domestic-lynx

При Брежневе... как я помню «застой»

Сорок лет назад умер Брежнев. В детстве, отрочестве и юности для меня он был безальтернативным и необсуждаемым Правителем: при нём я училась в школе, потом в институте, при нём поступила на работу. Ощущался он чем-то таким, что было и пребудет вечно, хотя умом я, конечно, понимала, что люди смертны и вечного ничего не бывает. Но ощущение было именно такое. В самом-то раннем моём детстве правил Хрущёв, но тогда я политикой, понятно, не интересовалась. А когда заинтересовалась – тогда был Брежнев. Была, помню, властная троица: Брежнев-Косыгин-Подгорный. И она тоже, казалось, пребудет вечно. Это было что-то вроде климата: говорят, что со временем он меняется, но в течение жизни обычного человека – он остаётся неизменной данностью. Так и советское руководство.

Уважала ли я Брежнева? Трудно сказать. Как можно уважать, положим, климат, в котором живёшь? Есть, наверное, места и получше, но нам дан такой – чего тут рассуждать-то? Мне кажется, большинство народа именно так и думало, вернее, ощущало, потому что думать об этом вряд ли кто всерьёз думал. Что должна быть демократическая сменяемость власти – этим тоже никто из простых людей не заморачивался. Справляется человек – и ладно. А справляется или нет – это не нашего ума дело. Не требуется же, чтобы руководитель завода, школы, поликлиники, да хоть парикмахерской сменялся через определённое количество лет?  А почему первое лицо государства должно непременно сменяться? Средние простые люди этим вопросом не заморачивались: они были погружены в свою житейскую повседневность.

Какова была эта повседневность при Брежневе? Сейчас установилась такая картина тогдашней жизни: легендарный дефицит, т.е. отсутствие в продаже каких-то желанных вещей, очереди, в магазинах ничего нет. Самые простые вещи надо было с ухищрениями доставать. Это верно и неверно одновременно. Жизнь была совсем не похожая на современную, и её нельзя мерить сегодняшней меркой. Попробую обрисовать её так, как запомнилось.

Жизнь была очень гарантированной. Упасть на социальное дно было невозможно. Помню, у нас в деревне, где я живала летом, был такой дядя Коля – выпивоха и забулдыга.  Его изба почти развалилась от небрежения, жена от него куда-то съехала, жил он один. Так вот его каждую зиму клали в больницу – не лечить, а так, перекантоваться в холодное время, потому что топить ему всё равно было нечем. Не погибать же ему!

Уволить трудящегося с работы было трудно, почти невозможно, даже если он работал плохо, нарушал дисциплину. Полагалось проводить с ним воспитательную работу, коллектив брал его на поруки. Мой отец в бытность директором завода очень раздражался невозможностью уволить пьяницу и бракодела. Среди советских директоров циркулировала мечта: чтобы за воротами предприятия были желающие поступить работать. Чтоб была пусть ма-а-а-ленькая, но безработица. Тогда, считали коллеги моего отца, качество труда было бы гораздо лучше. А так – качество было не ахти. Нельзя сказать, чтобы руководство страны этого не осознавало. При Брежневе была даже т.н. «пятилетка качества». Помню лозунг «Пятилетке качества – рабочая гарантия». Потом этот лозунг был дополнен: «Рабочей гарантии – инженерная поддержка». Но качество труда было не ахти. Разумеется, на важных предприятиях, особенно ВПК, оно было повыше, а во многих местах – очень плохое. В сельском хозяйстве работали «плюс-минус лапоть».

Вообще, вся жизнь была ориентирована на то, чтобы все – подлинно все! – имели некий гарантированный минимум скромных благ. И они его имели! У всех было какое-никакое жильё, дети все учились, у всех была работа и, соответственно, зарплата. Человек, который ни на что не претендует сверх минимума, мог жить неограниченно долго, не слишком затрудняясь. Не нужно было ничего выдумывать, изобретать всякие ухищрения, достаточно было закончить школу, потом какое-нибудь ПТУ или техникум, поступить на работу – и работать. На заводах всегда требовались рабочие.

В магазинах была какая-то еда, а уж на так называемых колхозных рынках, по более высоким ценам, было всё, чего не хватало в магазинах. Цены на еду были социально низкими и директивно удерживались годами. Например, государственная цена мяса была 2 рубля за кг.  Но было мясо в магазинах только в Москве, ну ещё разве что в нескольких крупных городах. А провинция вся покупала мясо на рынке по более высокой цене. По какой – не знаю. В самом конце, перед обрушением советской жизни цена дошла до восьми рублей. Но это уже в конце, а раньше, конечно, значительно дешевле.

Одежда, обувь тоже была. Если не гоняться за модой – каждый мог одеться. Многие женщины шили сами, и очень удачно. А вот в магазинах модных вещей не было. Их надо было с ухищрениями доставать. Мне запомнился рассказ или очерк Леонида Жуховицкого, тогда популярного молодёжного автора, про то, как девушка  с разными приключениями добывала себе модную дублёнку с вышитыми цветами по подолу. Много в те времена было таких девушек! Потому я и запомнила этот незатейливый рассказец.

Вообще, рыночная и плановая экономика по-разному откликаются на моду. При рыночной экономике, если что-то входит в моду, этим оказываются заваленными все прилавки. А при социалистической плановой экономике – это немедленно исчезает из продажи. Поэтому ощущение было такое, что ровно ничего нет. Помню, в фильме «Влюблён по собственному желанию» героиня смотрит одежду в магазине. А её наставница говорит: «Здесь ничего нет!». «Ничего нет» – значит, нет модного и престижного, а вообще-то одежда есть.

Вот такая была в те времена жизнь. Она была заточена на то, чтобы всем понемногу досталось скромных благ. И очень многие были довольны и жили себе поживали, ни на что особенное не претендуя и довольствуясь общепринятым. Зато люди имели массу времени для чтения, походов по родному краю, разного рода хобби. Были дома культуры с массой кружков для детей и взрослых, каждые выходные пригородные лесочки кишмя кишели лыжниками. Некоторые мои знакомые до сих пор со вздохом вспоминают те времена именно по причине свободы и непринуждённости той жизни. Не было массовой гонки за деньгами, престижем, не было страха потерять работу, не суметь выплачивать ипотеку… Люди непрерывно общались, дружили, ходили друг к другу в гости, проводили время весте, говорили о чём-то не обязательном, но интересном. Новую популярную книгу прочитывали буквально все, а какую-нибудь забористую статью в «Литературной газете» обсуждали во всех курилках страны.

Но если человек хотел чего-то выходящего за общепринятый ассортимент – ну, тут было непросто. Нужно было иметь связи, изловчиться, что-то комбинировать. Например, такой покупкой мечты для многих оказывалась мебельная стенка, и не абы какая, а модная. Помню, моя знакомая долго обретала стенку «Коперник». Я, помнится, была разочарована, когда увидела. По огромности суеты мне казалось, что это должно быть нечто сказочное, а увидела я просто стенку и стенку. Таким же предметом престижа был одно время ковёр. Просто ковёр, и всё тут. А ещё раньше – хрусталь. Его тоже надо было как-то доставать, просто в магазинах его было недостаточно. Сегодня все эти вазы продаются в неимоверных количествах у нас на блошином рынке. Видимо, вычищаются «бабушатники» брежневской эпохи, и немодный хрусталь тащат на рынок.

Вообще, погоня за престижными вещами, за модой в брежневские времена осуждалась. Это называлось мещанством и «вещизмом». В молодёжной газете «Комсомольская правда» постоянно публиковались статьи, критикующие «вещизм». Помню, на таких статьях специализировалась такая Елена Лосото. Представьте, сколько раз я должна была увидеть это имя, чтобы помнить через сорок лет!

Можно сказать, что лозунгом того времени было: «Не до жиру – быть бы живу». Никакой роскоши, но необходимое – всем. Совершенно очевидно, что жизнь, основанная на этом принципе, была серая, даже визуально серая. Было очень мало яркого, красивого, вкусного, впечатляющего. Жизнь была заточена не на это. Когда я вспоминаю то время, мне даже погода вспоминается какая-то серая.

Старшее поколение, знавшее голод, бомбёжки, смерти, в общем, было довольно. А чего ещё надо? Все сыты, одеты, дети учатся. На всякое недовольство старики говорили: «А ты вспомни, как в войну жили!». И скромные брежневские блага начинали казаться вполне достаточными. Но молодёжь, люди моего поколения, которые выросли в тепле и сытости – не могли этой самой сытости радоваться. Ну, сытость и сытость – эко дело! Хотелось красивого, яркого, терпкого, моднючего. Какие-нибудь там туфли на платформе или сапоги-чулки.  Новое поколение захотело потреблять. Жить как в иностранных фильмах, как в рассказах тех, кто бывал за границей, в богатейших странах. Сегодня ярко-вкусное-моднючее – есть. Но есть и нищие, бездомные, не имеющие даже базовых благ. Всё как в «цивилизованных» странах.

Что можно было сделать? Надо было сделать то, что и было сделано, правда, с опозданием лет на 15-20 – в 1987 г., уже при Горбачёве. Я имею в виду дозволение частной хозяйственной инициативы. Весь опыт человечества говорит, что обеспечить население модными товарами может только частная инициатива. А ведь именно эта ярко-модная чепуха, вернее, её отсутствие, и загубила СССР. Но дозволяя частную инициативу,  надо было крепко держать вожжи в руках и не допускать  безответственной болтовни по имени «гласность». Можно ли было это сделать при Брежневе?

Думаю, нет. Это был бы колоссальный манёвр, требующий огромной смелости, кругозора, незашоренности сознания. Те старики, что были у власти в то время,  к тому времени уже устали. Это были люди прошлой эпохи. А те, кто пришёл на следующем этапе – они просто всё сдали. Сдали за возможность иметь виллу на тёплом море и квартиру в Лондоне. А сформировались эти граждане ещё «при Брежневе». Вот об этом стоит хорошо подумать.

Воспоминания о той эпохе почти всегда вызывают спор: был ли «застой». Одни говорят: «Была сплошная серость, жизнь по инерции, ни джинсов, ни идей». (Забавно, что именно такого взгляда придерживался мой отец, ветеран Великой Отечественной войны, прошедший её, начиная с Финской, инженер-станкостроитель, крупный хозяйственный руководитель).  Другие пылко возражают: «Зато была стабильность, да и развитие было: строились заводы, запускались ракеты, все были сыты». Кто-нибудь эрудированный добавит: «Был достигнут ядерный паритет с НАТО, а это, дорогие товарищи, не фунт изюма».  «А СССР всё-таки развалился!» – задорно напоминают первые.

И самое интересное: те и другие совершенно правы. Вероятно, о любом очень большом и многосложном объекте можно сделать взаимно противоположные утверждения и оба оказываются верны. Что-то подобное по поводу физических объектов, кажется, говорил Нильс Бор; впрочем, я не уверена, что говорил это именно он, да это и не важно для нашей темы.

Брежневская эпоха была эпохой отдыха. Страна отдыхала: от войны, послевоенного восстановления, от дерготни хрущёвского правления. Теперь в центре жизни стояла семья, личная жизнь, дом. История волнообразна: эпохи бури и натиска сменяются эпохами дома и личной жизни. Вот на такую эпоху и пришлось правление Брежнева. Сам он идеально подходил к стилю эпохи; он и эпоха находились в своего рода резонансе. По-видимому, был он человеком добрым, не чуждым невинному гедонизму и приверженным, как теперь говорят, семейным ценностям. Как нормальный мужчина, любил автомобили, любил посидеть с друзьями и не любил философию.  Он вполне в стиле эпохи «жил и жить давал другим»; начальники при нём сидели на своих местах долго и, сколь я понимаю, бестревожно. Разумеется, он ответственно относился к своей работе и руководить умел.

После войны его послали восстанавливать разрушенное до руин Запорожье. И он справился. Моя свекровь, жительница Запорожья, рассказывала: из эвакуации приехали на развалины, а через четыре года семья её отца, мастера на Запорожстали, получила благоустроенную квартиру – и это при том, что сначала восстанавливали промышленность, а уж во вторую очередь – жильё. Кстати, она очень уважала Л.И. и до конца своих дней никогда и никому не разрешала плохо или даже насмешливо говорить о нём.

Эпоха отдыха и личной жизни отразилась и в литературе. Знаменитые «Московские повести» Юрия Трифонова – об этом. Там какие-то сплошные мелочные семейные дрязги, знаменитый квартирный вопрос, покупки «кофточек», «чешской тахты»… Главное – это личное, бытовое, а работа, большая жизнь – это лишь фон для личной жизни, ну и зарабатывание средств для неё. В предыдущие десятилетия всё обстояло ровно наоборот: главное – работа, а лично-семейная жизнь – нечто второстепенное, фон, способ восстановления сил для главного. «Первым делом, первым делом – самолёты», «Прежде думай о Родине, а потом о себе» – всё это в брежневскую эпоху стало казаться либо устаревшим, либо изначально лживым. Любопытен с этой точки зрения до сих пор памятный фильм «Служебный роман», пришедшийся на разгар «Застоя». Героиня, сделавшая большую карьеру, оказывается, только и мечтает о личной жизни и семейном счастье и находит его в лице советского Акакия Акакиевича. Главное – личное! – учит фильм, ну а карьера, общественное – это второстепенное, это как получится.

Была в моде некая трагическая любовь, притом беспочвенно трагическая. Молодые люди, особенно девушки, трагической любовью развлекались в серости будней. В общем, «Вянет лист. / Проходит лето. / Иней серебрится… Юнкер Шмидт из пистолета хочет застрелиться».

Помню, моя однокурсница мне рассказывала свои романы, сплошь какие-то неудачные, трагические. При этом объективно никакого препятствия любить мирно и с комфортом у неё не было: могла выйти замуж за любого из своих кавалеров, могла – не выходить, а просто так дружить. Тогда я не понимала, в чём дело, но потом поняла: развлекается. И то сказать: в вузе ей было скучно, хобби тоже не было, а хотелось чего-то яркого, интересного. Общий стиль подобной трагической любви выражен в лирических песнях Муслима Магомаева. Вот этому подражали в своей собственной жизни.

Крен в сторону лично-бытовой жизни, понятно, привёл к тому, что сменился герой – и жизни, и литературы. Каждая эпоха ведь порождает свой образ и образец «доброго молодца». Это был авиатор 20-30-х годов, боец Великой Отечественной, интеллектуал-физик 50-60-х. Все они рвались в высь, устремлялись, достигали, страдали, иногда гибли. В 70-х явился новый герой. Помню, в «Юности» была опубликована повесть Сергея Есина «Р-78»; к сожалению, я не нашла в сети её текста. Есин не потрясающий писатель, но социологически он всегда очень точен. Герой смолоду решает не дёргаться, а просто стать удачливым таксистом. У него, сколь я помню через десятилетия, есть друг столь же удачливый официант в «Метрополе» или «Национале» – и этим ребятам очень хорошо. Они мирно живут в быту. И герой пьесы Владимира Арро «Смотрите, кто пришёл!», которую я в юности смотрела в каком-то московском театре,  принял аналогичное решение и становится парикмахером.

Вполне понятно, что крен в сторону лично-семейной жизни привёл к самому пристальному интересу к «шмоткам» – в широком смысле слова. Потом, в то время многие получали новые квартиры, их надо было обставлять… А всего не хватало. Обои моющиеся, голубой (почему-то голубой!) чешский кафель, финский холодильник (я лично его даже не видала, только слышала от продвинутых подруг), естественно, ковёр – всё это было предметом дум и подлинным центром интереса. Всё это надо было доставать, и это доставание было своего рода спортом. Нет, не для всех это было захватывающе интересным, но для многих, очень многих…

Совершенно очевидно, что все интересные бытовые ништяки были иностранными, западными, ну, может, за каким-то пренебрежимо малым исключением, о котором я и вспомнить не могу. При этом западный ширпотреб был именно западным, очень хорошего качества – не китайско-вьетнамским. Минвнешторг закупал подлинно хорошие вещи. Казалось, что на Западе просто нет других. Уже в 90-х, начав регулярно бывать в Италии, я поначалу была удивлена, что там и дрянь умеют делать.

Что же произошло в брежневскую эпоху?  Общий стиль жизни привёл просто к культу западного ширпотреба. А культ западного ширпотреба плавно и малозаметно привёл к культу Запада как такового. Ну, сами посудите: как могут быть не правы те, кто умеет делать такие сказочно прекрасные вещи? Значит, надо нам скорее к ним присоединиться, слиться с ними, тем более, что они, добрые, сами нас приглашают. Вот примерно так думал, вернее, чувствовал массовый человек уже «перестроечной» эпохи. Именно поэтому не было никаких возражений со стороны простых людей против тотальной сдачи всего и вся. Тем более, что им, простым, сумели подсунуть мысль, что во всём виноваты «партократы», не пускающие их в земной рай, где вволю дублёнок, плитки и виниловых обоев, и стоит лишь отодвинуть злых «партократов», как заживём по-западному.

Поэтому, когда говорят, что могильщики советского строя вызрели именно в эту  благополучную эпоху – это чистая правда. И то, что это была эпоха стабильности, социальных гарантий и развития промышленности – тоже чистая правда. И то правда, что некоторые изделия тяжёлой промышленности экспортировались на Запад, особенно металлоёмкие. Даже в ФРГ экспортировались наши станки. Мой приятель по егорьевскому двору потом ездил туда в качестве наладчика осуществлять послепродажное обслуживание. Для экспорта старались сделать получше, бытовало такое выражение «в экспортном исполнении». А вот потребительские товары были недостаточны и по количеству, и по качеству. А людям хотелось потреблять, пожить не просто прилично, а модно, элегантно, как-то не попросту.

Мечтали пожить пошире и покомфортнее практически все. Но простые люди грезили об обоях в такой-то, строго определённый, цветочек, а люди, сидевшие повыше – мечтали жить как крупная буржуазия: с виллами, яхтами и прочим. В сущности, те и другие мечты – это очень мелкие мечты очень мелких людей. Но жизнь показывает, что таково – подавляющее большинство. Не будь этого большинства – история повернулась бы совсем иначе.

Единственным способом дать людям желанные для них «шмотки» было бы разрешение и развитие частной инициативы. Только частный предприниматель способен вникать во все эти бытовые мелочи. Госплану это не по силам. Замечательный публицист Иван Солоневич, наблюдая послереволюционную жизнь Москвы, написал книжку «Диктатура импотентов», где показал, как государственные конторы гигантскими усилиями пытаются наладить ту работу, с которой легко и незаметно до революции справлялся частник. Солоно потом пришлось Солоневичу: сидел он при всех режимах и во всех странах, включая гитлеровскую Германию, но многое он понял и подметил верно.

Мыслим и другой способ решения «шмоточного» вопроса: воспитать «нового человека», который живёт не потребительскими, а некими высшими   ценностями и обои в цветочек ему искренне не интересны. Но воспитать в СССР не получилось. Человек остался всё тем же ветхим человеком. К сожалению, для последовательного социализма нужен новый, особый человек. А вот капитализму годится любой. Он капитализм удовольствие удовлетворяет истинные потребности этого ветхого человека, в том числе и самые глупые и нелепые потребности. Вернее так: он не делит потребности на умные и глупые, а с удовольствием удовлетворяет любые. Именно поэтому капитализм и оказался сильнее.

На этом можно было бы и закончить, но отмечу ещё вот что. Когда-то Василий Гроссман в повести «Всё течёт» высказал умную мысль: каждая эпоха имеет своих сыновей и своих пасынков. Кто-то совпадает со стилем эпохи, а кто-то нет. Совпадающий счастлив и успешен, а не совпадающий – увы. (Разумеется, степень совпадения может быть разной). Так вот в брежневскую эпоху, обывательски-бытовую по стилю, неудачниками часто становились люди НЕбытового типа. Часто не находили своего места люди активные, изобретательные, желающие что-то сделать, новаторы по природе. Эпоха их отвергала, среда выталкивала. «Тебе что – больше всех надо?», «Сиди уж, не твоё дело!», «Не нами заведено, не нам и менять» - вот что они встречали на каждом шагу. Помню когда-то предложение мелкого усовершенствования в Минвнешторге, которое предложила я на излёте брежневской эпохи,  было встречено как попытка подорвать основы. Не случайно многие активные хозяйственники шли в теневую экономику. Не все! Но нигде и никогда что бы то ни было не делают ВСЕ.

А вот кто жил себе потихонечку-полегонечку, устраивался, обрастал связями – тот был понятен и эпохе созвучен. Потому что такая она была, эпоха. И спасибо ей, что была. Потому что это был кусок нашей – единственной – жизни.

11 ноября 2022

Всё верно, но еще один важный нюанс: скатывание в обывательщину произошло потому, что официальная идеология, изначально-то кривая, забронзовела и догматизировалась. Стала восприниматься как осознанная глупость по Кастанеде. Ну а если нет Пути развития, то оно вот так и.

yxonep: -- Интересный и довольно объективный обзор. Хочу добавить к нему свои "пять копеек".

1 Не вижу противоречия между "стабильностью" и "серостью". Размеренная благополучная жизнь многих угнетает, им хочется бури.

2 Брежнев был, по моему глубокому убеждению, гениальным авантюристом, любителем приключений. Но он стремился, чтобы все авантюры крутились за границей, а дома чтоб был обеспечен райский покой. Это было нереальной задачей, но решать ее ему практически удавалось.

3 Вещизм и преклонение перед Западом бытовали на Руси всегда, отнюдь не только при Брежневе.

4 Эпоха Брежнева была, в общем, довольно дружелюбна в отношении романтических натур. В то время было не так много "суровых реальностей", обламывающих "души прекрасные порывы".

5 Советские коммунисты допустили страшную концептуальную ошибку: исповедуя воинствующий материализм, они попытались создать новый общественный строй на сугубо идеалистической основе сознательности "нового человека". Они запретили деньги как довлеющий стимул экономической активности, но не смогли предложить ничего нового взамен денег. Поэтому вынуждены были (надо же как-то управлять экономикой!) вернуться к феодально-сословной организации общества с политбюро, партноменклатурой и спецраспределителями. При этом сама коммунистическая идеология осталась без материального воплощения, выродившись в пустую болтовню.