианам как к «народам книги» гарантировало им законодательно закрепленное покровительство властей.

W.: Далее там рассуждения про то, что изначально мусульмане не требовали налогов с единоверцев, и поэтому многие иудеи принимали ислам.

Традиционные иудейские элиты чрезвычайно болезненно воспринимали переход евреев в другие религии, а потому, как правило, предпочитали игнорировать эту проблему или замалчивать ее. Национальная историография пошла по их стопам и также отказалась от серьезного обсуждения темы. Отход от иудаизма обычно рассматривался в современной трактовке, то есть как измена «нации», и говорить об этом не следовало.

Если в византийский период, несмотря на гонения, в Иудее было построено немало синагог, то под властью арабских завоевателей их строительство постепенно сходит на нет; с годами здесь остается все меньше еврейских молитвенных мест. Следует предположить, что в Палестине — Эрец-Исраэль в этот период шел длительный, постепенный процесс смены религии, он же процесс «исчезновения» еврейского большинства в стране.

W.: Это всё понятно, но автор, увы, напрочь игнорирует вопрос этнического происхождения евреев. Впрочем, вполне ясно показывает, что за эти века был прозелетизм среди народов рядом, и, понятно, всех намешалось. Но -- в какой степени? Это очень важно.

4-10: «Народ земли»: вспомнить и забыть

…И наконец: «"Будут они смешаны через семя человеческое" (Даниил 2:43) — ибо потомки Израиля смешаются с мусульманами и станут жить вместе с ними, и точно так же персы и различные другие народы…».

Эти слова из сочинения Саадии Гаона, ясно указывающие на его глубокую печаль по поводу массового перехода евреев в ислам, были приведены и особо выделены в захватывающем эссе, написанном в 1967 году историком Авраамом Полаком, основателем факультета истории Ближнего Востока в Тель-Авивском университете.

В своем эссе он вовсе не стремился доказать, что все без исключения палестинцы являются прямыми и исключительными потомками древних иудеев. Будучи здравым историком, он сознавал, что на протяжении многих сотен лет практически любой человеческий коллектив, тем более проживавший в таком «проходном» месте, как узкая территория между Иорданом и морем, постоянно смешивался с соседями, которых он завоевывал или которые завоевывали его. В этот регион на различных исторических этапах приходили греки, персы, арабы, египтяне и крестоносцы; все они сосуществовали с местным населением и поглощались им. Тем не менее Полак писал, что вероятность того, что жители Иудеи массово перешли в ислам, довольно велика, и, следовательно, можно говорить о демографической непрерывности существования аграрного «народа земли» с древнейших времен до наших дней, являющейся легитимным объектом научного исследования. Как известно, нежелательные фрагменты истории нередко попросту выносятся за ее рамки. Ни один университет, ни одно академическое учреждение не откликнулось на призыв Полака; никто не выделил ни средств, ни исследователей для углубленного изучения этой беспокойной проблемы.

На раннем этапе сионистского поселенческого движения и до того, как сформировалась палестинская национальная идентичность, очень многие небезызвестные лица придерживались той точки зрения, что подавляющее большинство жителей страны являются прямыми потомками древних иудеев.

…Многие могильники, священные для жителей Палестины, почитаются как иудеями, так и мусульманами. Местный арабский диалект насыщен ивритскими и арамейскими вкраплениями и этим существенно отличается как от арабского литературного языка, так и от других диалектов разговорного арабского. Местные жители определяют себя необычным, отнюдь не «общеарабским» образом: они считают себя «мусульманами» или «феллахами», а «арабами» называют бедуинов. Некоторые аспекты ментальности жителей определенных районов напоминают поведение их еврейских праотцев.

Белкинд не сомневался в том, что в Палестине он и его соратники-первопроходцы встретили «достойных сынов нашего народа... кость от кости и плоть от плоти нашей». «Этническое» происхождение казалось ему гораздо более существенным, нежели религия и порожденная ею повседневная культура. Поэтому, по его мнению, следовало возобновить духовную связь с потерянным коленом еврейского народа, способствовать его экономическому развитию и в итоге соединиться с ним во имя будущей совместной жизни.

Об этом же думал и Бер Борохов, легендарный теоретик левого крыла сионистского движения. .. Он был, в тогдашних терминах, ярым «палестиноцентристом» и утверждал, что поселенческая деятельность в Палестине — единственный способ обеспечить успех сионистского проекта.

Среди аргументов, приведенных этим марксистом-сионистом в надежде убедить своих левых читателей, был и такой отдающий этноцентризмом исторический тезис: «Местное население в Палестине по своим расовым характеристикам ближе к евреям, чем любой другой народ, даже чем "семитские" народы. …все путешественники-туристы, побывавшие в Палестине, утверждают, что за исключением арабской речи нет ничего, что позволило бы отличить сефардского носильщика от простого рабочего или феллаха... Мы видим, что расовые различия между евреями диаспоры и феллахами Палестины менее заметны, нежели различия между ашкеназами и сефардами».

W.: А вот это уже интересно. Близко к нашему времени, столетие назад, автор фиксирует факты: имеются этнически очень близкие группы иудеев диаспор и евреями-феллахами, при этом этническая разница между евреями-ашкенази и евреями-сефардами очевидна. Другими словами, есть группа этнически евреев и культурно-религиозно евреев, и они не совпадают.

В 1918 году Давид Бен-Гурион и Ицхак Бен-Цви решили написать социо-историческое исследование, названное ими «Страна Израиля в прошлом и в настоящем».

Вот что авторы утверждали с абсолютной убежденностью: «Феллахи не являются потомками арабских завоевателей, захвативших Эрец-Исраэль и Сирию в VII веке н. э. Арабы-победители не уничтожили земледельческое население страны. Они лишь изгнали иноплеменных византийских властителей, не причинив при этом ни малейшего вреда местным жителям. Кроме того, арабы не становились оседлыми жителями. ... Они не стремились передать плодородные земли завоеванных стран своим крестьянам, поскольку таковых почти не было. Их интерес к завоеванным странам имел тройственный характер: политический, религиозный и финансовый. Они хотели властвовать, насаждать ислам и собирать подати».

«Утверждать, что после завоевания Иерусалима Титом и поражения восстания Бар-Кохбы евреи полностью перестали обрабатывать землю Эрец-Исраэль, значило бы проявить абсолютное незнание израильских истории и литературы того периода... Еврейский крестьянин, впрочем, как и любой другой, очень тяжело расстается с землей, пропитанной его собственным потом и потом его предков... Сельское население, невзирая на тяготы и гонения, осталось на прежнем месте».

Пройдут три десятилетия, и написанная в 1948 году Декларация независимости расскажет о насильственном изгнании целого народа с родной земли. Два пламенных сиониста стремились воссоединиться с «туземным» населением, искренне веря, что общее «этническое» происхождение делает это возможным. Разумеется, средневековые еврейские земледельцы приняли ислам, однако они сделали это исключительно из материальных соображений — в основном чтобы освободиться от налогов, — так что не может быть и речи о национальном предательстве.

W.: Интресная т.з.: если ради материальной выгоды -- то не предательство.

Бен-Цви… отметил факт принудительного крещения крестьян в период, предшествующий арабскому завоеванию, как еще одно оправдание происшедшего затем массового перехода в ислам. В этой брошюре евреев побудила принять религию завоевателей не только налоговая выгода, но и угроза потерять свои земли.

Ясно видно, что в 1929 году голос Бен-Цви стал более сдержанным: «Разумеется, нельзя утверждать, что все без исключения феллахи являются потомками древних иудеев. Речь идет о большинстве или о ядре общины». По его мнению, в Иудею прибыло много эмигрантов из самых разных мест, в результате чего местное население стало смешанным. Тем не менее сохранившиеся в языке архаизмы, топонимы, правовые нормы, народные празднества, такие как «Наби Муса», и другие культурные практики почти не оставляют сомнения в том, что «подавляющее большинство феллахов происходит не от арабских завоевателей, а от еврейских феллахов, составлявших основную часть населения страны в канун мусульманского вторжения».

Арабский бунт и кровавая резня в Хевроне, происшедшие ровно в тот год, когда Ицхак Бен-Цви издал свою брошюру, а также широкомасштабное палестинское восстание 1936 года привели к полнейшему разочарованию в сионистской ассимиляционной идее. Подъем местного национализма продемонстрировал интеллектуалам-поселенцам, что их этноцентрические «нежности» бесперспективны. «Инклюзивная» концепция, на какое-то время захватившая сионистское движение, исходила из того, что можно с легкостью поглотить «отсталую и примитивную» восточную культуру. Пробуждение от ориенталистских грез пришло с первыми же актами вооруженного сопротивления, оказанного носителями этой культуры. В самом деле, в этот самый момент «потомки иудейских крестьян» были вычеркнуты из еврейского национального сознания и начисто забыты. Современные палестинские феллахи быстро стали для «лицензированных агентов» национальной памяти арабскими эмигрантами, массово перебравшимися в XIX столетии в почти не заселенную Палестину.

 

W.: Очень показательно: интеллигентская попытка рассматривать нацию как исключительно культурное образование потерпела крах при столкновении с действительностью кровного родства. Которое, разумеется, системно дополняется культурой.

Но это именно система -- образно говоря, "кровь и почва", -- а не отдельно происхождение, отдельно культура, в которой-де тоже всё по отдельности.

 

С этого момента арабским завоевателям более не приписывалось обращение жителей Иудеи в мусульманство — отныне они просто изгоняли их со своих земель. Вымышленное изгнание VII века должно было стать альтернативой как ни на чем не основанному религиозному рассказу, связывающему «изгнание» с разрушением Второго храма, так и тезису, утверждавшему, что феллахи являются потомками жителей Иудеи. Датировка «изгнания» не имела значения — необходимо было сохранить драгоценное для национальной памяти представление о насильственном выселении с родной земли.

Хотя подавляющее большинство профессиональных историков прекрасно знало, что насильственного изгнания «еврейского народа» никогда не было, они позволили этому христианскому мифу, перенятому иудейской традицией, свободно распространяться по общественным и педагогическим каналам национальной памяти, не пытаясь препятствовать его распространению. Они даже косвенно помогали распространению этого мифа, понимая, что только он может послужить моральным оправданием заселения «изгнанной нацией» земли, где живут другие люди.

 

С другой стороны, такое явление, как массовое обращение в иудаизм, благодаря которому в Средиземноморье возникли огромные еврейские общины, почти не оставило следов в национальных летописях. Если поначалу о нем и упоминалось, впоследствии, по мере того как продвигалось строительство национальной памяти, эти упоминания были фактически стерты. Даже сами прозелиты, как уже упоминалось, старались скрыть свое происхождение. Стремясь «очиститься» и стать частью «святого народа», всякий новообращенный мечтал похоронить свое «нечистое» прошлое — время, когда он употреблял в пищу всевозможную мерзость и поклонялся идолам, — и как бы родиться заново для своей общины в соответствии с новообретенной верой. Дети его детей, как правило, не знали или не хотели знать, что в прошлом их предки были презренными язычниками, вошедшими «снаружи» в избранную Богом еврейскую общину.

Воспоминания о массовом обращении в иудаизм могли бы поколебать метанарратив о прочном биологическом единстве еврейского «народа». Ведь корни его генеалогического древа должны были напрямую восходить к Аврааму, Ицхаку и Яакову, а не переплетаться с различными пестрыми человеческими сообществами, жившими в Хасмонейском царстве, под персидским владычеством или на обширной территории Римской империи.

Искоренение памяти о массовом (принудительном или добровольном) переходе в иудаизм было непременным условием обеспечения целостности линейной временной оси, вдоль которой беспрерывно перемещается из прошлого в настоящее и из настоящего в прошлое особая скитающаяся, изоляционистская по духу и, разумеется, полностью выдуманная «нация».

W.: Чтобы было проще читать книгу, рекомендую расмматривать тезисы автора именно в узком контексте евреев, а не в целом. Ибо нация -- это этнос, развившийся до состояния государства, а концепция "нации строго по культуре" антинаучна. Автор придерживается именно такой, анатинаучной концепции; но в этой книге важно именно разоблачение общности происхождения всех евреев, чем автор и занимается.