Дмитрий Добров

Психология украинцев

Говорить о психологии какого-либо народа или группы людей вообще очень трудно, поскольку обычно она не элементарна, т.е. не образует простой модели (не составной), однако в исключительных случаях это вполне возможно — например, при проведении эксперимента, когда исследуется реакция группы на определенное внешнее раздражение. Любая стрессовая ситуация ведет к упрощению поведения человека или группы людей, к появлению определенной стандартной и простой реакции на раздражение, если раздражение не прекращается; возникает стереотип поведения, четкая модель поведения, причем чем сильнее стресс, тем проще становится выработанная образцовая реакция. Собственно, под тем или иным давлением, внешним или внутренним, психика упрощается, и в этом заключается самая суть психической патологии, ибо упрощение психики неизменно приводит к потерям тех или иных психических функций и к искажению оставшихся. Процесс этот может зайти так далеко, как только возможно в принципе, т.е. до исчезновения даже безусловных рефлексов, например потребности в пище. Хаотизация рефлексной деятельности, искажение ее, тоже может дойти до величин, просто невероятных с бытовой точки зрения,— например, человек может заговорить на своем языке, известном и понятном только ему.

Сегодня украинская элита проводит над своим народом совершенно жуткий психологический эксперимент, на который не решился бы, вероятно, ни единый исследователь — просто по нравственным соображениям. А потому ценность этого эксперимента для психологии огромна.

На украинцах поставлен эксперимент по выработке реакции группы на стресс воздействия, а именно — воздействия со стороны России. Обсуждение же того, насколько это воздействие объективно, т.е. насколько зол и коварен президент Путин, которого украинцы считают виновником всех своих бед, особого значения с точки зрения психологии не имеет: мнимое воздействие мы просто назовем бредовой идеей, но реакция-то на него, если люди поверят в его действительность, будет такой же, какой бы она была на действительное воздействие. Представьте, например, что кто-то при большом скоплении народа истошно крикнет «пожар!» Разве для возникновения паники потребуется действительный пожар? Важно для исследования реакций в рамках психологии отнюдь не то, действительно ли воздействие, а только то, осознаёт человек или группа действительность этого воздействия или его мнимость. Все украинцы осознают действительность воздействия России на Украину, но одним это нравится, а другим — нет.

В связи со всем, сказанным выше, нынешняя психология украинцев заключается в появлении реакции на стресс воздействия, собственно — в упрощении психики, даже примитивизации ее, что уже само по себе может быть рассмотрено как психическая патология (сбой нормальной рефлексной деятельности). Таким образом, перед нами психология уже не украинцев, а некоего реактивного монстра, борющегося с Россией. И единственной ощутимой психической чертой этого монстра, духа группы, является неприязнь к России, вызванная стрессом воздействия — отрицательного воздействия России на Украину в поколениях и веках вплоть до нынешнего дня. Да, последнее утверждение смело можно назвать бредовой идеей и даже вести контрпропаганду, однако действительности это не изменит: бредовые идеи некорректируемы. С точки зрения психологии некорректируемость бредовых идей легко понять в связи со сказанным выше: если бредовая идея, как мы допустили, является своего рода защитной реакцией на раздражение, максимальным упрощением психики под воздействием, то коррекция ее значила бы коррекцию элементарной (неразложимой) защитной реакции организма, что невозможно просто в принципе.

Обычно люди, не знающие, что такое психическая патология, полагают, что украинцы просто «зомбированы» своей жуткой пропагандой и их можно и нужно привести в нормальное состояние при помощи контрпропаганды (кстати, украинцы буквально то же самое думают о русских). Увы, даже если удастся скорректировать некоторые украинские представления, имеющие откровенно патологический характер, к нормализации психики украинцев это не приведет.

Чтобы понять суть какого-либо явления, при научном подходе можно строить утрированные его модели, в том числе гипотетические. Представьте себе для примера своего гипотетического товарища, который полгода в буквальном смысле слова лез на стенку, чтобы улечься спать на потолке: в его любимой телепередаче ему сообщили, что спать на потолке полезно для здоровья. Даже если удастся скорректировать это представление, например объяснить несчастному, что на потолке спать вредно, ибо сила тяжести действует в обратном обычному направлении (наука, брат), то получим ли мы по итогам коррекции нормального человека? Нет, даже при успехе нашей пропаганды мы лишь примем участие в модернизации бредовой системы, развитии бредовых представлений, а не уничтожении их. Оспаривать бредовые идеи нельзя ни в коем случае, ибо тем самым вы в общем случае не уничтожаете их, а лишь углубляете, развиваете их, но можно, конечно, и нужно указывать на их патологический характер. Если вы погружаетесь в недействительный мир, а полноценно, при полном взаимопонимании, разговаривать с больным можно только на данной основе, то будь вы хоть лучший фрейдист, вы не сможете разрушить этот мир изнутри — находясь в его пределах. Таким способом можно добиться только того, что элементарная бредовая идея, например об отрицательном воздействии России на Украину, будет развернута в целую бредовую систему, целый патологический мир с привлечением даже «науки», например истории.

Что же тогда делать? Теоретически все выглядит очень просто: нужно снять стресс воздействия, приведший к появлению патологического образа психики, патологических рефлексов, однако это проще сказать, чем сделать. Да, И.П. Павлову прекрасно удавались подобные вещи на собаках (нервная их система похожа на систему человека, а потому сравнение уместно, с чем согласен был, конечно, и Павлов), причем удавалось это даже при минимальном и смешном с нынешней точки зрения медикаментозном воздействии (бромид натрия в пониженной дозировке). Да, но Украина ведь не лаборатория Павлова, да и собаке восстановиться гораздо проще, чем человеку, психика которого сложнее (например, у собаки нет и быть не может бредовых идей). Если с собаки снять лабораторный стресс воздействия, то рефлексная ее деятельность нормализуется обязательно, причем даже, наверно, и без брома, потому что у нее нет разума, тоже участвующего в формировании рефлексов…

К сожалению, для человека стресс воздействия едва ли может пройти бесследно, и тем более это можно утверждать для группы, которая обрела свою целостность именно и только под стрессом воздействия — осознала себя как группа воздействия. Это тоже психическая защитная реакция на групповом уровне, примитивизация психики, приведшая к появлению патологии, и отказаться от нее для членов группы значит разрушить группу, т.е. в нашем случае — «единую Украину».

Следует понять, что стресс воздействия вполне может быть снят только у собаки, т.е. на чистом нервном уровне, вне разума, тоже участвующего в формировании рефлексной деятельности. Если же группу людей подвергнуть стрессовому воздействию, действительному или мнимому, и если эта группа осознает себя как группу воздействия, самоопределится под данным воздействием, то предыдущее ее самоопределение, действительное или нет, просто потеряет всякий смысл. Например, именно поэтому очень важна «обстрелянность» воинских подразделений: уже после первого боя люди начинают осознавать себя как группу воздействия, боевую в данном случае, чувствуют общность, и иногда, при особенно сильных воздействиях, стойкое ощущение этого боевого братства они сохраняют на всю оставшуюся жизнь. Что же касается украинцев, то украинский народ уже уничтожен стрессом воздействия, уже существует новая группа, но не этническая, а социальная, менее стойкая, да еще и патологическая. Катастрофы не будет — она уже произошла.

Таким образом, даже если неким фантастическим образом удастся снять с украинцев стресс воздействия, это приведет лишь к гибели группы воздействия — «единой Украины» — сначала в головах, а потом и на деле, т.е. гибели украинцев как народа, потому что разруха, как справедливо указал известный герой Булгакова, начинается в головах.

Если же не снимать стресс воздействия, это тоже приведет к гибели украинцев как народа, поскольку в патологическом состоянии, в разрыве с действительностью, ни единая группа существовать просто не сможет (например, душевнобольные обычно плохо адаптированы социально, т.е. нуждаются в посторонней помощи). Украина тогда погибнет от плохой социальной адаптации, в частности — от дурной организации украинской «экономики», что мы сейчас и наблюдаем воочию.

И к сожалению, никакой «эволюционный» путь выздоровления украинцев невозможен, ибо бредовые идеи обычно эволюционируют только в сторону усложнения их, развития бредовой системы. Психиатрии, впрочем, известны неведомой природы спонтанные ремиссии у хроников, в т.ч. полные, но вероятность подобной ремиссии даже у одного человека, видимо, невелика, а уж вероятность одновременной спонтанной ремиссии у большого количества людей и вовсе можно считать равной нулю. Практически это невозможно.

Обычное обывательское убеждение по вопросу гибели народов состоит в том, что «нормальных людей все равно больше, чем психов», но это очевидным образом не так. Если бы нормальных людей всегда и везде было больше, то ни единый бы народ в истории не погиб, не растворился бы бесследно в поколениях и веках. Ну, например, где теперь римляне? Нет римлян уже давно. И что же? Неужели на пороге их смерти нормальных среди них было больше, чем дегенератов и безразличных, хата которых находится, как известно, с краю?

Могут возразить, что украинцы пребывают в индуцированном бредовом состоянии, наведенном, а потому от него в принципе можно избавиться и без лечения, но это не вполне так или даже совсем не так, на что указывает стресс воздействия, лежащий в основе разбираемой патологии. Дело в том, что в наиболее простых случаях бредового состояния в основе их тоже лежит эмоционально неадекватное состояние. Например, в случае паранойи это завышенная оценка своей личности, составляющая самую суть паранойяльного характера. Впрочем, обычно в научной литературе завышенная самооценка считается идеей и, действительно, может проявляться именно так, но подобная идея не может возникнуть вне ощущения, вне некоторой, скажем так, податливости к стрессу воздействия, слабости нервной системы, к чему вслед за Павловым и можно свести патологические характеры или, мягче говоря, отклонения в развитии личности. Поэтому состояние украинцев нельзя назвать совсем уж неестественным, т.е. чисто индуктивным, исключительно, хотя оно, безусловно, навязано большинству из них. Патология, собственно, заключается не столько в самих патологических идеях, сколько в том, что заставляет нас слепо покоряться диким этим идеям, не отвечающим действительности…

К сожалению, состояние украинцев как группы можно уверенно квалифицировать как паранойяльное, если данный термин применим к групповому сознанию. Во-первых, в основании самосознания новой украинской группы лежит очевидным образом завышенная самооценка: новые украинцы полагают, что представляют собой весьма древний и чрезвычайно культурный народ — особенно против дикой орды финно-угро-татар и беглых узбеков (русских). Во-вторых, самосознание новой украинской группы не только носит очевидный бредовый характер, интеллектуально неадекватный, но и сводится к идее борьбы за справедливость против России, якобы унижавшей Украину на протяжении веков. Все это полностью соответствует предельно четкому и ясному определению оснований психологии параноиков у П.Б. Ганнушкина, клинициста, который очень много времени посвятил подобного рода патологиям:

Самым характерным свойством параноиков является их склонность к образованию так называемых сверхценных идей, во власти которых они потом и оказываются; эти идеи заполняют психику параноика и оказывают доминирующее влияние на все его поведение. Самой важной такой сверхценной идеей параноика обычно является мысль об особом значении его собственной личности. Соответственно этому основными чертами психики людей с параноическим характером являются очень большой эгоизм, постоянное самодовольство и чрезмерное самомнение. Это – люди крайне узкие и односторонние: вся окружающая действительность имеет для них значение и интерес лишь постольку, поскольку она касается их личности… (П.Б. Ганнушкин. Клиника психопатий: их статика, динамика, систематика. Н.Новгород, 2000.)

Далее на данном конституциональном основании, статическом, может начаться формирование бреда, уже динамика патологии:

В основе почти всех случаев действительного паранойяльного развития, развития, закончившегося кристаллизацией стойкой бредовой системы, обыкновенно лежит один из двух мотивов: 1) стремление видеть осуществленными свои в действительности неисполнимые желания (большую роль играет также и наличность в психике такого рода людей так называемых сверхценных идей) и 2) борьба за справедливость против действительных и мнимых ее нарушителей. Нередко оба эти мотива действуют совместно, причудливым образом переплетаясь друг с другом. (Там же.)

Первое описанное состояние можно назвать параноидным расстройством личности (психопатией), а второе — паранойей, но дело не в названиях, конечно, а в чудовищной сути состояния новых украинцев — состояния, снять которое уже невозможно, да и нет смысла его снимать.

На примере новых украинцев мы видим воочию, что психология патологической группы, например секты, подчиняется тем же законам, что и психология личности: как личность, так и каждый член секты может иметь определенные свойства характера, стереотипные в секте, а также, разумеется, находиться в бредовом состоянии, ибо это тоже стереотип в данном случае. Секта отвергает и того, кто не разделяет ее идеалы, и того, кто не соответствует стереотипу ее образцового характера. Таким способом сначала в исходной секте формируется психический стереотип, а потом секта расширяется на его основании…

К сожалению, если вы почитаете у Ганнушкина о психологии параноиков, то легко узнаете в них новых украинцев, например:

Это – люди крайне узкие и односторонние: вся окружающая действительность имеет для них значение и интерес лишь постольку, поскольку она касается их личности; все, что не имеет близкого, интимного отношения к его «я», кажется параноику мало заслуживающим внимания, мало интересным. Всех людей, с которыми ему приходится входить в соприкосновение, он оценивает исключительно по тому отношению, которое они обнаруживают к его деятельности, к его словам; он не прощает ни равнодушия, ни несогласия. Кто не согласен с параноиком, кто думает не так, как он, тот в лучшем случае – просто глупый человек, а в худшем – его личный враг.

[…]

В общем, надо сказать, что мышление параноиков – не зрелое, не глубокое, по целому ряду особенностей прямо приближающееся к детскому; это мышление не только субъективное, но и резко аффективно окрашенное: правильно только то, что хочется и нравится параноику. У некоторых параноиков мышление, хотя и в меньшей степени, чем у мечтателей, находится в большей зависимости от непомерно развитой и не сдерживаемой критическим отношением и логикой фантазии, но чаще оно в гораздо большей степени определяется их чрезмерной склонностью к резонерству, т.е. к своеобразным построениям, берущим за основание какую-нибудь одностороннюю мысль и проводящим ее до крайних пределов, невзирая на явные несообразности.

[…]

Будучи, как уже выше отмечено, людьми очень узкими, параноики не отличаются богатством идей: обыкновенно они, ухватившись за несколько понравившихся им мыслей, не могут уже от них освободиться и только пережевывают их дальше на все лады. Что касается эмоциональной жизни параноиков, то уже из всего предыдущего изложения со всею ясностью вытекает, что это – люди односторонних, но сильных аффектов: не только мышление, но все их поступки, вся их деятельность определяются каким-то огромным аффективным напряжением, всегда существующим вокруг переживаний параноика, вокруг его «комплексов», его «сверхценных идей»; излишне добавлять, что в центре всех этих переживаний всегда находится собственная личность параноика. Односторонность параноиков делает их малопонятными и ставит их по отношению к окружающей среде первоначально в состояние отчуждения, а затем,– и враждебности. Крайний эгоизм и самомнение не оставляют места в их личности для чувств симпатии, для хорошего отношения к людям, активность побуждает их к бесцеремонному отношению к окружающим людям, которыми они пользуются как средством для достижения своих целей; сопротивление, несогласие, борьба, на которые они иногда наталкиваются, вызывают у них и без этого присущее им по самой их натуре чувство недоверия, обидчивости, подозрительности, они неуживчивы и агрессивны: обороняясь, они всегда переходят в нападение и, отражая воображаемые ими обиды, сами, в свою очередь, наносят окружающим гораздо более крупные; таким образом, параноики всегда выходят обидчиками, сами выдавая себя за обиженных.

К сожалению, это черты не только паранойяльного характера, но и стереотипного характера «единого украинца», причем совпадения просто буквальны. Это можно листами цитировать, буквальные сходства:

В каждой мелочи, в каждом поступке они видят оскорбление их личности, нарушение их прав. Таким образом, очень скоро у них оказывается большое количество «врагов», иногда действительных, а большею частью только воображаемых.

[…]

Нельзя позавидовать человеку, которого обстоятельства вовлекают в борьбу с параноиком, этого рода психопаты отличаются способностью к чрезвычайному и длительному волевому напряжению, они упрямы, настойчивы и сосредоточены в своей деятельности; если параноик приходит к какому-нибудь решению, то он ни перед чем не останавливается для того, чтобы привести его в исполнение; жестокость подчас принятого решения не смущает его, на него не действуют ни просьба его ближних, ни даже угрозы власть имеющих, да к тому же, будучи убежден в своей правоте, параноик никогда и не спрашивает советов, не поддается убеждению и не слушает возражений.

Если же кто хочет конкретики, описания именно конкретных проявлений характера «единых украинцев», то ныне проделана и такая работа, см. большое собрание украинских мифов, почти все из которых носят откровенный патологический характер (интеллектуальную неадекватность украинских идей способен понять любой образованный человек, никаких специальных пояснений здесь не требуется). Часть этих патологических идей отражает, разумеется, паранойяльное состояние «единых украинцев», описанное выше. Приведем пример анализа убеждений украинцев из разряда «Украинские мифы о России». Вот самые первые строки раздела, и показательно, что сразу же идут паранойяльные выверты:

— Украинцы полагают, что Россия не имеет права на существование.

— Свидомые украинцы считают, что первоначальное, естественное состояние психики и мышления абсолютно любого человека – это прозападное мышление и проукраинские взгляды, а сторонником Путина и «совков» человек может стать только в результате воздействия на него пропагандой из Останкино. Исходя из этого, не считают себя зомбированными и считают зомбированными большинство россиян.

Возвращаемся по данному поводу к блестящей работе Ганнушкина и читаем цитированные выше строки: «В общем, надо сказать, что мышление параноиков — не зрелое, не глубокое, по целому ряду особенностей прямо приближающееся к детскому; это мышление не только субъективное, но и резко аффективно окрашенное: правильно только то, что хочется и нравится параноику».— Собственно, выше и даны два примера того, что является правильным в глазах параноика только потому, что ему это нравится и составляет предмет его желаний, в центре чего, разумеется, находится сам параноик.

Ну, что же еще комментировать в предложенном сборнике? Разве что пальцем тыкать в проявления и в пояснения Ганнушкина… Повторю, многие совпадения просто буквальны.

Следует, впрочем, добавить, что ряд украинских идей может вписаться в иные патологические проявления, например шизоидные (шизоидные психопаты близки по психологии шизофреникам), возможное сходство которых с паранойяльными, впрочем, Ганнушкин отмечает. Таковых будет немного, потому что в общем случае шизоиды заметно умнее параноиков и почему-то образованнее, а новая украинская секта ни ума не выказывает, ни образования. О шизоидных проявлениях тоже можно прочитать у Ганнушкина, но для анализа коротких мифов подойдет отсутствующее у Ганнушкина самое общее свойство шизоидных построений — их ассоциативность. Ганнушкин, впрочем, поминает об этом вскользь, говоря о шизоидах, но не задерживает внимания:

Их эмоциональная жизнь, вообще, имеет очень сложное строение: аффективные разряды протекают у них не по наиболее обычным и естественным путям, а должны преодолевать целый ряд внутренних противодействий, причем самые простые душевные движения, вступая в чрезвычайно запутанные и причудливые ассоциативные сочетания со следами прежних переживаний, могут подвергнуться совершенно непонятным на первый взгляд извращениям.

Шизоид (шизофреник даже более) склонен логический вывод подменять ассоциацией, да еще и затуманивать все «формальным» подходом, отчего тоже возникает неадекватность мысли:

— Украинцы считают русских недоразвитой нацией на том лишь основании, что те еще не создали русское национальное государство протяженностью от Твери до Вологды.

— Украинцы считают, что в России 98% населения – алкоголики.

Первый пример показателен, но в зависимости от смысла, который вложен в слова «национальное государство»: шизоиды любят вкладывать свой смысл во все понятия, даже в общепринятые. И уже вполне шизоидный смысл имеет выражение «недоразвитая нация», так как оно прямо противоречит действительности. Разве может быть недоразвитой нация, культура которой, в отличие, кстати, от украинской, известна культурным людям не только в Европе, но и во всем мире? Ну, можно ли вообразить культурного человека любой в мире национальности, который бы не знал, например, кто такой Достоевский или Чайковский? Русская литература, русская музыка, русская живопись, русская иконопись, русский балет, русский драматический театр и многое иное известны культурным людям по всему миру. И это «недоразвитая нация»? Поняли смысл слов? Увы, на вывод о «недоразвитости» русских способен только шизофреник (шизоид, это почти все равно с точки зрения психологии) — по «формальным» своим основаниям.

По-своему показателен и второй пример: почему же именно 98%, а не 97,6% или 98,1%? Каким образом это было высчитано? Это типичная сложная шизоидная ассоциация с налетом «формализма», который шизоиды просто обожают (в отличие от параноиков — эти, напротив, глубокие «неформалы»).

Вообще, для отличия шизоида от параноика можно предложить самое общее правило: там, где действительность пытаются вывернуть наизнанку при помощи хитрых определений, «формализма», ассоциаций и т.п., действует шизоид, а если действительность попросту оплевывают, полагая себя центром мирозданья и великим примером всему, то действует параноик. Последнее, впрочем, может быть и у шизоида, но все же просто плевать в действительность ему не интересно: человек он обычно мыслящий, в отличие от параноика. И в любом случае патологический тип должен выказывать эмоциональную или интеллектуальную неадекватность и часто неприязнь к действительности, что касается не всех патологических типов, но параноиков и шизофреников точно. Параноик, например, может быть вором, но при этом страстно бороться с воровством в виде коррупции — просто насмерть, причем совершенно искренне (Навальный, конечно). Противоречия в своих действиях он не увидит, а если указать ему на противоречие, то обидится, тоже, конечно, искренне.

Есть, конечно, среди украинской идеологии и прочие патологические проявления, например истерические, вопиющие о внимании к себе любимому, о коих тоже можно прочесть у Ганнушкина, но основу нового сообщества все же очевидным образом составляет паранойяльное мироощущение, стереотип поведения, реакции на раздражения. Да, в социальную патологическую группу «единых украинцев» влились, вероятно, многие патологические типы, все или почти все известные в психопатологии, но основу их, так сказать — евроминимум, составляет паранойяльный тип, не терпящий возле себя «инакомыслия».

Следует также добавить, что ядро обычной патологической группы, секты,— это шизофреник в качестве генератора бредовых идей, окруженный психопатами-истериками, как говорит Ясперс, но «единые украинцы» являют собой нечто новенькое, без шизофреника, т.е. без идей, на одних эмоциях. Ну, можно ли жить без идей — увидим, хотя ответ и без проверки очевиден. «Единые украинцы» — это очень нестойкая патологическая группа, которая развалится при первой же возможности, а то и без нее, без видимой причины, объективной, что нормально для патологической группы.

Таким образом, «единые украинцы» представляют собой патологическую социальную группу, по сути, конечно, секту, которая уже почти подменила собой украинцев как народ, этническую группу. [Вообще-то украинцы никогда не были отдельным этносом, это территориальное деление.] Социальная эта группа очень агрессивно подмяла под себя этническую, преобразовала ее на свой лад, патологический. Это патологическая денационализация, этнический распад украинского народа, причем необратимый, как показано выше.

Причиной же распада являются в первую очередь дегенеративные личности, паранойяльные, поклонники «украинского национализма». Эти патологические личности сформировали и самую социальную группу, которая подменила собой этническую, и бредовую ее систему. Также крайне отрицательную роль в гибели украинцев сыграла американская бредовая идея о том, что можно «построить нацию», подхваченная украинскими дегенератами, «националистами». В данном случае в слово «нация» вложен шизофренический смысл: «нация» — это у них нечто вроде государства… Ну, а раз новые украинцы начали «строить нацию», то естественным образом и построили просто жуткое дегенеративное образование. Увы дегенератам, нация — это естество, а не плод творения рук человеческих, как думают американцы, в чем легко можно убедиться на примере «построения украинской нации», которое завершилось вполне закономерной катастрофой украинского народа — гибелью его от идей и чувств дегенератов.

И наконец, возникает, конечно, вопрос: что делать? Все ли так безнадежно, как сказано выше? Увы, если закоренелого в бреду параноика силой сломать практически невозможно (но можно довести тем самым, стрессом воздействия, до более глубокой патологии, вообще уничтожить), то почему мы должны думать, что способны сломать целое паранойяльное сообщество, устроенное на тех же основаниях психики, что и параноик? Все не просто безнадежно — гораздо хуже. Денационализация украинцев непременно завершится, и воспрепятствовать ей мы не сможем даже силой, даже оккупацией всей Украины… Впрочем, что-нибудь попробовать можно, ибо хуже не будет: хуже уже некуда.

14 декабря 2015