https://vamoisej.livejournal.com/6672670.html

А. Леонидов

«Я-ж-хозяин»!

Описать эти процессы надо бы перу Достоевского или Шолохова, но, за неимением такового, придётся удовлетворится кратким изложением сути дела. Ненаписанный (пока) роман «Я-ж-хозяин» – о роковых и неизбежных мутациях человеческих отношений при поощрении звериных инстинктов человека при капитализме. Вначале вообразите себе благостную картину: энергичный трудоголик, яростный хищник и пассионарий создал предприятие, и все рабочие уважают, ценят его вклад в становление общего дохода. Это он поставил общий котёл, это он развёл под ним огонь. Это он варит общую похлёбку из продуктов, которые ему подносят другие. Это он шеф-повар, который решает, сколько соли бросить, а сколько лаврового листа. А едят из общего котла – все. А он всем разливает – хозяйским половником.

Вначале – пастораль. Хозяин прожорлив – но желудок у него не безразмерный. Хорошо кушая сам с общего котла, он и других не обижает: все тарелки, скажем так, полны. А кому хозяин не долил – сам виноват, и все окружающие понимают: халтурщики и бракоделы и должны быть наказаны! Такие забалуют – все голодные останутся!

К чему я это? Вначале решения радеющего за общий котёл хозяина вполне совпадают с теми решениями, которые принял бы трудовой коллектив на общем собрании. И потому коллектив себя чувствует так, словно бы он сам управляет «Делом Артамоновых».

Кстати, именно тут топчутся агитки "за капитализм": мол, именно это -- и только это -- капитализм и есть!

Но есть одна загвоздка: каким бы справедливым ни казалось решение хозяина – оно, в сущности, не больше, чем его произвол. Только это не все и не сразу понимают. СЕГОДНЯ ему угодно решить так, на пользу общего дела, а ЗАВТРА он волен поступить иначе…

И, по ходу сюжета, начинают происходить НЕИЗБЕЖНЫЕ перемены на распределительном горизонте. Постепенно, невнимательным – так даже незаметно – начинают расширяться потребительские амбиции хозяина, развиваются его потребности. Собирая в свои руки общую выручку, он неотвратимо расширяет кругозор возможностей, начинает думать о приобретении множества вещей, о которых раньше совсем не думал: от гигантских бриллиантов до депутатского мандата. А у семьи его, родни, друзей – думаете, нет растущих амбиций?

Выясняется одна очень простая вещь: денег «достаточно» никогда не бывает. Только тебе кажется, что тебе на всё хватило – бац! – и ты видишь, что появилось ещё одно какое-то заманчивое предложение, и тебе опять на него денег не хватает! А где их взять? Да вот же они: выручка из общего котла, которую ты произвольно распределяешь!

Конечно, если ты больше возьмёшь себе – то рабочим останется меньше, простая арифметика. Но – они же сами виноваты! Рабы ленивые и лукавые! Им бы только жрать – а работать никто не хочет! Вечно их приходится погонять, понукать… Они – если по совести – говорит себе хозяин – и на это не заработали! Я им всегда переплачивал! А не нравится – пусть идут, скатертью дорога, наберу из безработных новых себе!

Постепенно, шаг за шагом «я-ж-хозяин» превращается не просто в прожорливую, но и в бездонную прорву. Чтобы быть щедрым там, где хочется, и с теми, кого любишь – надо же где-то брать, черпать на эти щедроты. На кой чёрт я с ними так щедро делюсь из общего котла?! – думает хозяин, и эта мысль для него неизбежна, как для человека смерть.

Круг за кругом смещаются пропорции: «я-ж-хозяин» выводит всё больше и больше прибыли на сторону, себе, любимому (и другим своим любимым), всё меньшую долю выручки тратит на подручных. При этом самому себе он вовсе не кажется жестоким обиралой.

Психология человека такова, что он объясняет свои вычеты из зарплат тем, что «я строг, но справедлив», «я рачительный», «я вижу, что они – плохо работают», «нельзя баловать бездельников» и т.п. Он – психологически – под свою растущую роскошь подгоняет весьма убедительную (для него) базу.

Он создаёт идеологические химеры – о праве трудолюбивого и предприимчивого брать всё, о том, что люди, работающие по найму – недочеловеки, ленивые и тупые. И вообще: если бы он этих калек, неспособных даже собственный ларёк открыть, не кормил – они бы сдохли. Он – кормилец, благодетель. А кто не верит – вон за ворота, и посмотрю я, как бы ты без меня выживешь!

Хозяин воспринимает себя уже не в роли шеф-повара, окружённого другими поварами. Он воспринимает себя, как единственного «справного» – на котором гроздьями повисли беспомощные и никчёмные иждивенцы. Они раздражают хозяина: вас много, я один. Вам всем жрать хочется, а кормлю только я!

+++

Кроме этого, совершенно неизбежного процесса, связанного с развитием потребительских фантазий, ростом потребностей «того, кто может себе это позволить» – идёт и другой процесс. «Я-ж-хозяин» – человек, как и все. Человеку свойственно уставать. В молодости он был очень энергичен и деловит, и теперь мы видим, что он очень устал.

Он не хочет быть по-прежнему энергичным руководителем – как не хочет он больше быть скромным потребителем. Как потребитель он постоянно растёт, раздувается, а как руководитель – наоборот, скукоживается, мельчает. И это тоже неизбежный процесс: любой человек устаёт, это естественно.

Либералы, кстати сказать, всю плешь нам проели, рассказывая страшилки – как устаёт и портится несменяемая власть. Мол, нельзя одному человеку быть у власти двадцать лет подряд, такая власть сгниёт на корню! При этом либералов совершенно не беспокоит, что власть частного собственника не только несменяемая, но и вообще – наследственная! Политики должны меняться – а собственники нет? Где логика?

Власть – это распределение благ и распоряжение людьми. Где есть ЭТО – там есть и власть. Где ЭТОГО нет – там нет и власти. Понятно, что президент Аргентины что-то распределяет и кем-то распоряжается, но нас с вами это не касается: мы от него не получаем ни благ, ни приказов. Он нам не власть.

Понимая это, мы понимаем, что главная, самая реальная и постоянная власть для трудового человека – это собственник предприятия, где им распоряжаются и в его пользу что-то распределяют, ему что-то выделяют. Президента страны такой человек увидит раз в жизни на торжественной встрече – и то, если повезёт. Президент, сменяемый или несменяемый, для такого человека – скорее миф, чем реальность.

А все проблемы, весь быт человека, вся его реальность – завязаны на той власти, которая непосредственно им командует и непосредственно ему предоставляет средства к существованию. И именно эта – реальная, настоящая власть – у либералов несменяемая и наследственная!

Человек устаёт – всякий. Президент он или хозяин фабрики, фирмы. Частный собственник распределяет свои силы и время самостоятельно – в чём главная прелесть его положения. Однажды проснувшись, он решает, что и так уже вложил в дело слишком много энергии, и теперь пусть дело работает на него. Мол, не пойду сегодня на работу! Имею право!

Если директор школы станет прогуливать – это заметят в РОНО и нахлобучат. А вот если хозяин фирмы на полгода пропал в Куршавеле – кто его накажет? Он же сам вправе решать – где ему быть, и что делать.

«Я-ж-хозяин» всё больше берёт из общего котла, и всё меньше туда вкладывает. Из организатора производства, центральной и незаменимой фигуры – он неизбежно мутирует в зловещего паразита. Сказать ему об этом некому: честных он начинает выгонять, а тех, кто курит ему фимиам, приближать к себе. От постоянного фимиамокурения он становится наркоманом. Он уже не терпит возражений и всё больше убеждается в собственной «гениальности».

Почему он меньше всех работает, и больше всех забирает? Да потому что он гений! Одно движение его пера по бумаге приносит фирме больше пользы, чем годовой труд какого-то слесаря или токаря! Ему достаточно появится в кабинете на полчаса, и он всё «разрулит», а без него там бардак и распад!

И вот заключительные главы. Постепенно хозяин стареет, отходит от дел, может быть – умирает. Приходят ему на смену наследники. А они в корне отличаются от «первородного» дельца. Тот-то пробивался снизу и смолоду познал жизнь. Как бы он потом не испортился – что-то о реальной жизни он обречён помнить.

Богатый наследник чаще всего просто невменяем. Его умственная деятельность формировалась в условиях совершенно неестественной роскоши и запредельных возможностей, которые он – сформировавшись там с детства – воспринимает, как единственную реальность. Богатый наследник не просто презирает людей – он, что хуже, вообще не понимает людей. Ему, как инопланетянину, совершенно чужды и непостижимы их боли и чаяния, их образ жизни и их проблемы. «Нет у вас хлеба – кушайте пирожные» – это девиз над рабочим кабинетом любого из богатых наследников.

Так производство, дело, общий котёл сотен (а порой и тысяч) людей, намертво пристёгнутых к здешним распоряжениям и распределениям, попадает в руки человека невменяемого, неадекватного. Я не говорю, что он обязательно плохой, жестокий и злой!

Роскошь с детства сказывается по-разному. Один в ней вырастает садистом, а другой – наоборот, благолепной тряпкой. Большие возможности и лесть с пелёнок растлевают ребёнка в разные стороны. Иногда это зверюга, истязатель и изувер. А иногда – божий одуванчик, о котором плачут даже те рабочие-большевики, которые волокут его расстреливать…

Продукт среды не виноват, что он складывается таким, какой он есть. Виновата искалечившая его сызмальства среда. Все «детки боссов» разные, но все они – каждый по своему – невменяемы и неадекватны. Жить обычной жизнью обычного человека, жить в норме – они уже неспособны, их уже не переделать.

Невменяемому неадеквату место в «дурке», в лечебнице – а он в силу гримас судьбы оказывается вершителем судеб сотен или тысяч зависимых от него людей-заложников! Это имел в виду грустный поэт Грибоедов, когда написал:

— Ушел... Ах! от господ подале;
У них беды себе на всякий час готовь
Минуй нас пуще всех печалей
И барский гнев, и барская любовь.

Когда человек растлен самодурством, самовольством, самоуправством, когда ему с пелёнок внушали «чувство собственного величия», то, что он существо исключительное и богоизбранное – такой человек в добре не лучше, чем во зле. Даже когда он, повинуясь внезапно обуревшему капризу, пытается сотворить доброе дело – в силу его неадекватности оно оборачивается какой-нибудь гнусностью.

Такой вот ненаписанный роман я вкратце изложил. А теперь без художеств, объясню МАТЕМАТИЧЕСКИ – какие механизмы действуют под этим неизбежным для капитализма сюжетом:

+++

Диалектика жизни заключается в том, что равная для всех выгода одновременно является и равной для всех невыгодой. То есть равноправие – есть взаимное ущемление прав и возможностей.

Это легко понять на математической модели.

Допустим, 100 человек поделили поровну 100 рублей.

Это означает, что каждый, взятый отдельно, не только получил рубль, но и недополучил 99 рублей из наличной суммы. Равная выгода всех есть и равная невыгода каждого.

Теперь представим, что из 100 человек один забрал себе все 100 рублей, а 99 не получили ничего. Здесь очевидно: для получателя выгода максимальна в данной модели, ограниченной 100 рублями.

Но так, по-максимуму, тоже, конечно, не получится. 99 найдут способ справится с одним-единственным.

Поэтому в жизни чаще всего действует модель, в которой узурпатор, захвативший сперва все 100 рублей из 100, делится с 10 или 20 наиболее физически крепкими соплеменниками.

Но им же не выгодно получить 1 рубль – они бы и так его получили в обществе равенства. Допустим, на подкуп 10 человек затрачено по 2 рубля.

Общая сумма – 20 рублей. И 80 осталось у узурпатора.

Если говорить о подкупе 20 человек 2 рублями каждого, по получится 40 у «силового блока» плюс 60 у главного выгодополучателя в данной ситуации.

Жизнь сложнее модели, да и столько одному человеку не нужно. Поэтому в реальности схема дробится на расходы шуточные (например, заведёт себе шута или двух), но благотворительность (выделит кому-то по 10 или по 50 копеек) и т.п.

В определённый момент вся эта сложная субкультура «покупной лояльности несправедливости» вновь встанет перед вопросом «упущенной прибыли». Будет подсчитано, что доходы – далеко не максимальные из возможных, и надо бы «затянуть обществу пояса», чтобы добиться «повышения капитализации активов» доминанта.

+++

Либо оплата труда – закон, либо она устанавливается шантажом и террором.

А в условиях террора и шантажа (т.н. «зарплатного рабства») долги назначаются произвольно. Просто шантажист взял да и выдумал считать, что ты ему должен! Ты можешь соглашаться с этим или не соглашаться – вопрос ведь не в твоём согласии или несогласии, а в длине рук у шантажиста. Достанет – взыщет! А если руки коротки – то не достанет и не взыщет, и повиснет на финансовой сфере «глухарь»: требование возмещения, которое не удовлетворено, и не снято.

Можно ли в таких условиях (предельно-иррациональных) определить объективно кто, кому, чего и сколько должен? Естественно, нет.

Дело в том, что существует уведомительный порядок и разрешительный.

Уведомительный – это когда факт не допускает толкований. Разрешительный – допускает огромную массу трактовок, когда можно вывести и так, и эдак.

Труд в рыночной экономике не является фактом, который неопровержимо можно установить. Ведь, с одной стороны, работодатель-частник не обязан оплачивать ненужный ему труд. Что, разумеется, неопровержимо!

Не могу же я оплачивать любую яму, кто бы и где бы её не выкопал!

С другой стороны, работодатель-частник сам решает, какой труд ему нужен, а какой не нужен. То есть может объявить ненужным (или не соответствующим условиям) вообще любой труд. Заявить, что ты копал не там, где надо, и не так, как надо, но, снисходя к твоей нужде, он готов заплатить тебе четверть от традиционной стоимости таких работ – которую тоже никто не знает, ибо инфляция давно уже обессмыслила все традиционные размеры оплаты…

Человек труда оказывается в состоянии презумпции ненужности. И в таком состоянии он оказывается лёгкой добычей хищников-работодателей (у которых, впрочем, своих проблем в борьбе за выживание выше крыши).

Приходят всякие «паркетные шаркуны» – записные «защитники труда», разные профсоюзные и социал-демократические краснобаи, которые дают трудящимся ненужные и бесполезные советы и принимают ненужные и неработающие законы об их защите.

Вот, скажут, глупый человек: согласился работать за гроши. А зачем соглашался?

А затем, что голодал, а работодатель пригрозил: не хочешь работать, не работай, много таких, как ты, другого найду на МОИХ условиях!

А другой, к примеру, проявил характер. И не согласился работать за гроши. Но какие у него права? Ему общество заявит: бездельник, работать не хочешь!

В рыночной экономике никому ничего не гарантировано. Вот ты старался, упирался, что-то делал, ларёк открыл, товары привозил – и прогорел. Работал с утра до ночи – да ведь ещё и остался должен! Что скажет на такое рыночное общество: твои проблемы!

Понимая, как рискованно в этой среде что-то предпринимать, ты ничего не делал. Общество тебе скажет: так ты же ничего не делал, кто и с какой стати тебе должен? Подлец, ещё и пособие себе просит!

И вот вам два человека. Один работал себе в убыток – и это плохо. А тот, кто не работал – тому тоже плохо.

У обоих ничего нет, у бездельника хотя бы нет долгов – но жить и ему тоже всё равно нечем.

Если не экономика обязана подлаживаться под людей, а людей обязали подлаживаться под экономику, тогда презумпция ненужности всегда с каждым. Начнём с того, что ты нафиг не нужен в жизни, и попробуй, извернись в три узла, доказать, что это не так!

В итоге у людей не только низкий уровень жизни, но и низкая самооценка, куча психологических проблем, как будто не хватает им материальных!

Какое может быть достоинство у человека, который не работает и живёт на подачки, невольно и вынужденно паразитируя на других? Но ведь и наоборот тоже не может быть никакого достоинства: если смертельно боишься потерять работу, цепляешься за неё на любых условиях, и постоянно чувствуешь за спиной дыхание тех, у кого её нет?

+++

Капитализм – страшное, безысходное место. Само инферно. И дай Бог в нём не оказаться. А уж если оказались – то дай Бог ума побыстрее из него выбраться!