Александр Фирсов
Ценность и полезность по Бем-Баверку
По Марксу полезность вещи или услуги измеряется исключительно в натуральных единицах, и занимается ею исключительно товароведение. А ценность вещи определяется трудом, который общественно необходим производителю при абсолютно средних условиях. Но уже во времена Маркса существовали и другие точки зрения на ценность и полезность.
Посмотрим на то, что об этих категориях, их объективности и субъективности говорит современник Маркса Ойген Бем-Баверк (Eugen Böhm Ritter von Bawerk).
Свои комментарии я дам по ходу цитирования книги Е. Бем-Баверк «Основы теории ценности хозяйственных благ», изданной на русском языке в 1929г.
«Ценностью в субъективном смысле мы называем то значение, какое имеет известное материальное благо или совокупность известного рода благ для благополучия субъекта.
В этом смысле я скажу относительно данного материального блага, что оно представляет для меня ценность, когда я констатирую, что мое материальное благополучие находится в тесной зависимости от него, что обладание им означает для меня удовлетворение потребности, доставляет мне наслаждение, удовольствие или избавляет меня от страдания, которое я должен был бы испытать, если бы не обладал этим материальным благом. В этом случае существование данного материального блага означает для меня выгоду, его утрата означает разрушение моего благополучия, оно для меня важно, оно имеет для меня ценность».
Как мы видим, ценность вещи Бем-Баверк определяет без какой либо связи с количеством труда, которое необходимо продавцу товара или услуги.
«Ценностью в объективном смысле мы называем, напротив, способность вещи давать какой-нибудь объективный результат. В этом смысле существует столько же видов ценности, сколько существует внешних эффектов, на которые мы хотим указать. Существует питательная ценность различных блюд, удобрительная ценность различных удобрительных веществ, эксплозивная ценность взрывчатых веществ, отопительная ценность дров и угля и т. д. Во всех подобных выражениях из понятия «ценность» изгоняется всякое представление о том, какое значение оно имеет для счастья или несчастья субъекта. Когда мы говорим, что буковые дрова обладают более высокою отопительной ценностью, чем сосновые дрова, то этим мы обозначаем лишь тот чисто объективный, внешний, так сказать, «механический» факт, что определенное количество буковых дров дает, в смысле отопления, больший результат, нежели такое же количество сосновых дров. В подобных случаях для обозначения того же понятия употребляют также, вместо слова «ценность», совершенно однозначные выражения «сила» или «способность», которые указывают на чисто объективное отношение между существующими предметами и явлениями; вместо «питательная ценность» говорят, в том же смысли и «питательная сила», вместо «отопительная ценность» - «отопительная сила», вместо «эксплозивная ценность» - «эксплозивная сила» и т.д.
Вместе с тем здесь опять выступает та характерная черта объективного понятия ценности, которую мы отметили в вышеприведенных примерах, а именно, слово ценность может быть без малейшего изменения смысла заменено словом «сила» или «способность», и, действительно, заменяется в очень многих случаях. У англичан наряду с выражением «value in exchange» (меновая ценность, ценность при обмене») существует вполне однозначное выражение «power of purchase» (покупательная сила, меновая способность)»
И здесь у Бем-Баверка появляется конкретный намек на то, что ценность вещи, во-первых, может быть измеряема, и, во-вторых, она может существовать отдельно как способность к обмену и как способность к удовлетворению определенных субъективных потребностей.
«Несмотря на громадную массу затраченных сил, учение о ценности было и оставалось, одним из самых неясных, самых запутанных и всего менее разработанных отделов экономической науки.(1)
(1) Самую яркую иллюстрацию этого положения может дать простое сопоставление различных определений ценности, пользующихся широкою известностью:— «Ценностью называется степень способности данной вещи содействовать достижению человеческих целей» (Р а у). — «Хозяйственная ценность материального блага есть то значение, которое имеет оно для целесознательной деятельности хозяйствующего человека» (Р о ш е р). — «Ценность есть мера власти природы над человеком» (К е р и). — «Ценность есть отношение двух обмениваемых услуг» (Б а с т и а). — «Ценность — это отвердевшее рабочее время» (Маркс)».
И далее Бем-Баверк переходит на разговор не о стоимости или производстве, а о ценности, как о благе:
«Общее свойство всех материальных благ без исключения, — как показывает уже самое понятие о «благе», — состоит в том, что они имеют такое или иное отношение к человеческому благополучию. Но отношение это выражается в двух существенно различных формах. Низшую форму мы имеем тогда, когда данная вещь обладает вообще способностью служить для человеческого благополучия.
Напротив, для высшей формы требуется, чтобы данная вещь являлась не только причиною, но вместе с тем и необходимым условием человеческого благополучия, чтобы, значит, обладание вещью доставляло какое-нибудь жизненное наслаждение, а ее лишение вело к утрате этого наслаждения. Наш язык, богатый и гибкий, выработал особое название для каждого из указанных видов пригодности вещей с точки зрения человеческого благополучия: низшая форма называется полезностью, высшая — ценностью.
Различие существует. Постараемся представить его себе как можно яснее: ведь оно имеет такое фундаментально-важное значение для всей теории ценности.
У обильного источника пригодной для питья воды сидит человек. Он наполнил свой стакан, а воды достаточно, чтобы наполнить еще целые сотни стаканов, — она течет к нему, не переставая. Теперь представим себе другого человека, который путешествует по пустыне. Целый день утомительной езды по раскаленным пескам пустыни отделяет его от ближайшего оазиса, а между тем у него имеется уже только один единственный, последний стакан воды. Какое отношение существует в том и другой случае между стаканом воды и благополучием его обладателя?
Что отношение это далеко не одинаково там и здесь, — ясно с первого же взгляда на дело; но на чем основывается это различие? Оно определяется единственно тем, что в первом случае выступает только низшая форма отношения вещи к человеческому благополучию, именно, простая лишь полезность, а в последнем случае, на ряду с низшею, и высшая форма. В первом случае стакан воды точно также полезен, т. е. способен удовлетворить человеческую потребность, как и во втором случае, —- полезен, вдобавок, в совершенно одинаковой степени.
Рассматривая первый случай, мы найдем, что обладание данным стаканом воды для человека, фигурирующего в нашем примере, не увеличивает возможности единовременного удовлетворения потребности, а лишение стакана воды не уменьшает этой возможности. Есть у него этот стакан воды, — он утолит свою жажду при помощи него, а нет, —так он столь же хорошо удовлетворит свою потребность при помощи одного из сотни других стаканов воды: ведь обильный источник весь к его услугам. Следовательно, он может, если захочет, сделать данный стакан воды средством удовлетворения своей потребности, утоляя жажду именно при помощи этого стакана воды, а не другого; но тут данный стакан воды отнюдь не является необходимым условием удовлетворения потребности : с точки зрения благополучия человека, он представляет собою вещь, без которой можно обойтись, он не имеет существенного значения, он безразличен.
Совсем не то находим мы во втором случае. Тут мы видим, что, если бы у нашего путешественника, едущего по пустыне, не имелось данного, последнего стакана воды, он совсем уж не имел бы возможности утолить свою жажду, он принужден был бы терпеть муки неудовлетворенной потребности, быть может, даже умер бы от жажды. Следовательно, в этом случае стакан воды играет роль не только подходящего средства, но и необходимого условия, conditio sine qua non удовлетворения потребности: с точки зрения человеческого благополучия он существенно важен, он — вещь, без которой нельзя обойтись.
Я нисколько не впаду в преувеличение, если скажу, что установление только что указанного различия между полезностью и ценностью является одним из самых плодотворных и фундаментальных положений всей политической экономии».
Бем-Баверк коротко рассказывает об истории разделения этих понятий:
«Первоначально ценность и полезность рассматривались, как понятия совершенно однозначащие. Впоследствии, хотя экономисты и стали проводить различие между ними, но различие столь туманное, что рассматриваемые понятия отделялись друг от друга только диалектически, по существу же они оставались по-прежнему слитыми в одно.
Так, одни экономисты говорили, что ценность представляет собою познанную, оцененную человеческим умом полезность,2 другие называли ценность степенью полезности. Наконец, ценность начали определять как значение материальных благ для человека. Такое определение являлось огромным шагом вперед».
Бем-Баверк дает свое определение ценности:
«Ценностью называется то значение, которое представляет материальное благо или комплекс материальных благ с точки зрения благополучия субъекта.
Специально указывать в определении ценности на характер и основу этого значения, строго говоря, нет никакой надобности, ибо действительную важность для человеческого благополучия материальные блага приобретают и без того только в одном случае, — именно, когда они становятся необходимым условием, conditio sine qua non благосостояния человека. Однако ж в виду того, что в других определениях ценности, она точно так же рассматривается, как «значение с точки зрения человеческих потребностей», но это значение ошибочно приравнивается к простой лишь способности вещей быть полезными, или же не менее ошибочно ставится в зависимость от расходов, необходимых для приобретения или производства вещи, и т. п., —то мы дадим еще более точное определение ценности, во избежание всяких недоразумений: ценностью мы называем то значение, которое приобретает материальное благо или комплекс материальных благ, как признанное необходимое условие для благополучия субъекта».
Тут перед нами возникает термин «значение», как возможность измерения ценности субъектом не в натуральных единицах измерения, а в субъективном ощущении, которое человек может выражать в своем необходимом времени, которым он может пожертвовать, деньгах, которые он готов заплатить или субъективном отношении этого своего удовольствия к какому-то другому своему удовольствию.
«Если же, несмотря на то, рассматриваемое теперь понятие я называю субъективной ценностью по преимуществу, то этим самым я совсем не думаю отрицать наличность объективных моментов ценности, — я хочу только резче оттенить то громадное и непосредственное значение, какое имеет субъективный момент в ценности, и таким образом подчеркнуть коренное различие, существующее между нашею «субъективной ценностью», с одной стороны, и чисто объективною меновой силой и тому подобными родственными ей понятиями ценности — с другой.
Низшая форма отношения к человеческому благополучию — простая полезность — свойственна всем без исключения материальным благам, высшая же форма — ценность — только некоторым из них. Для образования ценности необходимо, чтобы с полезностью соединялась редкость, — редкость не абсолютная, а лишь относительная, т. е. по сравнению с размерами существующей потребности в вещах данного рода.
Выражаясь точнее, мы скажем: ценность приобретают материальные блага тогда, когда имеющийся налицо запас материальных благ этого рода оказывается настолько незначительным, что для удовлетворения соответствующих потребностей его или не хватает вовсе, или же хватает только в обрез, так что, если отбросить ту часть материальных благ, об оценке которой именно и идет дело в том или ином случае, то известная сумма потребностей должна будет остаться без удовлетворения. Напротив, не при-обретают ценности те материальные блага, которые имеются в нашем распоряжении в таком громадном количестве, что не только при помощи их могут быть вполне удовлетворены соответствующие потребности, но и остается еще, сверх того, известный излишек, который не находит себе употребления и который в то же время настолько велик, что подвергающуюся оценке часть материальных благ можно смело отбросить, не причиняя тем никакого вреда ни одному из лиц, имеющих надобность в этого рода вещах.
Так как хозяйственных забот требует от человека именно приобретение и сохранение тех самых материальных благ, количество которых ограничено по сравнению с человеческими потребностями в них, и так как, с другой стороны, материальными благами, которых имеется налицо больше, чем нужно для удовлетворения человеческих потребностей, может по большей части свободно пользоваться всякий желающий, то вышеприведенные положения можно выразить вкратце следующим образом: все хозяйственные материальные блага имеют ценность, все свободные материальные блага ценности не имеют.
Все свободные материальные блага не имеют ценности, — сказали мы сейчас. Атмосферный воздух и вода для питья принадлежат к разряду такого рода материальных благ. Но ведь без воздуха для дыхания мы не могли бы прожить и пяти минут, без годной для питья воды мы не могли бы просуществовать и одной недели. Стало быть, наше благополучие находится в теснейшей зависимости от этих свободных даровых, не имеющих ценности, материальных благ. Как совместить это?
Отмеченное сейчас противоречие — только кажущееся. Чтобы разрешить его, мы должны обратить внимание на одно обстоятельство, с которым в течение нашего исследования о ценности нам придется встретиться еще не раз, и которое даст нам ключ для разъяснения еще многих загадок. Обстоятельство это заключается в том, что наша оценка одного и того же рода материальных благ в одно и то же время, при одних и тех же условиях, может принимать различный вид единственно в зависимости от того, оцениваем ли мы лишь отдельные экземпляры, или же более значительные количества этих материальных благ, принимаемые за цельную единицу».
Хочу отметить, что в данном примере воздух или речная вода важны для потребителя. И для производителя процесс их продажи обязательно потребует времени на заготовку, хранение, транспортировку и продажу (говоря марксистским языком такие товары как воздух и вода требуют определенного общественно необходимого труда), но просто потому, что эти блага свободные, т.е. труд или необходимое время для их получения покупателем практически нулевой - ценность в экономическом плане для потребителя этот товар в нормальных экономических условиях не представляет.
Современник Маркса Ойген Бем-Баверк (Eugen Böhm Ritter von Bawerk) не соглашался с мнением Маркса о ценности. Он допускал, что ценность может иметь денежное измерение, он допускал, что ценность того или иного товара может различаться в зависимости от того, насколько удовлетворена потребность. Например, он говорит, что ценность одного и того же товара может отличаться для человека даже в зависимости от объема.
Связь потребности и ценности по Бем-Баверку
Я приводил отрывок из книги Е.Бем-Баверк «Основы теории ценности хозяйственных благ», изданной в СССР в 1926 году. Привожу еще один отрывок из этой книги (стр. 25-27), в котором Бем-Баверк продолжает рассуждать о ценности:
«Все свободные материальные блага не имеют ценности, — сказали мы сейчас. Атмосферный воздух и вода для питья принадлежат к разряду такого рода материальных благ. Но ведь без воздуха для дыхания мы не могли бы прожить и пяти минут, без годной для питья воды мы не могли бы просуществовать и одной недели. Стало быть, наше благополучие находится в теснейшей зависимости от этих свободных даровых, не имеющих ценности, материальных благ. Как совместить это?
Отмеченное сейчас противоречие — только кажущееся. Чтобы разрешить его, мы должны обратить внимание на одно обстоятельство, с которым в течение нашего исследования о ценности нам придется встретиться еще не раз, и которое даст нам ключ для разъяснения еще многих загадок. Обстоятельство это заключается в том, что наша оценка одного и того же рода материальных благ в одно и то же время, при одних и тех же условиях, может принимать различный вид единственно в зависимости от того, оцениваем ли мы лишь отдельные экземпляры, или же более значительные количества этих материальных благ, принимаемые за цельную единицу.
Следовательно, взятое для оценки количество материальных благ является в последнем случае необходимым условием некоторого благополучия, а потому за ним должна быть признана и ценность. Это легко показать на нашем примере, приведенном выше. Для нашего сельского хозяина, которому нужно в день десять гектолитров воды и который имеет их двадцать, один единственный гектолитр не представляет никакой ценности. Но количество воды в пятнадцать гектолитров, рассматриваемое, как одно целое, напротив, имеет известную ценность. В это количество входят не только избыток в десять гектолитров, не представляющий никакого значения для сельского хозяина, но и еще пять гектолитров из числа тех десяти, которые необходимы ему для удовлетворения личных и хозяйственных потребностей. Стало быть, без этих пятнадцати гектолитров наш хозяин не может обойтись без ущерба для себя и для своего хозяйства, — они являются необходимым условием удовлетворения его потребностей.
Возьмем такой пример. Положим, что к мельнику одновременно обращаются с просьбами два его соседа: один просит позволения взять из мельничного ручья кружку воды, а другой просит разрешения отвести всю воду из ручья. Если бы у нашего мельника было только одно единственное представление о ценности воды, то по отношению к одному из своих соседей он поступил бы во всяком случае совершенно неправильно. Если бы он считал воду такою вещью, которая всегда и везде имеет одинаковую ценность, -— он бы совсем напрасно не позволил первому соседу взять ничего для него не стоящую кружку воды из ручья; если бы он считал воду такою вещью, которая никогда и нигде не имеет ценности, он бы к большому вреду для самого себя разрешил второму соседу отвести всю воду из ручья. В действительности же у нашего мельника образуется два различных суждения о ценности воды, соответственно двум различным просьбам со стороны соседей: одну кружку воды он признает не имеющею ценности и без всяких разговоров согласится на просьбу первого соседа, но весь ручей он признает вещью, безусловно имеющею ценность и потому отвести ее второму соседу не позволит.
Все сказанное нами сейчас дает возможность легко разрешить то кажущееся противоречие, о котором мы упомянули выше. Свободные материальные блага имеются налицо в громадном изобилии. Все незначительные количества их, не истощающие этого изобилия, согласно сказанному выше, не должны представлять никакой ценности и действительно не представляют, как показывает ежедневный жизненный опыт. Если же, напротив, принять за цельную единицу такую сумму свободных материальных благ, которая превышала бы весь избыток, или если взять всю совокупность материальных благ известного рода, то, как следует из выше изложенного, за этой более значительной суммою, или за этою совокупностью нужно будет признать ценность. Такой-то именно смысл и вкладывается в ту истину, что без воздуха и без воды люди не могли бы существовать. Когда высказывают эту истину, то имеют в виду весь годный для дыхания воздух и всю годную для питья воду, как одно целое, и потому вполне последовательно приписывают этому целому ценность.
Например, для поселения, расположенного в девственных лесах, дрова или отдельные деревья могут быть вещами свободными, даровыми, лишенными ценности. Но если бы у него потребовали, чтобы оно уступило кому-нибудь другому или расчистило под пашню весь лес, доставляющий ему топливо, то оно, несомненно, признало бы за лесом огромную ценность и запросило бы за него большую цену.
…
Но вместо того, чтобы усматривать в этом различии лишь особенную форму проявления одного и того же принципа, экономисты старой школы пришли к мысли о необходимости констатировать два различных вида ценности: абстрактную родовую ценность, присущую целому «роду», как целому, и ценность конкретную, свойственную конкретным экземплярам и незначительным количествам материальных благ при конкретных хозяйственных условиях.
Но именно такую-то ошибку и допускает теория абстрактной родовой ценности, которую вводит, очевидно, в заблуждение то обстоятельство, что выражение «весь род» употребляется в двояком смысле. Когда говорят: «весь род воды имеет ценность», то под этим можно разуметь как то, что вся вода, взятая, как одно целое, имеет ценность, так и то, что всякая вода имеет ценность.
…
Как синоним для полезности, выражение «абстрактная родовая ценность»— совершенно излишне: как конкурент и без того уже двусмысленному слову «ценность», — оно слишком неудобно по своей сбивчивости. Лучше уж оставим совсем этот неудачный и совершенно ненужный для нашей науки термин. Это тем легче нам будет сделать, что народ никогда его и не знал, — он совершенно искусственно привит научному языку посредством научной абстракции».
Как мы видим, Бем-Баверк считает, что ценность у товара для человека может быть разной. Поэтому он предлагает использовать термин полезность. И рассматривать отдельно несколько полезностей товара. Скажем, полезность воды может быть разной в случае использования ее для разных целей: утоление жажды, приготовление еды, утоление жажды домашних животных, полив растений, наслаждение потоком воды в ручье и т.д.
По мнению Бем-Баверка, в зависимости от того, какую полезность человек собирается удовлетворять, приобретая тот или иной товар, он будет способен заплатить различную сумму за товар.
Чуть дальше он напишет: «Величина пользы, приносимой человеку материальными благами, действительно и повсюду является вместе с тем и мерою ценности материальных благ».
Бем-Баверк о связи наслаждения и ценности
Ранее мы рассматривали взгляд Бем-Баверка на связь потребности и ценности.
Сейчас посмотрим на то, как Бем-Баверк связывает ценность и потребность с наслаждением. И как он говорит о том, что эти вещи у человека измеряемы и соизмеряемы.
Бем-Баверк полагает, что наслаждение может быть измеряемо самим человеком и что наслаждение может быть основой меновой пропорции.
Вот как он говорит об этом на страницах 59-80 в своей книге «Основы теории ценности хозяйственных благ», которая издана в СССР в 1926г. приводя очень любопытный пример:
«Спрашивается теперь, по какому же масштабу измеряется ценность материальных благ... Ответ дать нетрудно. Значение такого рода материальных благ для нашего благополучия заключается, вообще говоря, в том, что обладание ими избавляет нас от неприятностей и беспокойства. Избавиться от этих неприятностей и беспокойства для нас, разумеется, тем важнее, чем они значительнее. Поэтому вышеупомянутым материальным благам мы придадим тем большее значение или тем большую ценность, чем больше те неприятности и беспокойства, от которых мы избавляемся при обладании ими.
В каком отношении находится это положение к выведенному раньше закону предельной пользы? При поверхностном взгляде на дело может легко показаться, будто теперь мы опираемся на принцип совершенно иного рода, чем прежде: там речь шла о пользе, здесь речь идет о неприятности или труде. Такое мнение совершенно неосновательно. Наша теория объясняет величину ценности всюду одним и тем же принципом. Она всегда выводит ее из величины той пользы, которая соединяется для нас с обладанием вещью. Но условия хозяйственной жизни отличаются крайнею сложностью и разнообразием, — оттого и вышеупомянутая польза на практике может принимать различные формы: она проявляется то в виде возможности прямого удовлетворения потребностей, то, — и притом гораздо реже, — в виде возможности избегнуть неприятностей и хлопот (оцениваемых ниже положительной пользы). Развивая свой принцип в приложении к этим разнообразным условиям, мы не колеблемся в своем принципе, а только развертываем вполне его содержание.
Согласие двух выводов, сделанных нами из одного и того же принципа, можно проследить и дальше.
Характеристическая особенность теории предельной пользы заключается в том, что фактором, которым определяется величина ценности, она признает наименьшую выгоду, какую только можно допустить с хозяйственной точки зрения. Этот взгляд тоже проводится нами вполне последовательно. Как мы показали выше, рассматриваемые теперь исключительные случаи могут встречаться только тогда, когда беспокойство, от которого избавляет нас обладание вещью, оказывается меньше той положительной пользы (в смысле удовлетворения какой-нибудь нашей потребности), которую может она принести нам, так что избавление от беспокойства на самом деле означает опять-таки наименьшую, настоящую предельную пользу данной вещи. Да и вообще ведь предельная польза, по существу своему, представляет не собственную пользу известной вещи, а ту выгоду, какую мы можем извлечь из другого материального блага, способного заменить эту вещь. Замещается данная вещь, смотря по обстоятельствам, иногда вещами того же самого рода, иногда же, при помощи обмена, вещами совершенно другого рода, а в некоторых специфических случаях это замещение выражается в форме избавления нас от каких-нибудь хлопот или неудобств.
Сущность ценности мы усматриваем в значении вещи для человеческого благополучия. Этим самым мы подаем повод измерять величину ценности величиною разницы в благополучии, —разницы наслаждения и страдания, связанного с обладанием или необладанием вещью. Следовательно, в конце концов нашей теории приходится считаться с явлениями, коренящимися в области человеческих чувств, ощущений».
Дальше Бем-Баверк возражает тем оппонентам, которые говорят, что потребности не являются соизмеримыми величинами:
«Если бы наши потребности действительно являлись несоизмеримыми величинами, тогда была бы совсем невозможна всякая хозяйственная деятельность. В самом деле, всеобщий принцип хозяйственной деятельности заключается в стремлении достигнуть наибольшей пользы при наименьшей затрате сил. Но, спрашивается, каким же образом мог бы осуществляться этот принцип, если бы мы не в состоянии были судить, какая польза больше, какая меньше, или если бы мы не имели возможности определять, соответствует ли данная польза, по своей величине, тем усилиям, которые необходимо употребить для ее достижения? Да и как стали бы мы определять все это, если бы не существовало возможности вообще сравнивать между собою человеческие потребности, желания, ощущения и пр. с какой-нибудь общей точки зрения, приводить их к общему знаменателю и судить об их абсолютной и относительной интенсивности?
В самом деле, так как даже и средств богатейшего в мире человека не хватит для удовлетворения решительно всех его желаний, то у нас не было бы абсолютно никакой точки опоры, чтобы судить, каким именно желаниям и потребностям следует отдать предпочтение, какие нужно отодвинуть на задний план. И, право же, не в шутку, а в серьез, с нами могла бы случиться такая штука, что в один прекрасный день мы умерли бы от жажды, окруженные массой воды, так как, решая вопрос, на что употребить имеющуюся в нашем распоряжении воду, — на утоление нашей жажды или же на орошение наших полей, — мы бы по несчастной случайности отдали слишком исключительное предпочтение последнего рода потребности».
Вот как Бем-Баверк поясняет свою мысль о соизмеримости наслаждений:
«Можно считать вполне доказанным, что мы способны определять, сильнее или же слабее вообще данное приятное ощущение другого приятного ощущения. Точно также не подлежит ни малейшему сомнению, что мы способны судить и о том, на много или же лишь не на много данное ощущение сильнее другого. Но можем ли мы определить величину этой разницы еще точнее, можем ли выразить ее в цифрах? Можем ли мы сказать, что ощущение удовольствия А, например, втрое больше, чем ощущение удовольствия В? Вот вопрос.
Я положительно думаю, что мы можем это делать; или, пожалуй, выражаясь осторожнее, я скажу, что мы по крайней мере пытаемся это делать; мало того, — нас принуждает это делать практическая необходимость, так как только этим путем имеем мы возможность приобрести в бесчисленном множестве случаев точку опоры для разумных практических решений. Бесчисленное множество раз приходится нам в практической жизни делать выбор между несколькими наслаждениями, которых мы не можем получить одновременно, благодаря ограниченности наших средств. При этом обстоятельства складываются нередко таким образом, что в представляющейся нам альтернативе на одной стороне стоит какое-нибудь одно наслаждение, а на другой — множество однородных более мелких наслаждений. Никто не станет отрицать, что в подобных случаях рациональное решение вопроса зависит всецело от нас. Но ведь для такого решения еще недостаточно просто определить лишь вообще, - что наслаждение одного рода больше наслаждения другого рода; недостаточно также сказать, что наслаждение первого рода значительно больше наслаждения последнего рода — для этого необходимо точно определить, какое именно количество более мелких наслаждений соответствует наслаждению первого рода, иными словами— во сколько раз одно наслаждение более другого по своей величине».
На примере двух мальчиков с яблоками и сливами Бем-Баверк иллюстрирует свою мысль:
«Чтобы взять простейший пример, представим себе мальчика, который желает на имеющуюся у него мелкую монету купить фруктов. За эту монету ему дадут или одно яблоко, или шесть слив. Разумеется, он станет сравнивать в уме те приятные вкусовые ощущения, которые дает с одной стороны яблоко, с другой слива. Но для того, чтобы сделать выбор между плодами того и другого рода, мальчику недостаточно решить, что яблоки вообще нравятся ему больше, чем сливы, — нет, для этого он должен дать своему суждению цифровое определение, он должен, именно, выяснить себе, действительно ли удовольствие, доставляемое одним яблоком, по крайней мере в шесть раз больше удовольствия, доставляемого одною сливою. Или видоизменим пример так, чтобы суть дела выступила еще резче. Представим себе двух мальчиков, из которых у одного есть одно яблоко, у другого некоторое количество слив. Последний хочет выменять у первого яблоко и предлагает ему за него несколько штук слив — четыре, пять, шесть. Сравнивая в уме удовольствия, доставляемые яблоком и сливой, первый мальчик не соглашается на такую мену. После предложения седьмой сливы он начинает колебаться и наконец уступает свое яблоко за восемь слив. Что проявляется в этом образе действия, как не выраженное в цифрах решение, что удовольствие, получаемое от одного яблока, выше удовольствия, получаемого от одной сливы, более чем в семь, но менее чем в восемь раз?
Я думаю, что относительно наслаждения, которое можно получить на известную сумму денег, в уме каждого из нас существует определенное количественное представление, которым мы и руководствуемся, в сомнительных случаях при решении вопроса, стоит ли тратить деньги на данное наслаждение, или нет. Само собой разумеется, что величины наслаждения, соответствующие денежной единице, неодинаковы для каждого индивидуума, — для богатого, напр., они меньше, чем для бедного; да и самые виды наслаждений, которые принимаются за мерило, крайне неодинаковы для различных лиц, — у человека, любящего тонкие духовные наслаждения, напр., они совсем иные, нежели у человека необразованного».
И в заключении Бем-Баверк делает следующие выводы:
«Если мы подведем теперь итог всему сказанному выше, то получим следующие положения, которые я считаю непоколебимыми:
Во-первых, наши потребности, желания и ощущения оказываются в действительности соизмеримыми, и притом общий пункт для сравнения их заключается в интенсивности испытываемых нами наслаждений и неприятных чувств.
Во-вторых, мы обладаем возможностью определять абсолютно и относительно степень приятных и неприятных ощущений, которые доставляют нам или от которых избавляют нас материальные блага, и действительно пользуемся этой возможностью (хотя нам и случается впадать при этом в ошибку).
В-третьих, эти-то количественные определения приятных ощущений и составляют основу для нашего отношения к материальным благам, — и притом как для наших теоретических суждений о величине значения материальных благ для человеческого благополучия, а следовательно, и для определения ценности, так и для нашей практической хозяйственной деятельности. — Отсюда следует, наконец, —
В-четвертых, что наука не только не должна игнорировать субъективные потребности, желания, ощущения и т. д. и основывающуюся на них субъективную ценность, но именно в них-то и должна, напротив, искать точки опоры для объяснений хозяйственных явлений. Политическая экономия, не разрабатывающая теории субъективной ценности, представляет собою здание, воздвигнутое на песке. Но подробнее нам еще придется говорить об этом ниже».
Бем-Баверк о формировании цены товаров группы А
Ранее мы говорили о том, что по Бем-Баверку человек сам определяет ценность той или иной услуги или того или иного товара по наслаждению, которое он от этого получает.
Соответственно, в зависимости от того, сколько сил и средств ему надо для того же наслаждения, человек определяет и ту максимальную цену, которую он будет готов заплатить за товар.
Сейчас мы подробно рассмотрим то, как эта мысль развивается Бем-Баверком в его рассуждении о цене товаров группы А (производство средств производства) в книге «Основы теории ценности хозяйственных благ».
Вот что он пишет на страницах 81-96 книги. Начинает он с издержек производства.
«Что издержки производства оказывают сильное влияние на ценность материальных благ, — это факт вполне доказанный и бесспорный. Но как объяснить теоретически это влияние, и, в особенности, как примирить его, не внося двойственности и противоречия в объяснение, со столь же несомненным влиянием, какое оказывает на ценность материальных благ их полезность, — вот задача, над решением которой так много пришлось работать нашей науке. Должен ли быть принцип издержек производства самостоятельным и даже единственным принципом ценности? На этот вопрос отвечает утвердительно школа социалистов, но она впадает при этом в такую массу внутренних и внешних противоречий, обнаруживает такую неспособность примирить резкое несоответствие между жизнью и своим учением, что ее теория не может быть принята ни одним беспристрастным ученым.
Или не является ли принцип издержек производства если не единственным, то по крайней мере самостоятельным принципом ценности, наряду с принципом полезности? И на этот вопрос отвечают утвердительно некоторые теории ценности, которые я назвал бы дуалистическими. У одних экономистов дуализм носит чисто внешний характер, так как они, по примеру Р и к а р д о, дуалистически разделяют только сферу действия двух различных принципов: по их учению, в одной области, — обнимающей материальные блага, количество которых ограничено, монопольные материальные блага и т. п., — всецело господствует принцип полезности, а в другой, — обнимающей материальные блага, количество которых может быть увеличиваемо по произволу человека, — всецело господствует принцип издержек.
Другие экономисты, — как напр. Шеффле, — проникнутое внутренним дуализмом: они рассматривают ценность как результат взаимодействия и принципа полезности, и принципа издержек».
Бем-Баверк начинает рассмотрение своей теории предельной полезности с разделения товаров на две группы - товары для потребления и товары для последующего производства.
«Общее свойство всех материальных благ заключается в том, что они служат для удовлетворения человеческих потребностей. Но только известная часть материальных благ выполняет эту задачу непосредственно,—мы называем их потребительными материальными благами (Genussgüter), — другая же часть материальных благ приносит нам пользу, в смысле удовлетворения наших потребностей, лишь косвенным путем, именно — помогая нам производить другие материальные блага, которые только впоследствии пойдут на удовлетворение человеческих потребностей: материальные блага этой второй категории мы называем производительными материальными благами (Produktivgüter).
Для этой цели мы, по примеру Менгера, разделим все вообще материальные блага на различные порядки или разряды. К первому разряду мы относимте материальные блага, которые непосредственно служат для удовлетворения человеческих потребностей, стало быть — потребительные материальные блага (напр. хлеб); ко второму — те, при помощи которых производятся материальные блага первого разряда (напр. мука, хлебная печь, работа пекаря, требуемая для изготовления хлеба); к третьему — те, которые служат для производства материальных благ второго раз-ряда (зерно, из которого приготовляется мука, мельница, на которой зерно перемалывается, материалы для устройства хлеб-ной печи и т. д.); к четвертому — средства производства материальных благ третьего разряда (земля, производящая хлебные растения, плуг, которым она вспахивается, труд поселянина, материалы для постройки мельницы, и пр.), и так далее, — к пятому, шестому, десятому разряду мы относим те материальные блага, полезность которых, с точки зрения удовлетворения человеческих потребностей, заключается в производстве материальных благ. Мы занимаемся теперь исследованием ценности производительных материальных благ или, выражаясь иначе, материальных благ «более отдаленных порядков». Прежде всего, без всяких доказательств ясно следующее: ценность производительных материальных благ не может ни проистекать из какого-нибудь иного источника, ни измеряться как-нибудь иначе, чем ценность всех прочих материальных благ.
Приобретать значение для нашего благополучия производительные материальные блага в последнем счете могут, подобно всем остальным, только одним путем, именно — принося нам известную выгоду, которой без них мы не получали бы; а так как выгоды, доставляемые нам ими, в конце концов точно также заключаются в удовлетворении наших потребностей, то вполне естественно, что и ценность производительных материальных благ будет высока в том случае, когда от них зависит удовлетворение важной потребности, и будет низка в том случае, когда от них зависит удовлетворение потребности маловажной. В этом отношении все различие между производительными и потребительными материальными благами сводится к тому, что потребительные материальные блага и удовлетворение соответствующих потребностей находятся в непосредственной причинной связи между собою, тогда как между производительными материальными благами и удовлетворением соответствующих потребностей находится целый более или менее длинный ряд промежуточных звеньев, в виде продуктов, производимых с помощью этих материальных благ ближайшего предшествующего разряда».
Далее на нескольких страницах Бем-Бавер детально анализирует, как цена за конечный продукт определяет цену сырых материалов на каждой предыдущей стадии. И делает следующий вывод:
«Ценность заключительного продукта служит основою для определения ценности той группы материальных благ, непосредственным продуктом которой он является, ценность этой группы — основою для ценности группы материальных благ третьего порядка, а эта последняя — для ценности группы четвертого порядка. Таким образом от одной группы к другой изменяется название элемента, которым определяется ценность, но под различными именами действует всегда одна и та же сущность: это — предельная польза заключительного продукта...
Когда мы высчитываем, какое значение имеет для нашего благополучия данное производительное средство, то мы, конечно, прежде всего смотрим на тот продукт, который приобретаем с помощью его, а затем на то, какую важность имеет для нашего благополучия этот продукт. Если мы этого еще не знаем, тогда нам приходится, конечно, пересмотреть все группы одна за другою, пока мы не придем наконец к предельной пользе заключительного члена, непосредственно пригодного для удовлетворения наших потребностей. Но очень часто не представляется надобности в этом. Благодаря прежним оценкам или опыту, представление о ценности продуктов у нас имеется уже в готовом, законченном виде, — тогда мы без дальнейших рассуждений принимаем его за основу для определения ценности производительных средств. Лесоторговец, желающий купить лесу на клепки для бочек, очень быстро справится с определением ценности, какую имеет для него лес: он высчитывает, сколько клепок можно из него сделать, а что стоят клепки для бочек в данный момент на рынке, это ему уже известно; об остальном ему беспокоиться нечего».
Вот что Бем-Баверк говорит о влиянии издержек производства на цену товара:
«Когда мы высчитываем, какое значение имеет для нашего благополучия данное производительное средство, то мы, конечно, прежде всего смотрим на тот продукт, который приобретаем с помощью его, а затем на то, какую важность имеет для нашего благополучия этот продукт. Если мы этого еще не знаем, тогда нам приходится, конечно, пересмотреть все группы одна за другою, пока мы не придем наконец к предельной пользе заключительного члена, непосредственно пригодного для удовлетворения наших потребностей. Но очень часто не представляется надобности в этом. Благодаря прежним оценкам или опыту, представление о ценности продуктов у нас имеется уже в готовом, законченном виде, — тогда мы без дальнейших рассуждений принимаем его за основу для определения ценности производительных средств. Лесоторговец, желающий купить лесу на клепки для бочек, очень быстро справится с определением ценности, какую имеет для него лес: он высчитывает, сколько клепок можно из него сделать, а что стоят клепки для бочек в данный момент на рынке, это ему уже известно; об остальном ему беспокоиться нечего.
Странная судьба постигла в нашей литературе ту мысль, что ценность производительных средств определяется ценностью их продуктов. Эта идея отличается такой необычайной ясностью, что она уже с ранних пор является в уме экономистов как бы сама собою. Мы встречаем ее, между прочим, уже у Сэ, позднее у Германа, Риделя и Рошера. Но этим писателям она представлялась чересчур уж ясною: они считали излишним сперва развить ее, обосновать или же отвести ей строго определенное место в своей системе, — напротив, они пользовались ею, как твердо установленной аксиомой, в тех редких случаях, когда она оказывалась для них нужною. И вот мы наблюдаем такого рода странное явление: рассматриваемая идея оставалась в некотором роде «истиной на случай», о которой иногда вспоминали, а иногда и нет, но которая не проникала в систематическое сознание, а потому и не оказывала никакого влияния на общий характер всего учения о ценности. Implicite верили в нее, explicite доказывали нечто совершенно противоположное ей.
Если не было ни одного теоретика, который при случае не держался бы того убеждения, что ценность производительного средства «виноградник» находится в зависимости от ценности его продукта «вино», то не было, с другой стороны, и ни одного почти теоретика, который в то же время не доказывал бы, наоборот, что ценность продуктов зависит от издержек производства, т. е. от средств производства, потраченных на изготовление этих продуктов. Лишь Mенгеру, с его ясным систематическим умом, суждено было возвести старую «истину на случай» на степень твердого научного принципа.
Наши положения относительно ценности производительных средств мы рассматривали до сих пор лишь как результат действия внутренних причин, в некотором роде как постулат экономической логики. Спрашивается, в каком же отношении находится к этим логическим постулатам опыт? Он подтверждает их. В доказательство этого мы можем сослаться именно на тот самый «закон издержек», который на первый взгляд кажется столь враждебным нашей теории предельной пользы. Опыт показывает, что ценность большинства материальных благ соответствует «издержкам производства» их. Но ведь «издержки производства» представляют собой не что иное, как совокупность производительных материальных благ, — работы, капитала, имущества и т. п., — которые нужно затратить на производство продукта. Поэтому, общеизвестное положение относительно тожества издержек производства и ценности является лишь другою формою для выражения тожества ценности последовательно переходящих одна в другую групп материальных благ различного порядка».
Главный вывод, который делает Бем-Баверк, отличается от того, который пытается сделать Маркс:
«Поэтому, общеизвестное положение относительно тожества издержек производства и ценности является лишь другою формою для выражения тожества ценности последовательно переходящих одна в другую групп материальных благ различного порядка. Мне прекрасно известно, разумеется, что, поскольку речь идет о причине этой тожественности, закону издержек производства дается обыкновенно толкование совершенно противоположное нашему: мы утверждаем, что ценность производительных средств, — следовательно, материальных благ, употребляемых на производство продукта, — определяется ценностью производимых ими продуктов, между тем как обыкновенно понимают закон издержек производства в том смысле, что, наоборот, ценность продуктов определяется высотою издержек производства, следовательно, ценностью производительных средств, потраченных на производство этих продуктов...
...
Но еще важнее не упускать из вида того, что, во-вторых, даже и там, где закон издержек производства имеет силу, издержки производства являются не окончательным, а всегда лишь промежуточным фактором, которым определяется ценность материальных благ. В последнем счете, не издержки производства дают ценность своим продуктам, а наоборот — издержки производства получают ценность от своих продуктов. В приложении к тем производительным материальным благам, которые допускают только одного рода производительное употребление, это ясно, как божий день. Не потому дорого токайское вино, что дороги токайские виноградники, а наоборот — токайские виноградники имеют высокую ценность благодаря тому, что высока ценность их продукта. Этого никто не станет отрицать; зато также никто не станет отрицать и того, что ценность ртутного рудника зависит от ценности ртути, ценность земли, на которой сеется пшеница, — от ценности пшеницы, ценность печи для обжигания кирпича — от ценности кирпича, а не наоборот.
Только благодаря многосторонности употребления большинства производительных материальных благ может получиться обратное впечатление, которое при более внимательном взгляде на дело сейчас же оказывается несоответствующим действительности. Как луна отбрасывает на землю не свой, а заимствованный у солнца свет, точно так же и допускающие многосторонее употребление производительные материальные блага отбрасывают на другие свои продукты ценность, получаемую ими от их предельного продукта. Основа ценности лежит не в них, а вне их — в предельной пользе продуктов».
К сожалению, Бем-Баверк очень коротко описал ту мысль, что не цена товара определяется тем или иным случайно вложенным капиталом и соответствующими издержками производства, а тем, что цена товара определяется потребностью в нем. И что капитал приходит в производство товара только тогда, когда его приход дает столь низкую себестоимость производства, что она она окупает вложение. И что капитал уходит, если нет прибыли, а не цена возрастает, чтобы быть выше себестоимости.
апрелm-июнь 2024